За Волгой земли для нас не было. Записки снайпера - Зайцев Василий Григорьевич (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Сидоров встал, спокойно окинул взглядом присутствующих. Вид у него внушительный: крупные черты лица, большой с горбинкой нос, подбородок крупный, волевой, светло-русые волосы зачесаны назад, грудь широкая, плечи крутые. Прежде чем начать речь, он вынул из кармана кисет и принялся скручивать «козью ножку».
— Чего же ты молчишь, раз встал, так говори, — сказал кто-то.
— Аль ты не видишь? Я цигарку кручу да с мыслями собираюсь. А цигарку крутить и речь говорить я не умею.
Выпустив струю дыма, Сидоров посмотрел на Кострикова, покачал головой и одним духом выпалил:
— Вы слыхали, этот цыпленок с меня пример брать не желает? Разве я прошу тебя: возьми с меня пример? Только переступил порог войны и, как сверчок в хате, надоедает. Вот ты у меня посвистишь, я тебе нарву уши, а делать будешь так, как я говорю.
Спрашиваю Сидорова:
— Что же у вас там вышло?
— А пусть он сам и рассказывает, раз начал. Я постарше его, мне и поправлять его.
Комсомольское собрание вроде уходило в сторону, но любопытство донимало каждого, хотелось знать, что же все-таки произошло между Костриковым и Сидоровым.
Поднялся Костриков.
— Два дня тому назад, — сказал он, — фашисты мелкими группами начали продвигаться по склону высоты. Их прикрывали пулеметы справа и слева. Я начал клинить пулеметы, а Сидоров в это время стреляет фашистов, увеличивает свой персональный счет. В то время, пока Сидоров увеличивал свой персональный счет, фашистские пулеметчики тяжело ранили четырех наших солдат. Останутся они живые или нет — это еще вопрос. Сидоров личное считает выше жизни товарищей.
— Война без жертв не бывает. При чем тут я? — оправдывается Сидоров. — Из тех пулеметов, что были против меня, фашисты почти не стреляли, они как приманка на бруствере стояли. Не поспели приладиться к пулемету, как я каску вместе с головой продырявил.
Как ни оправдывался Сидоров, мы вынесли ему порицание. В ту же ночь я пошел с ним на его участок. Замаскировались на площадке водосточной расщелины оврага Долгий и стали вести наблюдение в сторону гитлеровского дзота. Пулемет из фашистского дзота отбивал равномерную дробь, трассирующие пули веером прошивали темноту на широком фронте.
— Почему ты не сказал, что тут есть ночной пулемет? — спросил я Сидорова.
— Пули этого пулемета нас не тронут, — ответил он.
— Ах, вот как ты мыслишь, — возмутился я. — Завтра же проси перевод в другую часть.
Ночью я притащил сюда бронебойку и двумя выстрелами заткнул глотку ночному пулемету. Мне помог решить эту задачу Охрим Васильченко.
Перед рассветом за мной прибежал связной:
— Вызывает начальник штаба батальона.
Повременив немного, мы с Охримом направились сначала к своему блиндажу. Послышались встречные шаги. Васильченко и я прижались к стенке окопа. Солдаты из тыла несли завтрак. Прошли рядом и не заметили нас. Вот она, сила маскировки!
Около нашего блиндажа толпились незнакомые люди. Все, как один, курили. Пахло крепким дымом.
— Что вы тут столпились, расходись! — скомандовал я хозяйским тоном. Лишь на одного не подействовал мой голос. Передо мной, широко расставив ноги, стоял здоровенный солдат. Хотя ростом он и не взял, но в плечах — косая сажень. Сила чувствовалась в этом солдате, да и характер, видать, задиристый. Все расступились, все услышали меня, а он стоит, как столб. Я потрогал его за плечо. Не поворачивая головы, он пробасил:
— Ну, что тебе?
— Идем в блиндаж.
— Меня туда не просят.
— А раз не просят, что в пустую гильзу глаза пялишь?
— Я не пялю, — ответил солдат, — а слушаю.
— Зачем напрасно ушами хлопать? Собрались тут и ждете, когда полетят фашистские гранаты.
— Ты смотри, петух невелик, а какой широкий в перьях, раскудахтался. Может, крылышки подрезать, чтоб не отрывались от грешной земли?
Из блиндажа вышел лейтенант Федосов. Увидев меня, он сказал:
— Я тебя жду.
— В честь какого праздника собрался здесь митинг? Все посты оголены перед носом противника.
— Ты зря горячишься. Это штурмовая группа, так сказать, резервная. Где какая заваруха, стычка, так мы сразу на тот участок эту группу двинем.
По дороге к штабу батальона лейтенант рассказал мне о назначении подвижных штурмовых групп.
— В них подбираются самые отчаянные и крепкие люди…
— Понятно, — ответил я, — один из таких вот только сейчас собирался обрезать мне крылья.
— Не обижайся на него, это хороший бронебойщик, — успокоил меня лейтенант.
— Ну, а зачем вызывают меня в штаб батальона? — спросил я.
— Сейчас увидишь. Комбат велел позвать тебя: пусть, говорит, посмотрит Зайцев, какие у него снайперы ротозеи.
В блиндаже штаба батальона шел допрос пленного, которого взял капитан Краснов.
Здоровенный ефрейтор просил капитана не расстреливать его, так как он знает очень много и все расскажет в штабе, но не здесь.
Допрос закончился, и мне удалось узнать подробности о том, как был взят пленный.
Еще позавчера капитан Краснов узнал от разведчиков о расположении немецкой противотанковой батареи и решил проверить или, точнее, воочию убедиться, правильно ли докладывают разведчики.
Вылазка была продумана хорошо, до малейших деталей.
Взяв с собой двух крепких минометчиков, капитан облачился в маскхалат такого же цвета, как у немцев, через плечо перекинул ремень телефонного аппарата, повесил на шею автомат немецкого образца, даже сбоку гранаты болтались с длинными рукоятками. Судя по всему, капитан — любитель острых ощущений — на этот раз не без риска решил испытать свою фортуну: он прошел со своими помощниками в немецкой форме не замеченным на нашем участке, перебрался через передний край, миновал заминированные участки на нейтральной и оказался в расположении противника. Под руку попался телефонный провод, по которому смельчаки решили пробраться к командному пункту батареи противника. Вскоре они встретили немецкого телефониста, который стал жаловаться, что его измучили порывы на линии, нет покоя ни днем, ни ночью, командир батареи смотрит на него, как на ишака…
— Сейчас мы тебе поможем, — сказал Краснов, зная немножко немецкий язык.
