В походах и боях - Батов Павел Иванович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Командирские занятия помогли нам проверить и совершенствовать умение командиров дивизий и полков осуществлять взаимодействие и в планировании, и при прорыве обороны, и с выходом на оперативные просторы. Одновременно приходилось преодолевать определенную инерцию привычки среди артиллеристов. Некоторые из них отдавали все внимание планированию артподготовки, проведению ее, а затем говорили: "Мы свое отработали!" В борьбе с таким настроением Бабаскин оказался незаменимым помощником. Он был большим практиком артиллерийского дела и понимал природу общевойскового боя. Вместе с ним мы сводили артиллерийских, танковых и пехотных командиров, добиваясь боевой дружбы, чтобы товарищи понимали друг друга с полуслова, умом и сердцем. На это никогда нельзя жалеть времени. В результате наблюдательные пункты артиллерии находились в боевых порядках пехоты: командир батареи - с комроты, командир дивизиона - с комбатом... Бабаскин учил артиллеристов видеть поле боя, садиться в танк с рацией и сопровождать пехоту и танки огнем, быстро подавлять огневые точки в глубине обороны противника. Не раз я слышал, как полковник, наставляя подчиненных, говорил с жаром:
- Не командарм, а вы должны заботиться о подавлении ключевых огневых точек.
Учитывая своеобразие условий предстоящего наступления с нашего плацдарма, мы заранее создали артиллерийские группы поддержки непосредственно полков первого эшелона. В каждой такой группе было от трех до семи дивизионов, образованных за счет дивизионной артиллерии, гаубичных, пушечных полков и истребительных полков Резерва Верховного Главнокомандования (РВГК); в них же включались 120-миллиметровые полковые минометы.
Для частей, расположенных во втором эшелоне, были спланированы полевые занятия. Отрабатывалось построение боевых порядков, взаимодействие и управление в наступательном бою. И здесь особое внимание уделялось умелому использованию артиллерийского огня.
Завершить всю эту напряженную работу я решил проигрышем операции на ящике с песком - на макете местности. Жизнь подсказала такую форму работы командарма на заключительном этапе подготовки к наступлению. Идея боя, воплощенная в решении командующего, должна стать достоянием всех - пехотинцев, артиллеристов, танкистов, летчиков, саперов. Но даже четко расписанная схема боя еще не имеет души. В ней нет ощущения динамики боя, в том числе динамики взаимодействия соединений, частей, родов войск. Проигрыш на макете полосы наступления как-то восполнит этот пробел. Соберемся у макета, и здесь каждый предметно видит содержание общей оперативной задачи войск армии на всю глубину операции и частные тактические задачи соединения в общем оперативном построении сил и средств при прорыве.
Масштабный макет местности было решено устроить в непосредственной близости от наблюдательного пункта командующего армией на скатах высоты 90,3 у станицы Дружилинской. Эта высота находилась на стыке 304-й и 27-й гвардейской дивизий, километрах в полутора от переднего края. Здесь с небольшой группой саперов работал майор Н. М. Горбин. Он оборудовал НП, он же возился над ящиком с песком, строя из полупромерзшей земли красными от холода и воды руками рельеф местности, обозначая топографическими условными знаками силы и средства обороны врага. Горбин работал с увлечением. Все, что касалось организации управления, вызывало у него живой интерес и творческий подъем. В нем билась жилка настоящего оператора. Из штабной молодежи я знал этого офицера лучше и больше других, поскольку майор был заместителем начальника штаба по вспомогательному пункту управления; мы часто работали рядом и немало ночей скоротали вдвоем на НП.
