Дневник отчаявшегося - Рек-Маллечевен Фридрих (чтение книг txt, fb2) 📗
На это у Река-Маллечевена есть что возразить. Немало мест в его дневнике этим возражениям (на гипотетическое обеление Пруссии от врожденного ей нацизма) и посвящено. Не будем длить этот бесплодный спор. Правы и пруссаки, и баварцы. И Пруссия, и Бавария (как и вся Германия в целом) несут ответственность за антропологическую катастрофу ХХ века — немецкий нацизм. Свободны от этой ответственности отдельные немцы (баварцы или пруссаки), кто так или иначе, но сопротивлялись озверению нации, будь то баварцы Софи Шолль и Рек-Маллечевен, будь то пруссаки фон Штауффенберг и Хафнер или саксонцы Гёрделлер и Нимёллер.
Повторим: Рек-Маллечевен — баварец, влюбленный в свою родину, в свой родной город Мюнхен, и потому еще так ненавидящий нацистов, превращающих Баварию и Мюнхен в помойку для безнаказанного, безответственного, малообразованного хулиганья.
Аристократ
Рек-Маллечевен — прирожденный аристократ. Настоящий аристократ. Хорошее воспитание, великолепные манеры, развитый вкус, вежливая, красивая литературная (даже если она устная) речь впитаны им с молоком матери, вколочены дивизиями гувернанток, гувернеров и домашних учителей. Нацисты отвратительны ему своей грубостью, жлобством, низкопробными шутками (он с великолепной точностью определяет стиль их пропаганды и публицистики: «сутенерский язык»), своим зашкаливающе дурным вкусом. В каком-то смысле он мог бы перефразировать шутку Абрама Терца: «У меня с нацистами эстетические разногласия».
Если бы Рек-Маллечевен знал определение фашизма, данное этому явлению американским драматургом Артуром Миллером в пьесе «Это случилось в Виши»: «Фашизм — это хамство. Это целый океан взбунтовавшегося хамства», — он бы согласился с этим определением. Однако наибольшее омерзение вызывает у Река-Маллечевена то, что эти хамы, эти жлобы, этот подворотничный плебс всерьез воображают себя элитой. Строят дворцы (в стиле «цыганского барокко»), окружают себя слугами, выдумывают себе родословные. Рассказывают о возрождении славы древней рыцарской Германии. Претендуют на то место, которое он (Рек-Маллечевен) занимает по праву. И не только по праву происхождения.
Рек-Маллечевен вполне может согласиться на простонародную грубость крестьянина или пролетария. (Впрочем, настоящие крестьяне и настоящие пролетарии не так уж часто бывают грубы.) Для его дворянского сознания грубость тех, кто принадлежит к другому классу, другому сословию, нормальна, естественна. Но пошлость, грубость тех, кто претендует на звание дворян, рыцарей, аристократов, для него невыносима.
Прирожденный аристократизм Река-Маллечевена, его принадлежность к кругам элиты важны еще вот в каком отношении. Ноябрьская революция 1918–1919 годов в Германии была одной из самых парадоксальных революций в истории. Эта революция кардинально изменила общественно-политический строй, фактически оставив старую элиту (чем подготовила свое оттянутое во времени поражение, куда более горькое, чем разгром Парижской коммуны). Даже в этом отношении нацистский переворот («революция отвратительного вида», Ю. Тынянов) был радикальнее. Одна часть элиты кайзеровской Германии и Веймарской республики — евреи и люди явных откровенных демократических и либеральных убеждений — была изъята бесповоротно. Другая часть — консерваторы или аполитичные специалисты — так и оставалась элитой. До поры до времени. Для каждой из оставшихся элит время конца было разное: для кого 37-й, для кого 39-й, для кого 41-й, для кого 44-й.
До этих времен Рек-Маллечевен, вхожий в круги элиты, был весьма информирован. Отправленный в отставку бывший министр финансов (финансовый гений Веймарской республики и нацистского рейха до 1941 года) Яльмар Шахт не держал язык за зубами, когда беседовал со своим другом, Реком-Маллечевеном. Сестра нациста первого призыва (эмигрировавшего в 1937 году в США — даже ему стало невыносимо в рейхе) Ганфтштенгля, Эрна, рассказывала Реку-Маллечевену об обстоятельствах ареста Гитлера после провала Пивного путча. (Гитлер скрывался от ареста в доме Ганфтштенглей.)
