Июнь-декабрь сорок первого - Ортенберг Давид Иосифович (читать книги регистрация txt) 📗
Передовица была посвящена подвигу трех богатырей. Опираясь на их подвиг, на самопожертвование Гастелло, в передовой со всей остротой был поднят вопрос, о котором до сих пор упоминали глухо, - о плене, отношении к нему советских воинов.
История не знает войны без пленных. Война - дело жестокое. Однако никто не скажет, что война не имеет своих законов этики и милосердия. Издевательство над безоружным всегда считалось позором. Раненый противник достоин такой же медицинской помощи, что и свой. Таким издавна был закон войны, и сражавшиеся войска всегда придерживались его, считая бесчестием глумление над пленным, а тем более раненым противником. Существовали международные конвенции, регламентирующие обращение с пленными и ранеными, и, как правило, они грубо не нарушались. Иногда даже в ходе войны происходил обмен пленными.
Но не зря мы называем фашистов убийцами, варварами, людоедами.
Война с фашистской Германией была не обычной. Заклятые враги социализма - нацисты поставили своей целью уничтожение нашего государства, порабощение и истребление советских людей. Не было у них пощады ни к кому ни к старикам, ни к женщинам, ни к детям, ни к пленным. Как в таких условиях должны вести себя советские воины перед угрозой плена? Ответ на этот вопрос мы и пытались дать в той же передовице. И ответили так:
"...Сдача в плен немецко-фашистским мерзавцам - позор перед народом, перед своими товарищами, своими женами и детьми, преступление перед родиной".
"...Сдаться в плен фашистам - означает предать дело наших отцов, самоотверженно боровшихся за новую счастливую жизнь, предать наш народ, предать родину..."
Перечитывая эту передовицу теперь и размышляя над тогдашними нашими попытками дать исчерпывающий ответ на один из острейших вопросов тех тяжких дней, я понимаю, что мы были слишком уж категоричны в своих суждениях. Плен плену рознь. Одно дело, скажем, когда человек еще может сражаться, но бросает оружие и, чтобы уберечься от смерти - иначе говоря, спасти свою шкуру, подымает перед врагом руки, переходит на его сторону, другое когда, отбиваясь до последнего патрона, он оказался безоружным, раненый, контуженый, потерявший сознание.
Придет время - и мы узнаем, что и герои, истинные герои попадали иногда в плен и вели там себя тоже геройски. Узнаем о восстаниях в фашистских лагерях смерти. Узнаем имена тех, кто вырвался из плена и доблестно сражался в подполье и партизанских отрядах. Узнаем о беспримерном мужестве генерала Дмитрия Карбышева и поэта Мусы Джалиля. Узнаем о летчике Михаиле Девятаеве, бежавшем со своими друзьями из плена на захваченном ими немецком бомбардировщике. И среди корреспондентов "Красной звезды" оказался такой же герой из героев - капитан Сергей Сапиго, о котором я уже рассказывал...
Рассуждать на эту тему теперь, разумеется, куда.легче, чем тогда. Когда шла война не на жизнь, а на смерть и над нашей родиной нависла грозная опасность, труднее было все разложить по полочкам. Должен, однако, сказать, что позже "Красная звезда" внесла некоторые поправки в свои суждения относительно плена, сформулированные в передовице от 6 сентября.
На Северо-Западный фронт выезжал Петр Павленко. Я и попросил его написать для газеты статью о плене. С многими побеседовал писатель. Многое услышал и запомнил. Но особое впечатление произвели на него суждения командира стрелковой роты старшего лейтенанта Н. Багрова, мужественного, высокообразованного офицера, историка. Петр Андреевич и решил, что лучше будет, если прозвучит на страницах газеты голос фронтовика.
Так появилась в "Красной звезде" большая статья Багрова "Мысли о плене". Острая и ясная статья, обращенная, главным образом, к командирам.
Автор вполне резонно предательством, изменой, заслуживающими бескомпромиссного осуждения, считает "отказ от борьбы с врагом", "переход на сторону противника", то есть сдачу в плен, когда борьба с врагом еще возможна. Здесь его суждения непоколебимы.
