Тостуемый пьет до дна - Данелия Георгий Николаевич (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Ты насчет съемки негра в «Совсем пропащем» разрешение просил? — спросил меня Миша Шкаликов. (Тогда он уже стал начальником Иностранного отдела Госкино.)
— Нет.
— А почему? Ведь Нигерия тоже капстрана.
— Ну как-то в голову не пришло.
— Вот и сейчас пусть в голову не приходит. Никого не спрашивай и снимай своего журналиста. Потому что никто на себя ответственность не возьмет и тебя будут вечно отфутболивать. Только я тебе ничего не говорил.
И я сказал Кушнереву:
— Зови. Будем снимать.
Но тут оказалось, что и Кухинке надо спросить разрешение у своего начальства. Короче, вопрос решился только когда мы были уже в экспедиции в Ленинграде.
Норберт приехал вместе с Леоновым, который играл соседа, и вечером, когда я вернулся со съемки, пришел ко мне в номер с бутылкой коньяка. Мы познакомились. (До этого я видел Кухинке только один раз, когда он стоял около своей машины.) Я сказал, что коньяк разопьем после того, как его отснимем. Он согласился, сказал, что он тоже во время работы придерживается такого принципа. И рассказал, что ехал в поезде в одном купе с господином Евгением Леоновым. И он удивлен, что такой популярный и знаменитый актер оказался таким простым, интеллигентным и скромным. Потом Норберт сказал, что ляжет пораньше, чтобы завтра быть в форме. Пожелал спокойной ночи. И ушел. Но его ночь, как выяснилось, не была спокойной.
Утром горничная спросила меня:
— Кто будет за стекло платить?
— За какое стекло?
— У этого, хиппи волосатого вашего.
Выяснилось, что бутылка коньяка не оказалась лишней, потому что Норберт, а с ним еще несколько членов группы все-таки отметили его приезд. А ночью Норберту стало жарко, он хотел открыть окно. Окно не поддавалось. Он дернул посильнее, и стекла вылетели.
Начали снимать мы нашего гостя со сцены в лесу. После вчерашнего вид у Норберта был соответствующий: глаза красные, руки трясутся. Я послал ассистента за водкой и сказал Норберту, что у нас традиция: когда актер снимается в первый раз, он обязательно должен выпить полстакана водки. И спросил у шофера такси, которое ко мне было прикреплено, есть ли у него стакан.
— Обижаете, — сказал шофер и достал из «бардачка» засаленный граненый стакан, к которому когда-то прилип кусок воблы.
Стакан вымыли, но вобла осталась. Ее можно было отодрать только напильником.
— Не обращайте внимания, — сказал шофер, — она многократно дезинфицирована.
Норберт выпил водку. И повеселел.
— Красивый лес, — сказал он.
Сцену снимали в Павловском лесу.
Как это часто бывает, начали снимать с конца — с крупного плана Хансена. (В тот день было очень пасмурно, и Вронский попросил, чтобы снимать начали с крупных планов.) Хансен должен был сказать: «Очень быстро — плохо понял».
Норберт сказал, что он готов.
— Мотор!
— Очень-быстро-плохо-понял, — слитной скороговоркой произнес он.
— Стоп! Господин Кухинке, все очень хорошо, но после «очень быстро» надо сделать небольшую паузу, — попросил я.
— Извините, я не знал.
— Не страшно. Снимем еще раз. Приготовились… Мотор!
Он опять так же:
— Очень-быстро-плохо-понял.
— Стоп! Господин Кухинке, надо немного не так. Вот послушайте, как я скажу. «Очень быстро», пауза — считаем: раз, два, а потом говорим: «плохо понял».
— Спасибо. Теперь я знаю.
— Мотор!
— Очень-быстро-раз-два-плохо-понял, — той же скороговоркой произнес он.
Это был первый кадр в жизни Норберта. Дальше он разобрался, что к чему, и никаких сложностей во время съемок не было. Сложность возникла, когда он снялся и должен был уехать.
Вечером заходит: рубашка расстегнута до пупа, волосы дыбом, очки искривлены, одного стекла нет. И спрашивает:
— Георгий, а где эта старая б… Леонов?
— Не знаю.
«Быстро мы его перевоспитали!» — удивился я.
А Норберт достает из кармана бутылку конька, наливает в стакан, выпивает и говорит:
— Тостуемый пьет до дна! (Реплика из фильма.)
