За Волгой земли для нас не было. Записки снайпера - Зайцев Василий Григорьевич (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Капитан одобрил мой замысел и согласился помочь нам: антифашистская речь на немецком языке должна вывести снайпера из терпения, он забудет об осторожности.
Но мы просчитались.
На голос капитана Ракитянского откликнулись пулеметчики. Они открыли бешеный огонь по рупору. Мы ответили прицельными выстрелами, шестерых отправили в «крестовый батальон», однако немецкий снайпер так и не обнаружил себя.
Потом началась бомбежка. На развалины стен, разбитые станки, на груды битого кирпича повалились бомбы. Мы спрятались в шахте под котлом.
— Где Ракитянский — там бомбежка! — сказал кто-то из моих друзей.
— А может, наоборот: где бомбежка — там Ракитянский? — ответил капитан.
Налет авиации кончился, и мы снова заняли свои позиции.
Ракитянский протянул руку к рупору и стал вытаскивать его из кирпичей.
Этого момента, видно, и ожидал фашистский снайпер. Его пуля прошила руку капитана выше кисти. Но свою позицию он, наконец, раскрыл. Я успел заметить ее: фашист устроил свое гнездо под вагоном, между скатами колес.
Теперь надо было дать возможность Горожаеву подготовиться к точному выстрелу. Я посоветовал ему выбрать место в глубине цеха, а сам остался возле рупора, чтоб отвлечь внимание снайпера на себя.
Но Горожаев поспешил: пуля пролетела через отверстие в колесе, ударилась о рельс и ушла в сторону. Фашистскому снайперу выстрел Горожаева вреда не принес, наоборот, послужил предупреждением.
Мы остались ночевать в котельной.
На заре в топку котла спустился командир роты Василий Большешапов. Он принес нам полкотелка воды и сказал:
— Вот вам вода, умойтесь, промойте свои ясные глаза, так сказать, наведите их на резкость — и за дело!
Умывшись, мы снова вышли на свои огневые позиции. Я занял пост наблюдения, а Горожаев встал на номер.
— Что надо сделать, чтобы фашист показал себя? — спросил я Горожаева.
Он ответил:
— Не знаю.
— Тогда смотри.
Рупор капитана Ракитянского лежал на старом месте. Я просунул руку между кирпичами, взялся за край рупора и стал поворачивать его.
Раздался выстрел. Пуля пролетела над моим ухом. Да, фашистский снайпер прибыл на огневую позицию раньше нас. Он подготовился к встрече.
Прогремело еще два выстрела — один за другим. Стреляет фашист хорошо и быстро. Он зажал меня между кирпичей, возле рупора. Только чуть пошевелюсь — тут же возле моей головы лопается разрывная пуля.
Проходит час, второй. Я прикинулся трупом. Могу разговаривать, но пошевелить головой или рукой нельзя.
Скосил глаза в сторону солнца, его лучи ослепили. Я зажмурился, и тут меня озарила идея: ослепить фашиста солнечным лучом. Подозвал Горожаева поближе и, не шевелясь, говорю:
— Возьми осколок зеркала и направь «зайчика» ему в глаза!
Горожаев проделал все в точности. Удалось! Я пулей выскочил из своей ловушки и мигом подсунул на свое место макет. С виду же изменений на нашей стороне не произошло.
Фашистский снайпер опустился вниз, спрятался от солнечного луча. Отверстие в колесе просматривалось насквозь. Мы стали подбирать другую позицию, с которой можно было увидеть хотя бы голову фашиста. Он успокоился, зная, что один русский снайпер уже лежит убитый около рупора. А мы ходим, подбираем позицию. Метрах в тридцати восточнее котельной стоял большой бак с гудроном, наверху — площадка подъемника. На нее можно было забраться по железной лесенке. Забрались, нырнули вниз. Гудрон густой, вязкий. Сняли одну доску с площадки, кинули ее под ноги. В стенке бака несколько пробоин. Выбираем самые незаметные. Теперь мы оказались выше насыпи, отсюда хорошо видны траншеи противника. Однако снайперский пост прикрыт колесами вагона. Ничего, будем ждать.
Прошло минут тридцать, и снайпер вылез из-под колеса. Повесил на плечо винтовку и пошел вдоль траншеи. Встретил кого-то из своих, остановился, снял с плеча винтовку.
— Не спеши, — сказал я Горожаеву, — пусть немножко поговорит последний раз, расскажет, как «срезал» у рупора русского снайпера.
— Ясно, — ответил Горожаев.
— Теперь запоминай его лицо, — продолжал я, — лови момент, когда он повернется к тебе лбом.
— Вижу, держу его на мушке.
— Хорошо, — одобрил я.
И в ту же секунду заметил, что фашист приготовился вскинуть винтовку к плечу. Приклад уже оторвался от земли.
— Бей! — вырвалось у меня как выдох.
Раздался выстрел. Фашистский снайпер, как срезанный подсолнух, упал на спину. Его винтовка свалилась поперек траншеи и преградила путь второму фашисту, на груди у которого я заметил какой-то орден. Моя пуля продырявила ему лоб.
Вышли мы из засады очень поздно, довольные. Что же, было чему радоваться. Горожаев убил фашиста, отомстил за смерть друзей. А я радовался тому, что помог ему, передал свои знания и тем самым как бы еще продлил свою жизнь, свои дела.
После ужина к нам в блиндаж пришла весть: перед передним краем нашего участка обороны взят пленный. Отличился в этом деле командир минометной батареи капитан Краснов.
Каждый снайпер по-своему завидовал минометчикам. Нам было стыдно смотреть друг другу в глаза. Охрим Васильченко позор снайперов старался утопить в табачном дыму. Пришел к нам комсорг батальона, и незаметно возникло комсомольское собрание. Первым взял слово я.
Вот о чем я говорил:
— Как же так получилось, что фашистского ефрейтора поймали не снайперы, что день и ночь без выхода находятся на переднем крае обороны, знают каждый камешек, кустик? Почему мы прозевали сам факт выхода минометчиков за передний край нашего участка? — Я упрекал своих товарищей за потерю бдительности, за неосмотрительность. Они молчали, а я продолжал: — Если снайпер не опирается на солдат, как на основных хозяев положения, отрывается от них и действует сам по себе, запирается, как улитка в своей скорлупе, такого снайпера ждут сплошные неудачи.
Ребята разговорились. Задело их за живое мое выступление. Комсомолец Костриков сказал, что он убил всего двадцать шесть фашистов, а Сидоров — семьдесят, но равняться на такого «чемпиона» не следует.
— А ты не крути, почему? — закричали с места.
— Что мне крутить, — огрызнулся Костриков, — пусть сам Сидоров встанет и расскажет, а ежели будет врать, юлить, как вьюн в реке, тогда я поправлю его.