Все это, казалось, и так было ясно. Да и невесело было выступать в открытой, широкой печати на эту тему. Но в те дни наша армия еще отступала, вопрос о плене был одним из жгучих, и обходить его мы не имели права, ни, так сказать, "служебного", ни морального...
Не буду ни пересказывать эту примечательную статью, ни цитировать ее. Сражаться до последней капли крови! Сражаться до тех пор, пока видят глаза и не потеряно сознание, дорого отдавать свою жизнь! Такова позиция старшего лейтенанта.
Правильность этой позиции не вызывает сомнений и поныне.
* * *
Были в передовой статье того номера газеты строки, над которыми я было занес карандаш, чтобы их вычеркнуть:
"Кто не знал в нашей армии, в нашей стране славного командира Героя Советского Союза Ф., снискавшего себе на войне с белофиннами славу отважного и хладнокровного командира? Его сейчас нет в живых. В одном из боев он был окружен. Он стрелял до последнего патрона. Последний оставил для себя. Раненый, истекающий кровью, чувствуя, что он уже не в силах будет душить врага руками, Ф. застрелился на глазах подступавших к нему фашистов. Это была не победа врага, а победа советского командира над врагом".
А задумался я потому, что не это, считали мы, должно было быть правилом поведения советского воина в тот трагический момент, когда перед ним встала угроза плена. Если оставить последний патрон, так не для себя, а для врага! Что бы с тобой потом ни случилось - последнюю пулю в фашиста. Одним будет меньше.
Конечно, кто взял бы на себя смелость сказать, как должен был поступить тот командир? Для этого надо было знать и обстановку, и мысли, и чувства человека, его характер, его переживания и многое-многое другое... В конце концов, это дело совести человека. Нельзя было не склонить голову перед его сверхчеловеческим мужеством. Но все же это был исключительный эпизод. И если я его тогда не вычеркнул, так только потому, помнится, что он какой-то своей гранью соприкасался с тем, что мы все время писали: плен - хуже смерти!
Единожды мы о таком эпизоде рассказали и больше к нему не возвращались. Писали мы больше о том, какая страшная участь ждет советского воина в фашистских лапах. А к этому времени уже было немало неопровержимых свидетельств, фактов, документов об издевательствах, истязаниях и массовых убийствах пленных...
* * *
Впервые выступил в "Красной звезде" Вадим Кожевников. Мы напечатали под рубрикой "Герои Отечественной войны" его очерк "Павел Филиппович Трошкин". Обычно под этой рубрикой рассказывается о тех, кто с оружием в руках уничтожает живую силу и технику врага. А Кожевников написал о фронтовом санитаре, который, конечно, сам в атаку не ходил, может быть, и даже наверное, с самого начала войны не выстрелил ни разу. И все-таки это бесстрашный боец переднего края: под вражеским огнем, рискуя жизнью, он спасал раненых.
Я с волнением читал этот очерк. Встретившись потом с автором, поинтересовался: почему для первого своего очерка в "Красной звезде" он выбрал в герои именно санитара?
Вадим Михайлович ответил не вдруг.
- Простая случайность? - допытывался я.
- Нет, не простая... И вовсе даже не случайность...
Собеседник мой начал издалека. Мол, каждый человек, идя в бой, знает, что не всем суждено вернуться. Он готов стоять насмерть ради святого дела защиты Родины. И все же у каждого теплится надежда, что судьба прикроет его своим крылом. На худой конец, ранят... И с первой же мыслью о ранении возникает тревога: а вынесут ли с поля боя, успеют ли, не истечь бы кровью?
- Откровенно говоря, - признался писатель, - я сам, бывало, примерял на себя эти настроения. Жизнь ведь у каждого одна... А между тем мало кто по доброй воле идет в санитары: считается, что на войне это далеко не главное дело. Даже девушки хотят "воевать по-настоящему": рвутся в снайперские команды, в разведчицы. Вот почему я задался целью возвысить эту неприметную, но очень важную, совершенно необходимую военную специальность. Начал искать героя-санитара. И вот нашел Павла Филипповича Трошкина, надежнейшего человека в опасном боевом деле...