Прошло четверть века, как снят фильм, а Норберта в России узнает каждый второй.
ЛЕНОЧКА СУДАКОВА
Леночка Судакова выделялась из всей группы. Она была какая-то особенная — скромная, молчаливая, незаметная и преданная работе до предела.
На «Совсем пропащем» мы с Бубой как-то на рассвете, часов в пять утра, спустили на воду лодку и поплыли к камышам ловить рыбу. Смотрим — там, на берегу, как Аленушка Васнецова, сидит наша Леночка. Оказалось, она ходила в Каховку звонить с переговорного пункта в Москву. Если Леночка сомневалась, что телеграмма вовремя дошла до актера, она могла одна ночью десять километров идти до телефона, чтобы позвонить и проверить.
Меня Леночка знала очень хорошо, пожалуй, лучше, чем я сам. Она всегда знала наперед, какой эпизод я не буду снимать, какой буду переснимать и что вообще выкину при монтаже. И очень многое в моих фильмах получилось благодаря ее необыкновенно тонкому видению и интуиции. Так, она настояла, чтобы Бузыкина сыграл Олег Басилашвили (и это большая удача). И не только. В том же «Осеннем марафоне» мы с Володиным хотели, чтобы дядю Колю играл Леонов.
А Леночка сказала:
— Как скажете, Георгий Николаевич.
— Что тебе не нравится?
— Мне все нравится, только потом вы скажете, что Евгений Павлович должен играть соседа, потому что на дядю Колю его пригласили бы сто режиссеров из ста.
Леонов и сыграл соседа. И за эту роль на фестивале в Венеции получил приз. А фразы «хорошо сидим» и «тостуемый пьет до дна» произнес так, что их до сих пор повторяют.
Я благодарен Богу, что у меня была такая помощница.
НАМНОГО ЛУЧШЕ СТАЛО
Финал фильма придумал художник Леван Шенгелия. У нас заканчивалось на крупном плане Бузыкина.
А Леван предложил:
— Пусть к нему зайдет профессор Хансен и они побегут трусцой.
— Но это уже вечер, а трусцой бегают по утрам, — не согласился я.
— Не имеет никакого значения, — сказал Леван.
И оказался прав. Финал в этом фильме получился замечательный.
Но я с этим пробегом настрадался. Мне каждую ночь снилось, что я сдаю фильм и меня спрашивают:
— И куда бегут ваши герои?
— Никуда. Просто так, для здоровья.
— Нет, Георгий Николаевич, они в Швецию бегут, это всем понятно.
Снимали мы на шоссе, которое вело к Финскому заливу, а за ним (если его переплыть) была Швеция.
К концу монтажа этот сон начал сниться мне каждую ночь. Перед сном я настраивал себя: горные ручьи, камушки, шевелится мох, Но только засыпал — оказывался в Госкино и меня спрашивали:
— Куда бегут ваши герои, товарищ Данелия?
Перед тем как везти фильм в Госкино, сдаю картину Сизову. Когда фильм кончился, он сказал:
— Неплохо. Но надо подумать о финале.
«Господи! — думаю, — неужели он скажет про Швецию?»
Но Сизов сказал другое. Он сказал, что в конце фильма Бузыкин должен вернуться к жене окончательно.
— Это я делать не стану! — сказал я.
— Я свое мнение высказал, вези в Госкино.
В Госкино сделали немало замечаний (мелких), но про финал ничего не сказали. На другой день мне позвонил Сизов и сказал, что ему звонили из Госкино и сказали, что забыли меня предупредить, что финал надо обязательно исправить. Надо, чтобы он или вернулся к жене, или был как следует наказан.
Я сказал, единственное, что я могу сделать, это увеличить крупный план печального Бузыкина в финале.
— Ну увеличь, — и повесил трубку.
— Давай срезку крупного плана, — сказал я Тане Егорычевой.
— Какую? Этот план стоит у нас от хлопушки до засветки.
— Ну давай второй дубль.
— Второй пробили в ОТК. (Отдел технического контроля.)
Когда мы выполнили мелкие замечания, Сизов сказал, что он смотреть не будет. И чтобы мы везли картину в Госкино. Отвезли фильм в Гнездниковский переулок. Захожу в просмотровый зал — сидят несколько редакторов. Начальства — никого.