Рек-Маллечевен был весьма информирован относительно элиты и кайзеровской Германии, и Веймарской республики, и даже Третьего рейха. Эта его информированность позволяет пролить свет на обстоятельства прихода Гитлера к власти. Разумеется, в то, что записывает Рек-Маллечевен со слов не названного им собеседника, трудно поверить. Но поверить в это можно. Я — по крайней мере — поверил. Это настолько важный эпизод и дневника, и истории Германии, что я рискну пересказать его с собственными пояснениями.
Отступление
Решение рейхспрезидента Веймарской республики Пауля фон Гинденбурга (1848–1934) назначить Гитлера канцлером (то есть главой правительства) выглядит странным. Не менее странным выглядит то, что после поджога рейхстага Рейхспрезидент подписал закон о защите отечества, фактически аннулирующий конституцию страны и отдающий всю власть в Германии Гитлеру и нацистам. Мало того что после первой встречи с будущим фюрером рейха старый барон и маршал сказал: «Да у меня скорее рука отсохнет, чем я дам этому богемскому ефрейтору формировать правительство!» — Гинденбург был в курсе того, как именно его «молодой друг» (так его называл Гинденбург) генерал Курт фон Шлейхер (1882–1934) намерен защитить Германию от нацистской и коммунистической угроз.
В рейхстаге две самые большие фракции — коммунисты и нацисты. Это заклятые друзья. Не переставая убивать друг друга, они нет-нет да принимались сотрудничать во имя сокрушения плутократической Веймарской республики. Берлинская стачка транспортников 1932 года, парализовавшая Берлин, — совместная акция нацистов и коммунистов. На трибуне перед митингующими забастовщиками стояли руководитель берлинских нацистов, Геббельс, и руководитель берлинских коммунистов, Вальтер Ульбрихт (будущий глава ГДР).
У Курта фон Шлейхера был план. Рейхспрезидент (по конституции) может, не согласовывая с парламентом, назначать рейхсканцлера. Если парламент будет сильно возмущаться, то рейхспрезидент его распускает и назначает новые выборы. Шлейхер (последний перед Гитлером рейхсканцлер) предложил Гинденбургу такой план. В ответ на возмущенные запросы парламентариев по поводу действий его Кабинета Рейхспрезидент распускает парламент, и в этот исторический миг он (Шлейхер), опираясь на рейхсвер, часть нацистской партии (братья Штрассер) и профсоюзы, совершает военный переворот. Устанавливает жесткий автократический режим, наподобие санационного режима Пилсудского в Польше.
Во время последнего обсуждения этого плана Гинденбург отказался от его воплощения и назначил Гитлера рейхсканцлером. (В «ночь длинных ножей» генерал фон Шлейхер и его жена были убиты одними из первых.) Рек-Маллечевен (со слов не названного им собеседника) объясняет странное решение Гинденбурга. Сын Пауля фон Гинденбурга, Отто, был сильно замазан в финансовых аферах Веймарской республики. В частности, в деле «Фонд помощи Восточной Пруссии» (фонд этот главным образом поддерживала одно прусское имение: имение семьи Гинденбург). Гитлер через своих людей узнал детали и дал понять старому маршалу: или делу дадут ход (сначала в прессе, потом в суде), или я — рейхсканцлер и финансовая безопасность семьи гарантирована. Гинденбург согласился на второй вариант. Сдал страну нацистам в обмен на безопасность своей семьи.
Согласитесь, острый алмаз вытянул Рек-Маллечевен на поверхность своего дневника.
Писатель
Рек-Маллечевен — писатель. Хороший, профессиональный писатель. С чувством юмора, великолепным владением словом, острой наблюдательностью, умением свои наблюдения сделать зримыми для читателя. Он много путешествовал, от Африки до Северной России. Оттуда, из этих путешествий, — неожиданные метафоры. Он рассказывает о том, как услышал отвратительный звук (перепившийся эсесовец выбросился из окна гостиницы на мостовую): словно бы в Африке ты наезжаешь машиной на кучу раздувшихся от яда огромных змей — они лопаются под шиной с таким же звуком — замечает Рек-Маллечевен. Читатель этот звук не просто услышит. Он его не забудет.
