Батальон смерти - Родин Игорь П. (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Ведя именитых гостей в дом, я размышляла, что бы все это могло значить. Если они явились уговаривать меня создать комитет, тогда мне придется очень трудно, но я все равно не дам своего согласия.
Я не ошиблась. Генерал привез с собой всех моих патронесс, чтобы они помогли ему сломить мое упрямство. Он тут же начал горячо убеждать меня в необходимости считаться с общим положением о введении в армии системы комитетов, приводя уже знакомые мне доводы, но я не поддавалась. В конце концов он разозлился.
– Скажите, вы солдат? – задал он мне тот же вопрос, что и Керенский.
– Так точно, господин генерал!
– Тогда почему не подчиняетесь приказам?
– Потому что они идут против интересов страны. Комитеты – это чума. Они разрушили нашу армию, – ответила я.
– Но ведь это делается по установленному в стране закону, – доказывал он.
– Да, но это пагубный закон, выдуманный для того, чтобы разрушить фронт во время войны.
– Ну хорошо. Прошу вас сделать это формы ради, – продолжал он уже совершенно другим тоном, по-видимому поняв справедливость моих слов. – Все мои армейские комитеты начинают интересоваться вами. Спрашивают, кто такая Бочкарева и почему ей разрешают командовать без комитета. Так сделайте это хотя бы формально. Ваши девушки так преданы вам, что, какой бы комитет они ни выбрали, он не будет вам серьезной помехой. И в то же время это избавит нас от неприятностей.
Тут меня окружили женщины-патронессы и начали просить и всячески уговаривать, чтобы я согласилась. Некоторые плакали, другие обнимали. Все это действовало мне на нервы. Ничто не могло разозлить меня так, как лесть. Я распалилась, совершенно потеряла контроль над собой, впала в истерику.
– Все вы мошенники! Вы хотите погубить страну! Убирайтесь отсюда! – завизжала я как сумасшедшая.
– Молчать! Как вы смеете вести себя так в присутствии генерала? Я вас расстреляю! – закричал на меня Половцев, трясясь от гнева.
– Ну, давайте! Стреляйте! Стреляйте! – завопила я, рывком расстегивая шинель и тыча себя в грудь. – Убейте меня!
Генерал развел руками, сердито бормоча себе под нос:
– Что за черт! Это не женщина, а дьявол! С ней ничего нельзя поделать.
И в сопровождении разношерстной свиты генерал удалился. А на следующее утро от генерала Половцева пришла телеграмма, уведомлявшая, что мне разрешено продолжать командовать батальоном без комитета солдатских депутатов.
Так закончился скандал, вызванный бунтом в батальоне и чуть не погубивший все дело. Пришлось выдержать нелегкий бой, но отступать я не собиралась, ибо была убеждена в своей правоте.
Дальнейшие события полностью подтвердили справедливость моих опасений. Русская армия, некогда самая мощная в мире, была разрушена в течение нескольких месяцев системой комитетов солдатских депутатов. Еще в окопах я доподлинно узнала, каким проклятием для армии становились комитеты, мне почти сразу стал понятен зловещий смысл их деятельности. Было ясно, что главная особенность в работе комитетов – это бесконечная говорильня, и ничего другого. Немцы целыми днями занимались в окопах какой-то работой, а наши ребята болтали. А я всегда считала, что главное на войне – активные действия и только они принесут победу.
Глава тринадцатая. Батальон на фронте
В то утро, когда пришла телеграмма от генерала Половцева, мы получили знамя, на котором красовалась примерно такая надпись: «Да здравствует Временное правительство! Все, кто может, в наступление! Вперед, храбрые женщины! На защиту истекающего кровью Отечества!»
Под этим знаменем нам надлежало участвовать в демонстрации, организованной в ответ на манифестацию большевиков, назначенную на тот же день. С нами должны были идти и инвалиды войны. Порядок шествия мы обсудили с их руководителем, встретившись на Морской.
В воздухе витали тревожные слухи. Комендант дома инвалидов предоставил в мое распоряжение пятьдесят револьверов. Я распределила их среди инструкторов и других офицеров, оставив пару для себя.
Во главе Батальона смерти должны были идти офицеры Волынского полка, так как половина личного состава их части отказалась участвовать в антибольшевистской демонстрации. Хотя стоял еще только июнь месяц, полк уже был заражен большевистскими идеями.
