Лотта Ленья. В окружении гениев - Найс Ева (читаем бесплатно книги полностью txt, fb2) 📗
Она беспокойно покачивает ногой. Наконец прерывает его разглагольствования:
— Ты обдумал мое предложение?
Он смотрит на нее вопросительно.
— Я о том, чтобы вместе жить в Лондоне. — Она старается не показаться раздраженной.
Он смахивает воображаемую пылинку со своего локтя.
— Честно признаться, в Лондоне мне не так понравилось, как я думал.
Как будто ее предложение вообще касалось Лондона. Она заставляет себя сохранять спокойствие.
— Мне жаль, что «Трехгрошовую оперу» не часто там ставят. Но, может быть, дать англичанам второй шанс. Они ведь так презирают Гитлера, что не допустят нацизма у себя в стране.
Он смотрит в окно.
— Там действительно можно скоротать время перед отъездом в Америку. Надо ждать получения визы.
— Может быть, ты бы мог подать и на меня. Тебе понадобится человек, который будет вести хозяйство. Я могла бы взять это на себя. Никто не знает тебя лучше меня, и ты сможешь спокойно работать.
Курт на выдохе издает странный звук:
— Как ты собираешься это сделать?
— Я умею жарить яичницу, а с остальным справлюсь, — объясняет она с досадой.
Он смотрит на нее задумчиво.
— Я не могу представить тебя моей маленькой домохозяйкой и не думаю, что ты действительно этого хочешь.
Слезы подступили у нее к горлу, потому что, по правде говоря, ей нечего ему возразить. Лотта была бы просто ужасной домохозяйкой. Даже ради смеха она никогда не приносила тапочки мужчине.
Значит, это всё?
Но, кажется, он колеблется. То ли из-за страха, то ли из-за полного неприятия, Лотта не может определить. Она по-прежнему достаточно хорошо знает его, чтобы понять, что в его сдержанности нет высокомерия, которое некоторые ставят ему в вину. Только разучилась читать нюансы. Лотта так сильно сжимает руки, что проступающие костяшки белеют. Америка. Раньше они вдвоем мечтали об этой дикой стране. Курт должен был покорить ее вместе с ней.
— Ах, Ленья-Бенья, ты уверена, что считаешь это хорошей идеей? Совместная жизнь нам никогда не удавалась.
Теперь Лотта уверена, что проиграла. Курт говорит как человек, который уже принял решение и не оставляет вопрос открытым. Даже если он вынужден был принять это решение рационально и вопреки своим чувствам, он будет его придерживаться. Нерешительность никогда нельзя было причислить к его слабостям. Но Лотта не может пережить отказ с легкой улыбкой.
— Я совсем забыла, что у меня встреча.
Она должна покинуть это место, пока не втоптала в грязь свое достоинство.
Проходя мимо, она целует его в щеку.
— Пока, мой лягушонок. Боюсь, что мне теперь надо поторопиться.
Когда она нажимает на ручку двери, сердце в груди бьется, как встревоженный воробей.
— Ленья, малышка, ты не ответила на мой вопрос.
Лотта замирает. Она отпускает ручку и медленно поворачивается. Его глаза увлажнились, и ее вдруг тоже. Она бежит к нему, опускается на колени и осторожно снимает очки с носа.
— Если они упадут в воду, я прыгну за ними. — Она гладит его лицо. — Правда, Курт, в этот раз я совершенно уверена. Мы должны быть вместе. По-другому нельзя.
Они перестают целовать друг друга, только когда перехватывает дыхание. Курт вдыхает воздух. Он улыбается, отвечая:
— Я тоже так думаю.
СЦЕНА 6 Отъезд,
сентябрь 1935 года
Когда прощальный гудок корабля возвещает об отплытии, Лотта машет со своей палубы совершенно незнакомым людям внизу. При этом у нее такой размах, что она случайно задевает человека, стоящего рядом.
— Ай!
Это режиссер Макс Рейнхардт с перекошенным от боли лицом хватается за горло.
Лотта закрывает рот руками:
— О, извините, пожалуйста.
— Ничего, — хрипит тот. — От вас всякого можно ожидать. В вас столько энергии.
— Спасибо за комплимент. Это ведь так интересно, правда?
— Ну да. Вы отправляетесь на новую родину и вам, конечно, интересно. Для меня же это просто гастроли.