Люди моего поколения помнят, какую выдающуюся роль сыграл комсомол в двадцатых - тридцатых годах в подготовке командных кадров для армии. Профессия командира стала для молодежи одной из самых почетных и увлекательных. Если нам, старым солдатам, путевку в армию рабочих и крестьян дали непосредственно Октябрь, гражданская война, логика развития революционных событий, то у многих боевых офицеров и генералов Великой Отечественной войны в начале военной биографии стоят простые, но много говорящие слова: "Вступил в военное училище по путевке ленинского комсомола". Одним из таких офицеров был и Николай Михайлович Горбин (ныне генерал-майор, преподаватель Военной академии имени М. В. Фрунзе). В 1928 году комсомол послал рабочего парня в Военное училище имени С. С. Каменева. Потом - погранзастава, учеба в Академии имени М. В. Фрунзе, и снова застава на границе Советской Литвы, где молодого капитана в должности начальника штаба отряда и застала война. Отряд принял первый удар, с боями отходил до Великих Лук. Здесь круто повернулась судьба. В великолукских лесах произошла встреча с командующим 29-й армией И. И. Масленниковым, бывшим замнаркома внутренних дел. Увидев своего офицера-пограничника, генерал не терял времени даром:
- Ты академию кончил?
- Так точно...
- Завтра ко мне в Торопу!
Так наш капитан неожиданно оказался на высокой должности заместителя начальника оперативного отдела армии. Ему пришлось трудно. У И. И. Масленникова, как известно, отношения с военным искусством были чисто административные. Горбину попадало от него даже за попытку надежнее укрыть узел связи: Масленников усматривал в этом проявление трусости. В сентябре 1941 года большая группа молодых офицеров с высшим образованием была отозвана из действующей армии в Москву. Они слушали лекции преподавателей Академии Генштаба под шум воздушной тревоги и треск зениток. Отсюда Н. М. Горбин попал в штаб 28-й армии и с ним прошел весь трудный путь к Дону. Вся предыдущая практика безжалостно разрушала идеал штабного работника, сложившийся у молодого офицера. Как-то ночью на Дружилинском НП он говорил мне: "Надоело так воевать. Ведь отчего люди бежали? Оттого, что мы не могли оказать влияние на войска..." Вот почему, готовясь к первому своему наступлению в новых условиях, этот упрямый, самолюбивый офицер с такой готовностью и увлечением возился со всем, что было связано с улучшением организации управления.
Все данные на ящике с песком Горбин наносил после личной рекогносцировки командарма с офицерами штаба, после уточнения сведений разведки, проверенных и подтвержденных показаниями пленных. Контрольных пленных мы брали регулярно. Особенно посчастливилось в первых числах ноября, когда было решено организовать поиск в двух дивизиях ударной группы. Радецкий с Никитиным отправились на левый фланг в 321-ю к И. А. Макаренко, а я с Лучко - в 304-ю. В просторной землянке (комдив не отказывал себе в удобствах!) Меркулов что-то соображал над картой.
- Отложи свою науку, Серафим Петрович, мы к тебе по важному делу.
- Слушаю, товарищ командующий!
- "Язык" нужен.
- Свеженький, - сказал любивший шутку Лучко.
- Достанем! У меня есть специалисты по этому продукту.
- Вот и отлично. Славная триста четвертая не подкачает? Давай сюда твоих специалистов!
Меркулов по телефону распорядился.
- Волкова ко мне. Одна нога там, другая - здесь!
В землянку вошел младший лейтенант, по-юношески звонким голосом доложил о прибытии и замер у притолоки. Статная фигура. Молодое раскрасневшееся лицо с черными грузинскими усиками.
- Это и есть твой мастер-зверолов?
- Так точно, - ответил комдив, - из-под земли достанет! - В его голосе слышалась гордость. Приятно чувствовать, когда командир гордится своими подчиненными. Верный признак настоящего офицера.
- Давно в армии, товарищ Волков?
- Пятый год...
- Ну? А я думал, вы моложе!
- Что вы, товарищ командующий, - сказал Меркулов. - Ему двадцать шестой год пошел. Отец семейства, два сына в Сибири с победой ждут. Вид у него, правда, комсомольский... Он вот и усы отрастил для солидности.
Разведчик так и вспыхнул.
- Ладно, полковник, чужих секретов не выдавай... Ставь задачу на поиск. Брать без шума. Будем ждать до утра.
