Румо и чудеса в темноте. Книга I - Моэрс Вальтер (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗

Вальтер Моэрс

Румо и чудеса в темноте. Книга I

I. Серебряная нить

Румо мог хорошо сражаться.

Но в начале нашей истории он не имел об этом никакого понятия, как и о том, что он вольпертингер и что однажды станет величайшим героем Замонии. У него не было ни имени, ни малейшего воспоминания о родителях. Не знал он, откуда явился и куда пойдет, он знал только, что крестьянский двор, на котором он вырос, был его королевством.

Властелин крестьянского подворья

Каждое утро для Румо начиналось с того, что вся крестьянская семья – семь фернхахинских карликов, собиралась вокруг его корзинки, восхищалась спящим щенком и будила его милой фернхахинской песенкой. Oни выплёскивали на него всю свою ласку. Они щекотали у него за ушами, качали его на руках, гладили его, чесали ему спину, на что он реагировал довольным похрюкиванием. Куда бы Румо не пошёл на своих четырёх неловких лапках, он сразу же становился центром внимания. Любое его движение встречалось ликованием, его гладили и почёсывали даже за то, что он спотыкался о собственную лапку. Для Румо оставляли наисвежайшее молоко, для него жарили на гриле самые хрустящие колбаски, для него всегда было оставлено самое прохладное местечко в тени и самое тёплое местечко у печки. Кoгда он днём спал, все ходили на цыпочках, когда он просыпался, позёвывая, после дневного сна, его угощали тёплым яблочным пирогом, какао и сладкими сливками. Всегда находился кто-нибудь, кто был готов с Румо играть, баловаться или позволял ему кусать себя беззубой пастью. Вечерами, когда Румо набушевался до усталости, они расчёсывали мягкими щётками его мех и пели ему колыбельные. Да, Румо был негласным хозяином крестьянского подворья.

На подворье было множество других животных: коров, рабочих лошадей и свиней, которые были крупнее, сильнее или полезнее Румо, но никто из них не мог похвастаться той любовью, которой наслаждался Румо. Единственным существом, которое не считалось с единовластием Румо во дворе, был чёрный гусь, с длинной шеей и туловищем в два раз больше, чем у Румо, всегда нагло шипевший, когда Румо проходил поблизости. Так что Румо по возможности обходил его стороной.

Боль

Однажды утром Румо был разбужен не сладким пением фернхахинских карликов, а колющей болью. Он почувствовал что-то чужеродное во рту. Его пасть изнутри была для него до настоящего момента просто слизкой и влажной областью, где язык мог скользить только по округлым, мягким и гладким местам. Но теперь там было что-то новое, немного беспокоящее. Вверху, недалеко от верхней губы кожа на десне натянулась: будто под ней внутри рос какой-то острый бугорок, который и являлся источником этой пульсирующей боли, которая совершенно не радовала Румо. Он решает придать своему недомоганию более широкую огласку, чтобы его соответствующим образом пожалели и окутали нежностью, но поблизости никого не было. Он должен был сам пойти к сараю, где в последнее время фернхахинцы, по непонятным для Румо причинам, постоянно разбрасывали солому. Путь к сараю, а Румо знал это по собственному опыту, был усеян шипами. Нужно было пройти через кухню, потом через веранду с опасными занозами, спуститься вниз по лестнице, пройти через грязный двор, мимо этого противного гуся, затем вокруг поилки, где всегда валялся свиной навоз. Это был слишком утомительный для Румо путь, поэтому он позволял фернхахинским ребятишкам переносить его на руках. Ах, если бы ему не нужно было ходить на четырёх лапках и всё время о них спотыкаться! Как было бы хорошо, если бы он, как фернхахинцы, мог ходить на двух лапках.

Румо вылез из корзинки, встал на задние лапки и, кряхтя, выпрямил вверх туловище. Он качнулся один раз направо, один раз налево и затем встал прямо, как штык. Ха! Это было легко!

Он зашагал вперёд как взрослый фернхахинец. Гордость переполняла его – совершено новое и окрыляющее открытие. Ни разу не споткнувшись, прошагал он через кухню, толчком открыл дверь и спустился вниз по четырём ступенькам лестницы на веранде. На прямых ногах потопал он через двор. Утреннее солнце грело его шерсть, воздух был прохладным и освежающим. Румо глубоко вдохнул, упёр передние лапы в бока и прошёл мимо чёрного гуся, с которым он был теперь одинакового роста. Гусь отпрянул в сторону, озадаченно посмотрел на Румо и хотел прошипеть ему вслед что-то подлое, но проглотил язык от страха. Румо не удостоил его ни единым взглядом и просто прошагал вперёд. Он был таким высоким и довольным, как никогда ещё в своей жизни.

Серебряная нить

Румо остановился, наслаждаясь солнечным теплом. Он прищурил глаза из-за слепящего солнечного света, а потом закрыл их. Там был снова он, мир, который всегда перед ним открывался, когда он закрывал глаза. Это был мир запахов, который трепетал и развевался перед его внутренним глазом в виде сотен разных цветов: тонкие дорожки из красного, зелёного, жёлтого и синего света, порхавшие в беспорядке. Зелёная дорожка принадлежала пышному кусту розмарина, у которого он стоял, жёлтая – изысканному лимонному пирогу, который недавно испекли на кухне, красная – преющей компостной куче, голубая – свежему утреннему бризу, который нёс запах близлежащего моря, и там было ещё много-много других цветов, также отвратительных, грязных, таких как коричневый – запах навоза, в котором валялась свинья. Но что удивило Румo на самом деле, так это цвет, который он до сих пор не унюхал – высоко вверху, над всеми этими приземлёнными запахами, летела серебряная лента. Она была тонкая и нежная, скорее нить, но он чётко видел её своим внутренним глазом.

Странное беспокойство охватило Румо, неосознанное страстное желание и ни разу до этого не появлявшееся стремление оставить всё и пойти одному куда-то вдаль. Он глубоко вдохнул, по нему пробежал озноб, так сильно и прекрасно было это чувство, появившееся в нём. Глубоко в своём маленьком детском сердце Румо чувствовал: если он будет следовать этой нити и дойдёт до её источника, его ожидает там счастьe, но сначала ему нужно в сарай, чтобы пожаловаться. Он снова открыл глаза и зашагал дальше. Когда он оказался перед большой красной занавеской, закрывающей солому в сарае от солнечного света, который мог её высушить или даже поджечь, он остановился. Какое-то новое, странное чувство побудило его прекратить триумфальный марш: его ноги стали ватными, и ему пришлось побороться с желанием снова встать на четыре лапы. Кровь ударила ему в голову, передние лапы задрожали и на лбу выступил пот.