Наполеон и женщины - Бретон Ги (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Это доказывает, что народ обладает даром предвидения — ведь Наполеон еще не «грелся в печи» мадам Валевской, когда была сложена эти песенка.
Когда стало известно, что Мария приняла приглашение на обед, волна энтузиазма захлестнула польских патриотов. Для них это согласие означало, что Мария сделала первый шаг к императорской постели. Некоторые из них заявляли со слезами на глазах, что, когда это свершится, они поставят толстую свечу перед образом фамильного святого. Другие решили вывесить на своем особняке национальный флаг. Многие считали, что это будет беспримерное событие, с которым можно сравнить только жертвоприношение Авраама в библейской истории. Короче говоря, все думали, что момент, когда Мария позволит Наполеону разместить свое достояние в ее сундучке, станет великим моментом истории Польши.
Представители временного правительства являлись, чтобы поцеловать руку юной княгини; этот жест одновременно выражал сочувствие, одобрение и благословение ее героическому решению.
Мадам Вобан, опасаясь перемены настроения и возможного бегства Марии, всю ночь дежурила у ее дверей.
На следующее утро под наблюдением мадам Вобан и графа Валевского, Мария была наряжена как на свадьбу.
Потом ее привезли во дворец, где должен был состояться прием. Бедная молодая женщина сразу растерялась от назойливого внимания приглашенных. Все крутились около нее, громко расхваливая ее красоту, изящество наряда, а некоторые уже обращались за протекцией (!). Этот постыдный спектакль совсем расстроил Марию.
Когда вошел император, она побледнела; и опустила глаза.
Наполеон, оживленный и веселый, обходил зал, по своему обычаю наделяя дам. комплиментами скорее военного, чем императора:
— Браво! Какие зубки! Какие глазки! Какая грудь. А вот ноги крупноваты, э?
Остановившись перед Марией, он спросил участливо:
— Вы ведь были нездоровы мадам, а теперь как Вы себя чувствуете?
Эта сдержанность успокоила маленькую графиню; у нее проснулась надежда, что, может быть, она все же сохранит свою честь.
За столом она была посажена рядом с Дюроком, напротив императора. Смущенная направленными на нее взглядами гостей, она совсем не заметила странной жестикуляции императора.
Разговаривая о польских делах, о войне с Пруссией, о политике России, он то засовывал палец в рот, то складывал пальцы под носом в виде латинской буквы V, то слегка постукивал кулаком по голове, то засовывал указательный палец правой руки в левое ухо, и т. п. Собеседники были в особенности поражены тем, что разговор Наполеона, отточенность формул, остроумие парадоксов и блестящая логика не давали никаких оснований подозревать умственное расстройство.
Поэтому они пришли к выводу — несколько поспешному, — что Наполеон подвержен приступам тика.
Этими жестами император вел разговор с Дюроком — они договорились о тайном коде. Император передавал Дюроку, какой вопрос он должен задать Марии.
Наконец, император несколько, раз коснулся большим пальцем своей груди. Дюрок посмотрел на него недоуменно, потом понял и, обращаясь к Марии, спросил, что она сделала с букетом, который император преподнес ей в Яблони.
— Я свято сохраняю его для моего сына, — ответила молодая женщина.
Услышав этот ответ, Наполеон вздохнул с облегчением и почувствовал себя счастливейшим из мужчин.
После обеда он подошел к Марии, не обращая внимания на окружающих гостей, взял ее за руку.
— Нет, нет, с таким нежным взглядом, выражающим чудесную доброту. Вы не можете, меня больше мучить, или Вы действительно самая бессердечная женщина и жестокая кокетка.
Когда он, в сопровождении Дюрока, вернулся в свои покои, члены правительства сразу окружили Марию:
— Это же просто чудо! Он никого не видел, кроме Вас! Какие пламенные взгляды он Вам бросал! Вы одна можете помочь возрождению нашей страны. Думайте только о деле нашего народа!
В эту минуту вошел Дюрок и протянул Марии письмо. Доброе вино, выпитое за обедом, настроило его на лирический лад, и он воскликнул:
— Можете ли Вы отказать тому, кто никогда не терпел поражения? Сейчас его слава окутана облаком грусти, даруйте же ему миг счастья!