Марсово поле, куда мы направлялись, находилось примерно в пяти верстах от наших казарм. На всем пути следования огромные толпы людей приветствовали нас и инвалидов, а их было около пятисот. Многие женщины из числа собравшихся на тротуарах плакали. Они жалели девушек, которых вели якобы на стычку с большевиками. То и дело слышалось:
– Сегодня что-то должно случиться…
Когда мы подошли к Марсову полю, где проходила манифестация большевиков, я приказала своим солдатам остановиться и минут пятнадцать посидеть и отдохнуть.
– Стройся! – скомандовала я, когда отведенное на отдых время истекло.
Мы все нервничали, как перед наступлением. Я проинструктировала девушек держаться подле меня, не вступать ни с кем в пререкания, не поддаваться ни на какие провокации и не срываться на бег во избежание паники. Все они твердо обещали выполнять мои наставления.
До начала демонстрации капитан из дома инвалидов, несколько подчиненных ему офицеров и мои инструкторы настаивали на том, чтобы идти во главе демонстрации рядом со мной. Я возражала, потому что хотела показать большевикам, что не боюсь их, но они упрашивали меня, и в конце концов я согласилась.
Толпа собравшихся людей на Марсовом поле была в самом деле огромная. Поток демонстрантов с большевистскими знаменами и лозунгами продолжал прибывать. Мы остановились в пятидесяти шагах от них и тотчас были встречены градом насмешек и ругательств. Манифестанты поносили Временное правительство и кричали:
– Да здравствует революционная демократия! Долой войну!
Некоторые из моих девушек не сумели сдержать своего возмущения и начали им отвечать, провоцируя тем самым серьезную словесную перепалку.
– Когда вы орете «Долой войну!» – воскликнула я, выступив вперед и обращаясь к разбушевавшимся манифестантам, – вы помогаете разрушать Свободную Россию! Сначала надо разгромить германцев, а тогда не будет и войны!
– Убить ее! Убить ее! – послышались угрожающие выкрики.
В страшном возбуждении я шагнула вперед, навстречу толпе. Пальцы сжимали рукоятки обоих револьверов, но, несмотря на охватившее меня волнение, в голове прочно засело одно: я не должна стрелять в свой собственный народ, в простых рабочих и крестьян.
– Опомнитесь, обманутые сыны России! – кричала я в ответ на их насмешки и издевательства. – Подумайте, что вы делаете! Вы же губите Отечество! Мерзавцы!
Мои инструкторы пытались оттащить меня, но я вырвалась и шагнула прямо в гущу толпы, как безумная продолжая взывать к людям. Я не замолчала даже после того, как из толпы стали стрелять. Тогда мои офицеры приказали батальону открыть огонь. Началась ужасная потасовка.
Двух инструкторов батальона убили, причем один из них в это время защищал меня. Еще двух ранили. Получили ранения и десять моих девушек. Несколько пуль оцарапало меня, но я оставалась невредимой, пока кто-то сзади не ударил меня по голове и я не потеряла сознание. В это побоище оказались также втянутыми люди, пришедшие просто посмотреть на демонстрацию. И началась всеобщая паника.
Я очнулась только к вечеру. У постели стоял врач. Он сообщил, что, хотя я и потеряла много крови, рана неопасна и я вскоре смогу вновь приступить к своим обязанностям.
Поздно вечером дежурный офицер доложил, что меня приехал проведать Михаил Родзянко. Врач вышел, чтобы встретить его, и я слышала, как они разговаривали в соседней комнате. Первое, что спросил Родзянко, – жива ли я. Оказывается, в городе ходили слухи, будто меня убили на Марсовом поле. Объяснение доктора, очевидно, обрадовало председателя Государственной думы.
Родзянко, улыбаясь, подошел к кровати и поцеловал меня.
– Геройчик мой! Я рад, что вы пострадали не слишком серьезно. В городе о вас рассказывают всякое. Вы, конечно, совершили смелый поступок, направив своих людей в толпу большевиков. Но все же и вы, и инвалиды допустили глупость, попытавшись противостоять демонстрантам при таком значительном неравенстве сил. Я наслышан о ваших успехах в борьбе против системы комитетов. Это вам во благо! Я хотел пораньше навестить и поздравить вас, но был очень занят.
