Дневник. Том 2 - де Гонкур Жюль (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗
французских и иностранных дипломатов), — за которым только
и говорят что о Париже и называют имя этой актрисы. Когда
гости уходят, мой родственник дает мне прочесть целую пачку
писем, в которых речь идет о ней, — эти письма написаны
в то время, когда она была его любовницей, и адресованы
умершему другу. Письма исполнены чисто юношеского энту
зиазма, сквозь который иногда дерзко прорываются первобыт
ные инстинкты. Включить туда блаженные воспоминания
о ночах любви, проведенных в брюссельской гостинице «Фланд
рия», когда любовников словно убаюкивали звуки органа сосед
ней церкви.
Итак, вторая часть — в письмах.
Часть третья. — Зимний день; в пять часов, от безделья.
поднимаюсь к продавцу автографов, — у него в окне горит свет.
Субъект, вроде Лаверде, бывший сен-симонист, больной, по
улицам он ходит, держа шляпу в руке. Наверное, занимается
своими исследованиями, пользуясь новым магниевым аппара
том, который придает его зоркому взгляду еще большую
остроту. Он просматривает какие-то записки — тонкие тетради,
дневник, — проданные ему распутной сестрой этой актрисы,
особой типа Лажье, — которая эксплуатирует ее и торгует ее
письмами. Это полная любовная исповедь актрисы за время
ее романов с этими двумя людьми, с оценкой обоих ее любов
ников и описанием — с ее точки зрения — происходивших
между ними сцен и слов, сказанных тем или другим.
Итак, третья часть — автобиография.
Понедельник, 22 мая.
Я не в состоянии усидеть дома, я должен видеть, должен
знать.
На улице я вижу, что люди толпами стоят в подворотнях *,
возбужденные, ропщущие, полные надежды, они уже настолько
осмелели, что провожают вестовых улюлюканьем.
Вдруг на площади Мадлен рвется снаряд, и все жильцы
немедленно расходятся по домам. Возле новой Оперы я встре-
136
чаю процессию — несут национального гвардейца с перебитым
бедром.
Люди, рассеянные по площади редкими группами, говорят,
что версальцы уже заняли Дворец промышленности. Нацио
нальные гвардейцы, явно деморализованные и павшие духом,
возвращаются небольшими отрядами; вид у них измученный и
пристыженный.
Я поднимаюсь к Бюрти, и мы сразу же выходим, чтобы вы
яснить, что делается в Париже.
Толпа на площади Биржи, перед витриной пирожника, ко
торую только что разнесло снарядом. На Бульваре перед новой
Оперой высится баррикада, сооруженная из бочек с землей,
баррикада, которую защищают несколько человек, с виду не
слишком энергичных. В эту минуту прибегает какой-то моло
дой человек и сообщает нам, что версальцы заняли казарму
Пепиньер. Увидев, как рядом с ним падают люди, он укрылся
на вокзале Сен-Лазар.
Мы возвращаемся на Бульвар. Перед старой Оперой, у во
рот Сен-Мартен начали строить баррикады, и какая-то женщина
в красном поясе перетаскивает камни мостовой. Повсюду про
исходят стычки между буржуа и национальными гвардейцами.
По улице шагает, еще не остыв от боя, отряд национальных
гвардейцев, и среди них мальчик с красивыми глазами, на штык
его ружья насажена какая-то ветошь — это шапка жандарма.
Группа за группой печальной процессией тянутся хмурые
национальные гвардейцы, переставшие сражаться. Неразбериха
полная. Ни одного старшего офицера, отдающего приказания.
По всей цепи бульваров — ни одного члена Коммуны, опоясан
ного шарфом. Артиллерист с растерянным видом катит, на свой
страх и риск, большую медную пушку, не зная толком, куда
с ней податься. Время от времени поднимается столб белого
дыма — это стреляет пушка где-то слева от Монмартра.
Вдруг среди всей этой сумятицы, всей этой растерянности,
среди враждебно настроенной толпы показывается верхом на
коне какой-то толстый субъект, в расстегнутом сюртуке и раз
вевающейся рубашке, с апоплексически-гневным лицом; он ко
лотит кулаком по загривку своей лошади, великолепный в своей
героической растерзанности.