Гости зааплодировали, Мария залилась слезами. М-м Вобан взяла письмо, упавшее на колени Марии, вскрыла его и, ко всеобщему удовольствию, громко прочитала:
"Есть минуты, когда высокое положение мешает быть счастливым, и в этом сейчас моя беда. Как описать мое страстное желание положить к Вашим ногам мое сердце и силу обстоятельств, которые препятствуют этому? О… если бы Вы захотели, Вы могли бы преодолеть разделяющие нас препятствия. Мой друг Дюрок поможет Вам в этом.
О! Придите же! Придите! Вашей родине не будет ущерба, если Вы сжалитесь над моим бедным сердцем. Н."
Удрученная дерзкой откровенностью этого призыва, Мария опустила голову.
— Делайте со мной, что хотите, — едва выговорила она.
Патриоты рассыпались в благодарностях.
В тот же вечер ее отвели к императору. Послушаем свидетельство Констана.
"Она обещала приехать к императору между десятью и одиннадцатью вечера. Значительное лицо, с которым договаривался я, получило приказ привезти ее в карете в назначенное место.
Император, в ожидании, прохаживался большими шагами и выказывал признаки волнения и нетерпения, поминутно спрашивая, который час.
Когда она прибыла, я ввел ее в комнату императора ; она едва держалась на ногах и, дрожа, опиралась на мою руку. Я ввел ее и удалился вместе с тем лицом, которое ее привезло.
Во время своего тет-а-тет с императором м-м Валевская так плакала и рыдала, что мне было слышно в дальней комнате, и ее стоны раздирали мне сердце. Быть может, император так ничего и не добился от нее в это свидание.
Его Величество вызвал меня в два часа ночи. Мария Валевская горько плакала, прижимая к глазам платочек. То же лицо увезло ее, успокаивая по дороге и обещая, что более она во дворец не вернется.
Дома плачущая Мария написала своему мужу:
"Вы станете упрекать меня, Анастас, за мое поведение, но Вы должны упрекать только самого себя. Я должна раскрыть Вам глаза. Увы! Вы были ослеплены тщеславием и патриотизмом и не почувствовали опасности.
Прошлой ночью я провела несколько часов с… Ваши политические друзья должны Вам подтвердить, что это они послали меня. Мне удалось остаться безупречной, но я обещала приехать вечером. Обещала, но не поеду ни за что, потому что поняла, что меня ожидает".
На следующий день к Марии Валевской явилась придворная дама с букетом цветов и бриллиантовым колье.
Молодая женщина бросила на пол футляр с драгоценностями. Невозмутимая посредница развернула и прочитала письмо в сентиментальнейшем стиле, достойном парижской мидинетки:
«Мария, моя нежная Мария, я думаю только о тебе, я страстно хочу увидеть тебя снова. Ты придешь, не правда ли? Ты обещала мне. Если ты не придешь, орел сам прилетит к тебе. Ты будешь на обеде, возьми с собой букет, который я тебе послал, и посреди чуждой толпы мой букет станет звеном тайной мистической связи между нами. Я прижму руку к груди, и ты поймешь, что мое сердце принадлежит тебе; ты сожмешь в руке букет, и мы поймем друг друга».
Мария явилась на обед без букета, но вечером патриоты Польши добились, чтобы она снова приехала к императору.
— Вы опоздали, опоздали, — резко сказал ей мамелюк Рустан. — Император рассержен. Вам придется ждать долго, долго. Может быть, он примет Вас.
Наконец, он ввел ее в гостиную, где император грелся у камина. Решительно, но не поднимая на него глаз, она положила на стол коробочку с бриллиантами.
— Да простит меня Ваше Величество, — тихо оказала она, — но я не люблю драгоценностей. А это украшение к тому же чрезмерно дорого для подарка.
— На…ть мне на то, что Вы любите, а что не любите!
Он подошел к ней, внимательно оглядел ее костюм — манто, шапочку, вуаль, перчатки и черные сапожки — и раздраженно вскричал:
