Смерть, любовь и мужчины Елены Майоровой - Радько Наталья Ефимовна (читать книги бесплатно полностью .txt, .fb2) 📗
Не стреляйте в пианиста… Убитые и убиваемые актеры. Как нам стыдно, как им страшно читать очередную расхожую газету, которую ее аудитория вычислила по запаху и по своей потребности в таком запахе. Эти сплетни о живых и мертвых знаменитостях, которые покупают у последних мерзавцев. Противно даже называть фамилию бывшего почти актера, который продает самую отвратительную клевету о Елене Майоровой. Эти преследования живых актеров, удачные попытки превратить их проблемы и беды в кромешный ад. Все помнят, как гонялись корреспонденты газеты «Жизнь» (или «Твоя жизнь», это вроде одно и то же, но есть у них какой-то нюанс) за смертельно больным Александром Абдуловым. Это чудовищное смакование несчастья Николая Караченцова, санкционированное и даже инициированное его не менее чудовищной женой. Сейчас то же одиозное и в силу этого востребованное издание охотится за Евгением Мироновым. У этого большого актера тоже проблемы с выходом из роли. Он борется с депрессией перехода, обращается за помощью к медицине, а там, в больнице им. Кащенко, уже хватают всех за фалды крайне, кстати, безграмотные и косноязычные «журналисты», чтобы порадовать таких же читателей приятными тем новостями.
Никого просто не беспокоит, что когда-то отважная, самостоятельная, целеустремленная Лена Майорова, которая и мента могла «отметелить», и пистолетом кого-то попугать, в результате сожгла все-таки себя. Впрочем, вполне возможно, что кому-то не хватает сожженных жизней.
ГЛАВА 38
(УКРАДЕННАЯ КНИГА)
23 февраля 1998 г.
«Ты всегда поздравляла меня, делала подарки в этот день. Тебе нравилось, что я служил в армии и являюсь офицером запаса. Все ж таки мужик. Пока был жив папа, мы обязательно садились за стол. Сегодня полгода, как тебя нет. Ужасно много. Савичев с утра подарил мне пижаму, а я даже забыл его просто поздравить. Света звонила с кладбища: у тебя много цветов. Приезжали Анжела с Наташей Егоровой, помянули тебя красным вином. Наташка смешная — вошла в комнату с долларами в руке, сказала: «Это мой долг Лене». А мне все хуже и хуже. Потом были Салимой с Ирой Мелешкевич, только вчера из Испании. Толедо, Сарагоса, Барселона. А ночью из Бильбао звонила Марина Шиманская, они с Альгисом смотрели видеокассету 94 года, говорила: «Поехали, Сережа, в девяносто четвертый год!» Вечером пришел Мочалов, сидел и молчал».
26 февраля
«Такое впечатление, что все, что было с тобой и со всем человечеством, — твой собственный вымысел».
1 марта
«Прощеное воскресенье.
Прости меня, Леночка».
5 марта
«Дневник не нужен! Каждый день одно и то же. Утром — недоумение, перерастающее в ужас: что? Лена!
Анемия не спасает. Все незачем и ни к чему, если Леночки нет. Теперь все, как в детском отчаянье, что мир бессмыслен. Но мы ведь встретились, забыли отчаяние — зачем? Чтоб опять в отчаянье? Бог с ним, с отчаяньем. Не пугают ни слово, ни его смысл. Ничего не боюсь.
Страшно именно тогда, когда уже ничего не боишься».
6 марта
«Знаешь, чем я занимаюсь с помощью ядов? Пытаюсь тебя забыть.
Стоит мне закрыть глаза, как вижу твои — то ласковые и внимательные, то безумные, но чаще беззащитные. Закрываю глаза — вижу твои глаза. Потому и не закрываю. Лежу с вытаращенными, пока яды не начинают свое дело: тогда вижу сразу небо, желтый песок и кого-то в тени, кто мне улыбается, этот кто-то все время меняется, то я узнаю его, то нет, но вспомнить, кого я узнавал, сейчас не могу, да и недолго его вижу, а потом перед глазами все, что угодно, главное, что там ты не умирала. А потом я просыпаюсь, вялый и безвольный, неспособный ни к каким чувствам. Вот так вот: ничего не чувствую и ни о чем не думаю. Зомби. Жизнь без любви бессмысленная и ненужная. А была ли ты?..»
10 марта
«Господи, Леночка, пока ты была рядом, я не мог даже предположить, что такое тоска. А длящаяся месяцами? Раньше мог бы написать — «неизбывная». Непроходимая, неизбывная, неиссякаемая во сне и наяву, настоящая тоска…
Не буду больше писать, потому что не хочу быть ни хоть как-то, ни хоть каким-то. И, наверное, пора замолчать. Не говорить ничего, ни с кем. Молчать. Молчать, чтобы хоть что-то осталось. Страшно сидеть в двадцать третьем августа — а буду сидеть в нем до конца дней своих, вот что я знаю. Это мое единственное знание».
16 марта, 1.03 ночи.
«Тихо — и уже привычно тихо — куда-то испаряется жизнь. Зайдешь иногда на кухню, а чайник вскипел. Как хорошо не отвечать ни на чьи вопросы. Не звонит телефон. Не нужно покупать холсты и подрамники. Выдвинул днем ящик в серванте, а там Ленины лекарства, выдвинул другой — нитки, иголки, мотки шерсти, папка с проспектами Тенерифе. Леночка очень аккуратная — всегда привозила карты, программки, экскурсионные проспекты, афишки, поздравления. Все так и лежит.
Я умру — что-то тоже будет лежать, кто-то, дай Бог, будет говорить: это Сережино. Некоторое время. Потом куда-то расползется, забудется…»
18 марта
«Сегодня по каналу «Культура» будет фильм «Воспоминания о Лене Майоровой»… Я, если честно, и фильм о тебе уже посмотрел, а вот спокойненько пишу. Ну чего мне о нем говорить — нечего, Леночка. Нет тебя там почти. А кто-то, я знаю, глядя его, плакал — правда-правда, мне звонили…»
27 марта
«Леночка, родная, я поздравляю тебя с днем театра. Тетрадь заканчивается. Я люблю тебя».
23 мая отмаялся Сергей Шерстюк. Они уходили, как жили: она сгорела, он остался, чтобы рассмотреть и зафиксировать каждую минуту жизни без нее. То есть свою собственную смерть».
Опустела без них земля. Остались лишь вопросы: вы встретились? Вы вместе? Вам Там легко? И тайные знаки.
Кто-то верит в непонятную связь событий, кто-то скептически называет это выдумками людей, помешанных на мистике. Не буду повторять, сколько странных, тревожных событий и знаков можно найти не только в жизни и смерти Лены Майоровой, но и в судьбах тех, кто так или иначе был с ней связан. Я не отношусь к поклонникам мистических толкований. Но, вглядываясь в эту жизнь издалека, не могу не чувствовать трагическое поле этой личности. Мне кажется, оно действительно могло влиять на людей и события. И, возможно, в этом нет никакой мистики. Нам просто не хватает знаний, чтобы позволить себе что-то утверждать. Причем после ее смерти это влияние не прекратилось. Что-то тяжелое стало происходить практически со всеми людьми, которые были к ней близки. Странные, почти непреодолимые препятствия возникали у многих съемочных коллективов, которые делали фильмы и передачи о ней. Чего стоит один случай с каскадершей, которая должна была в документальном фильме реконструировать проход горящей Лены через двор. Она чуть не сгорела в своем огнеупорном костюме за какие-то минуты, была с ожогами доставлена в больницу.
Я, как и многие, совершенно нейтрально относилась к этим рассказам. Разумеется, в первую очередь думаешь о случайностях, цепи совпадении.
Даже не знаю, почему во мне возникло сопротивление, когда издательство заказало мне книгу именно о Елене Майоровой. Она мне была очень интересна, я даже для себя хотела бы получить о ней как можно больше информации. Я предлагала другие темы, издательство остановилось все-таки на этой. Мы подписали договор на достаточно короткий срок, я была уверена, что он оптимален для данного объема. То есть я знала это. Начала погружаться в материал, и вы можете мне не поверить, но что-то стало постоянно происходить. Какие-то чужие сны, тяжелое, напряженное настроение, все это можно легко понять, учитывая трагизм темы. Но потом началась череда практически необъяснимых несчастных случаев. Отдельно все бывает. Но тут как-то сразу, один за другим. Собака дернула за поводок, даже не особенно сильно, а рука оказалась травмированной на несколько месяцев. Ни на чем поскользнулась на чистом полу на кухне и ударилась виском об острую металлическую планку плиты. А один эпизод просто перепугал насмерть. Поставила сковородку на маленький огонь, тут же плеснула капельку масла, как делаю много лет, разогревая кашу собакам, и вдруг почувствовала ужасную боль в области груди. Была в застегнутом халате, на нем никаких следов. Расстегнула — на левой груди большой волдырь. Это могут подтвердить мои подруги, которые прибежали оказывать первую помощь после моего отчаянного звонка. Оказали. Волдырь быстро сдулся. Но до сих пор — уже месяца два — на левой груди темно-красное пятно с абсолютно ровными краями. Может быть, странно не то, что это произошло, а то, что я сразу начинала думать о том, что залезла на чужую и все еще очень охраняемую территорию. Два раза я принимала решение прекратить эту работу. Прерывалась на несколько недель. Презирала себя за слабость и непрофессионализм. Ничего подобного со мной не случалось за всю жизнь. Наоборот — проблема всегда была в том, чтобы оторваться от любой работы. Но, пытаясь забыть на время о Майоровой, я только мучила себя. Я все время чувствовала, как меня тянет к компьютеру. Как-то болезненно, что ли, тянет.
