Сравнительные жизнеописания - "Плутарх" (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗
14. Итак, было решено около полуночи привести Нимфидия в лагерь и провозгласить императором. Но вечером первый из трибунов, Антоний Гонорат, собрал своих воинов и принялся порицать и себя и их за то, что в короткое время они так часто и круто меняют путь – без всякого толка и смысла и даже не ища чего-то лучшего, но словно злой дух гонит их от предательства к предательству. «Сперва, – продолжал он, – у нас были на то основания – злодейства Нерона. Но теперь, готовясь предать Гальбу, можем ли мы и его обвинить в убийстве матери и супруги, скажем ли снова, что краснели от стыда за своего императора, выступающего на театре? А между тем, мы и Нерона, невзирая на все это, не бросили бы, да только вот Нимфидий нам внушил, будто Нерон сам, первый бросил нас и бежал в Египет. Неужели вслед за Нероном мы принесем в жертву и Гальбу, неужели, избрав Цезарем сына Нимфидии, убьем родича Ливии, как уже убили сына Агриппины? Или же, напротив, воздадим Нимфидию по заслугам и будем мстителями за Нерона и верными стражами Гальбы?» Воины единодушно присоединились к мнению своего трибуна, а затем пошли к остальным солдатам и уговаривали всех хранить верность императору. Большая часть лагеря приняла их сторону, загремели крики, и Нимфидий, то ли, как утверждают некоторые, вообразив, будто солдаты уже зовут его, то ли спеша расположить в свою пользу тех, кто еще роптал или был в нерешительности, двинулся вперед, при ярком свете факелов, захватив с собою свиток с речью, которую ему написал Цингоний Варрон и которую он выучил наизусть, чтобы произнести перед воинами. Увидев ворота запертыми, а на стенах множество вооруженных людей, он испугался, но все-таки подошел ближе и спросил, что случилось и кто приказал взять оружие. Все дружно, в один голос, отвечали, что признают императором только Гальбу, и Нимфидий, изъявляя одобрение, присоединился к общим крикам и велел сделать то же самое своим спутникам. Тем не менее, когда привратники пропустили его с немногими провожатыми внутрь, в него тут же полетело копье. Копье вонзилось в щит, которым успел загородить начальника Септимий, но тут другие воины бросились на Нимфидия с обнаженными мечами, он пустился бежать, его настигли в солдатском домишке и убили. Труп вытащили на открытое место, вокруг поставили ограду и на другой день пускали всех желающих полюбоваться на это зрелище.
15. Получив весть о гибели Нимфидия, Гальба распорядился казнить всех его сообщников, которые тут же не покончили с собою сами. Среди казненных были Цингоний, написавший для Нимфидия речь, и Митридат Понтийский. Римляне считали, что, отправив на смерть без суда людей отнюдь не безвестных, император действовал если и не вопреки справедливости, то, во всяком случае, противозаконно и своевольно. Все ждали иного образа правления, обманутые, – как это бывает всегда, – звонкими словами, которые произносились на первых порах. Разочарование сделалось еще горше, после того как приказ умереть получил Петроний Турпилиан, бывший консул и неизменный сторонник Нерона. И верно, когда Гальба руками Требония умертвил Макра в Африке и, руками Валента, Фонтея в Германии, он мог хотя бы сослаться на то, что боялся этих людей, которые были вооружены и стояли во главе сильных войск. Но выслушать оправдания Турпилиана, беззащитного и безоружного старика, не мешало ничто, если только человек, возвещавший об умеренности и кротости, намеревался подтвердить свои слова делом! Вот каким упрекам подвергаются эти его поступки.