Мы поворачиваем обратно. С Бульвара до нас ежеминутно
доносятся громкие крики спорящих и дерущихся буржуа, на
чинающих бунтовать против национальных гвардейцев, которые
в конце концов арестовывают их, под громкие вопли окружа
ющих.
137
Мы поднимаемся в стеклянный бельведер, венчающий дом.
Все небо со стороны Лувра заволокло облаками белого дыма.
Есть что-то ужасающее и мистическое в этой битве вокруг нас,
в этой оккупации, которая происходит без шума и словно без
боя. Я пришел в гости к Бюрти, а оказался здесь пленником —
доколе? Не знаю. Выйти уже невозможно. Зачисляют в полки,
заставляют строить баррикады всех, кто попадает в руки На
циональной гвардии. Бюрти принимается переписывать отрывки
из «Писем, найденных в Тюильри», а я под вой близящихся
снарядов погружаюсь в чтение его книги «Творчество Дела
круа».
Вскоре взрывы гремят уже со всех сторон и совсем близко.
Возле дома напротив, на улице Вивьен разбита беседка. Сле
дующий снаряд разносит вдребезги уличный фонарь прямо
перед нашими окнами. И, наконец, последний рвется у основа
ния нашего дома, когда мы сидим за обедом, и нас, вместе со
стульями, подкидывает вверх.
Мне устраивают постель, и я бросаюсь на нее, не разде
ваясь. Под окнами — шум и голоса пьяных национальных гвар
дейцев, которые ежеминутно хрипло кричат «Кто идет?» на
встречу каждому прохожему. На рассвете я забываюсь тяже
лым сном, прерываемым кошмарами и взрывами.
Пятница, 26 мая.
Я шел вдоль линии железной дороги и находился недалеко
от вокзала Пасси, как вдруг увидел толпу мужчин и женщин,
окруженных солдатами. Пройдя сквозь сломанную ограду, я
очутился на обочине аллеи, где стояли пленные, готовые к от
правке в Версаль *. Пленных много — я слышу, как офицер, пе
редавая полковнику какую-то бумагу, вполголоса произносит:
«Четыреста семь, из них шестьдесят шесть женщин».
Мужчины построены по восемь человек в ряд и привязаны
друг к другу веревкой, стягивающей им запястье. Одеты они
кто во что горазд, — их застали врасплох: большинство без
шапок, без фуражек, ко лбу и щекам прилипли волосы, мокрые
от мелкого дождя, — он сыплет сегодня с самого утра. Среди
них есть простолюдины, сделавшие себе головной убор из но
сового платка в синюю клетку. Другие, насквозь промокнув,
запахивают на груди плохонькое пальто, из-под которого гор
бом торчит краюха хлеба. Здесь люди всех сословий и рангов —
блузники с суровыми лицами, ремесленники в куртках, буржуа
в шапках социалистов, национальные гвардейцы, не успевшие
138
переодеть форменные штаны, два смертельно бледных солдата-
пехотинца,— тупые, свирепые, равнодушные, немые лица. Среди
женщин — та же пестрота. Рядом с женщиной в косынке —
женщина в шелковом платье. Здесь мещанки, работницы, де
вицы, одна из которых одета в мундир национального гвар
дейца. И среди всех этих лиц бросается в глаза зверская фи¬
зиономия какого-то существа, — пол-лица у него занимает ог
ромный кровоподтек. Ни у одной женщины не заметно той вя
лой покорности, в какой пребывают мужчины. На их лицах
гнев, насмешка. У многих безумный взгляд.
В числе женщин есть одна удивительная красавица, своею
суровой красотой напоминающая юную Парку. Это брюнетка
с густыми вьющимися волосами, с глазами стального цвета,
щеки ее горят от невыплаканных слез. Она стоит в вызывающей
позе, готовая броситься на врага, излить на офицеров и сол
дат поток брани, который не может вырваться из ее искажен
ных яростью уст, так и оставаясь нечленораздельными звуками.