— К сожалению. — Лотта старается улыбнуться.
Рейнхардт не реагирует.
— Неужели мне надо уехать и оставить все, что я накопил за тридцать пять лет? Думаете, легко покинуть свою родину?
— Я покидаю не родину, я убегаю из Шербура. А до этого жила в Париже, Лондоне, Берлине и Цюрихе. А родилась в Вене. Моя родина, наверное, стоит впереди. — Она показывает на Курта, который уже отвел свой взгляд от берега и задумчиво смотрит на море. — Может быть, вы передумаете, когда будете там, господин Рейнхардт. Вы обязательно почувствуете вкус этой страны. Подумайте только о Бродвее. Какие возможности там откроются!
Он усмехнулся уголками губ.
— Может быть, нам стоит сначала эту пьесу довести до конца. Кто знает, как американцы ее примут.
— Она им обязательно понравится. Если я правильно поняла, вы хотите сначала показать ее на открытом воздухе под навесом?
Речь идет о первом заказе Курта из Нового Света. Поэт Франц Верфель уже согласился написать текст к спектаклю.
Рейнхардт кивает.
— Гигантский навес. Его поставят в Центральном парке. Я хочу, чтобы для ньюйоркцев, привыкших к сенсациям, это было что-то особенное.
— В Центральном парке? Как удобно. Тогда из отеля мы будем добираться к вам пешком. Я рассматривала Америку на карте. Не думаю, что там часто ходят пешком. Что считаю прекрасным.
В самом деле, мысль о безграничных просторах, имеющих столько возможностей, кажется Лотте восхитительной. Она встретит ковбоев, индейцев, небоскребы и негров, а еще попробует эти булочки с толстой сосиской внутри.
За ужином, когда корабль уже вышел в открытое море, они сидят в зале между колоннами на обитых парчой стульях под великолепно расписанным сводчатым потолком. Официанты неустанно снуют туда-сюда. Несмотря на суету, ни одна салфетка, перекинутая через руку, не падает. Тем временем Макс Рейнхардт рассказывает, как однажды потащил весь актерский состав в театр, чтобы показать Лотту в «Пробуждении весны».
— Я им сказал: «Посмотрите на этот пример жизненной силы. Именно так надо исполнять Ильзе. Так и никак иначе».
Лотта смотрит на него сияющими глазами.
— Правда? Я этого не знала.
— Это моя Лотта. — Курт берет ее руку и игриво целует. — Я уверен, что сам бог восхищается ее энергией. Вы просто чудо, дорогая.
Послушать этих мужчин, так можно поверить, что ей действительно удастся завоевать американский континент. Ведь в Европе у нее уже получилось добиться успеха.
Официанты подают настолько свежее фуа-гра, что оно тает во рту, потом мидии, речного угря и экзотически приправленный ананас. Лотта закрывает глаза и наслаждается восхитительным взрывом вкусов.
— Какая роскошь! Чувствуешь себя виноватой, когда думаешь о тех, кто остался.
Курт озадаченно кивает. Конечно, на ум приходит Ганс Фаллада. Как и многие другие писатели, он не смог расстаться со своим родным языком — важнейшим инструментом для творчества. Его квартиросъемщики написали донос, и его вскоре забрали — этого дружелюбного печального человека, который совсем недавно спас Курта, предупредив через посредника об аресте. Раньше эти подлые квартиранты владели домом. Они рассчитывали по дешевке его вернуть и оклеветали нового хозяина, назвав его врагом народа. Лотта думает, как же им повезло, но все равно кипит от злости. Хотя Фалладу вскоре освободили, он больше не вернулся в этот дом, а как нежелательный писатель скрывался в богом забытом Карвице. Последнее, что Лотта слышала о нем, — что он стал необщительным и напивается до беспамятства.
— Боюсь, что в Нью-Йорке нам придется жить экономнее.
Курт окидывает взглядом колонны, парчу и лангустов.
— Не волнуйся, дорогая. Я буду придерживать наши деньги. Мне много не нужно.
Лотта не отказывается от роскоши, когда ее бросают к ее ногам, но может обойтись и без нее. Она хочет покорить Бродвей и составить компанию своему мужу. Других планов у нее нет. По крайней мере, таких, которые требует особенно больших вложений.