Когда до Рима оставалось всего около двадцати пяти стадиев, императора остановила буйная и истошно вопившая толпа гребцов, которые заняли дорогу заранее и теперь обступили Гальбу со всех сторон. Это были мореходы, которых Нерон свел в один легион и объявил солдатами [15]; теперь они хотели, чтобы их солдатское звание было подтверждено, и встречающие не могли ни увидеть императора, ни услышать его голос, тонувший в оглушительных воплях гребцов, требовавших для легиона знамени и лагеря. Гальба велел им явиться для разговора в другое время, но они приняли отсрочку за отказ, пришли в ярость и, не переставая кричать, двинулись следом за императором, а некоторые даже обнажили мечи. Тогда Гальба приказал всадникам ударить на них; сопротивления никто из бунтовщиков не оказал, и одни были убиты на месте, а другие погибли во время бегства, явивши тем самым недоброе, зловещее знамение Гальбе, который вступал в столицу по трупам, после страшной резни. И если до тех пор были люди, которые относились к императору с пренебрежением, видели в нем бессильного старикашку, то теперь он всем внушал страх и трепет.
16. Он хотел показать, что расточительности Нерона и непомерной щедрости даров настал конец, но при этом, сколько можно судить, нарушил границы приличий. Когда, например, Кан играл ему за обедом на флейте (этот Кан был знаменитый музыкант), Гальба выслушал его благосклонно и похвалил, а после велел принести ларчик, вынул оттуда несколько золотых и вручил Кану, примолвив: «Это я дарю тебе из собственных денег, а не за счет казны». Подарки, которые Нерон делал актерам и борцам, он приказал неукоснительно истребовать назад, оставив награжденным лишь десятую долю, но так как получал ничтожно мало, – все это были люди легкомысленные, сущие сатиры в жизни, и подаренное успело просочиться у них между пальцев, – стал разыскивать тех, кто у них что-либо купил или же просто взял, и найденные вещи заставлял возвращать в казну. Розыскам этим не было конца, и они захватывали все более широкий круг лиц, так что об императоре говорили с презрением, а на Виния обрушилась и зависть, и ненависть, ибо разжигая в государе мелочную скаредность по отношению к остальным, он сам не знал ограничений ни в чем, присваивал и продавал все подряд. Гесиод учит [16]:
и Виний, понимая, что Гальба стар и слаб, торопился насытиться удачей, которая и начиналась и шла к концу в одно и то же время.
17. Виний причинял старику вред не только тем, что плохо распоряжался делами первостепенной важности, но и стараясь опорочить правильные решения самого императора или даже препятствуя их исполнению. Так было и с наказанием Нероновых прислужников. Многих из этих негодяев – в том числе Гелия, Поликлита, Петина, Патробия – Гальба приказал казнить, и когда их вели через форум, народ рукоплескал, крича, что это прекрасное и угодное богам шествие, но что и боги и люди требуют присоединить к нему учителя и пестуна тираннии – Тигеллина. Но этот достойнейший человек успел заранее, щедрыми задатками, приобрести покровительство Виния. Затем умер Турпилиан, который был окружен ненавистью за то, что, при всех пороках своего императора, никогда его не предавал и не питал к нему злобы, – умер, хотя сам не был замешан ни в одном крупном преступлении, меж тем как тот, кто сперва превратил Нерона в злодея [17], заслуживающего смерти, а доведя его до такого состояния, бросил и предал, уцелел и этим убедительно доказал, что для Виния нет ничего неисполнимого и что, подкупив его, можно твердо надеяться на успех. Да, ибо не было для римского народа зрелища более желанного, чем Тигеллин, которого ведут на казнь, и во всех театрах, на всех ристалищах не смолкали крики, требующие отдать его в руки палачей, пока император особым указом не выразил римлянам своего неудовольствия, объявив, что Тигеллин смертельно болен и стоит на пороге могилы, и советуя не ожесточать государя и не обращать его власть в тираннию. После этого, в насмешку над народом и его досадою, Тигеллин принес благодарственную жертву богам и устроил великолепный пир, а Виний, прямо из-за стола императора, отправился к нему во главе шумной ватаги друзей. Вместе с Винием была его вдовая дочь, и Тигеллин, подняв чашу за ее здоровье, подарил ей двести пятьдесят тысяч драхм, а потом приказал главной своей наложнице снять с шеи ожерелье и надеть на шею гостье. Цена этому украшению была, как сообщают, сто пятьдесят тысяч драхм.
