Батальон смерти - Родин Игорь П. (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
– Тогда мне ничего больше не остается, как распустить ваш батальон! – объявил генерал Половцев.
– Коли угодно – хоть сию минуту! – отпарировала я и поехала в институт.
Зная, что бунтовщицы получили от генерала распоряжение вернуться, я поставила у ворот караул из десяти вооруженных солдат и приказала никого не впускать в расположение части, а в случае тревоги – стрелять. Многие бунтовщицы пришли обратно, но, завидев винтовки, ретировались. И опять направились к Половцеву, но на сей раз генерал ничем не мог им помочь. Он доложил обо всем Керенскому, рекомендовав ему принять какие-то меры, чтобы обуздать меня.
Я приступила к переформированию батальона. От него осталось всего три сотни человек, но это были самые верные и надежные женщины. Меня не смущало такое сокращение численности батальона. Большинство оставшихся составляли такие же, как и я, крестьянки, неграмотные, но искренне преданные матери-России. Все – моложе тридцати пяти, за исключением одной, по фамилии Орлова. Ей было уже сорок, и она отличалась необычайно тучным телосложением. Мы возобновили учение с еще большим рвением, чем прежде.
День или два спустя позвонил адъютант Керенского и вызвал меня в Зимний дворец на встречу с военным министром. В приемной собралось много людей, я поздоровалась со знакомыми. В назначенное время меня пригласили в кабинет Керенского.
Он решительным шагом расхаживал по кабинету и выглядел мрачным.
– Доброе утро, господин министр, – поздоровалась я.
– Доброе утро, – ответил он холодно, не подав руки. – Вы солдат? – спросил он отрывисто.
– Так точно, – ответила я.
– Тогда почему же не подчиняетесь старшим по званию?
– Потому что в этом деле я полностью права. Приказы начальства противоречат интересам моей страны и нарушают предоставленные мне полномочия.
– Вы обязаны подчиняться приказам! – закричал Керенский, и голос его перешел на визг, а лицо вспыхнуло гневом. – Я требую, чтобы завтра же в батальоне был комитет! Чтобы вы вежливо обращались с девушками! Чтобы вы перестали их наказывать! Иначе я сотру вас в порошок!
И для убедительности военный министр ударил кулаком по столу. Но я чувствовала свою правоту, и эта вспышка раздражения меня не испугала. Наоборот, она только укрепила мою решимость.
– Нет! – заорала я, тоже треснув кулаком по столу. – Не стану я создавать никаких комитетов. Я начала с того, что установила в батальоне строжайшую дисциплину. И тогда все отнеслись к этому с пониманием. Можете расформировать батальон сейчас же. Я уеду домой, в деревню, и буду жить там в мире и покое. Но я была солдатом и хочу им остаться.
С этими словами я выбежала из кабинета, хлопнув дверью перед носом удивленного министра.
Сильно взволнованная, я вернулась в институт, собрала своих девчат и сказала им:
– Завтра я уезжаю домой. Батальон будет расформирован, потому что я ни за что не соглашусь на создание здесь комитета. Как вы помните, я предупреждала всех подавших заявление, что буду требовать строжайшей дисциплины. Мне хотелось сделать этот батальон образцовым, чтобы он навечно вошел в историю нашей страны. Я надеялась доказать, что женщины могут преуспеть там, где мужчины терпят неудачу. Я мечтала, что женщины смогут воодушевить мужчин на великие дела и спасти нашу несчастную страну. Но мои надежды не оправдались. Большинство из тех, кто откликнулся на мой призыв, оказались трусливыми, слабыми девчонками, и они разрушили мой план спасения многострадальной России. Я только что вернулась от Керенского. Он сказал, что в батальоне должен быть создан комитет, а я отказалась. Вы понимаете, что будет означать для нас комитет?
– Нет, начальник. Нет, – отвечали мои женщины.
– Комитет, – объяснила я, – это не что иное, как бесконечная говорильня. Комитеты развалили армию и страну. Война есть война, и на войне не разговаривают, а действуют. Я не могу подчиниться распоряжению о создании в батальоне комитета, то есть как раз той системы управления, которая разрушила, развалила нашу доблестную армию. Поэтому я уезжаю домой… Да, уезжаю завтра…
Девушки в слезах бросились к моим ногам. Они плакали и умоляли меня остаться.
– Мы вас любим. Мы будем с вами до конца, – со слезами на глазах говорили они. – Можете наказывать нас, даже бить, если хотите. Мы понимаем и уважаем ваши намерения. Вы хотите помочь спасти Россию, и мы желаем быть полезными вам в этом деле. Можете обращаться с нами как угодно, даже убить, но только не бросайте нас. Ради вас мы готовы на все. Мы сами пойдем к генералу Половцеву и разорвем его на части!
Обхватив мои ноги, они обнимали, целовали меня, клялись в любви и преданности. Я была глубоко тронута. Мое сердце исполнилось благодарности и любви к этим храбрым подругам. Они казались мне детьми, моими собственными детьми, и я ощущала себя их заботливой, нежной матерью. И если я восстановила против себя полторы тысячи злых душ, то обрела глубокую преданность трехсот благородных. Они хлебнули горечи солдатской жизни и не струсили. А вот другие, маскировавшие свою никчемность лозунгами «демократии», оказались трусами. Эти же не искали себе никаких оправданий. Перспектива пожертвовать своей жизнью их не страшила. И мысль о трехстах русских девушках, с их смелыми сердцами, чистыми душами, готовностью пожертвовать собой, успокоила мое ноющее сердце.
– Очень хочу остаться, но не могу, – отвечала я на уговоры девчонок. – Высшее начальство приказало создать комитет, в противном случае батальон распустят. Я категорически отказалась создать комитет, и мне ничего не остается, как вернуться домой. А пока – все, я поеду к герцогине Лихтенберг.
Герцогиня принадлежала к тому кругу светских женщин, которые проявляли серьезный интерес к моему делу. Она была очень простой и приятной в общении, а я так нуждалась в человеке, которому могла бы излить душу. Мне всегда казалось, что герцогиня меня поймет и поможет.
– Что вас мучает, Мария? – такими словами герцогиня приветствовала меня, едва я переступила порог ее дома. Я не смогла удержать рыданий и, запинаясь, поведала ей о бунте и последовавшем затем расколе в батальоне. Случившееся сильно угнетало меня, и казалось, я, того гляди, лишусь сил. Новость поразила ее, и она заплакала вместе со мной. Прекрасная мечта, вдохновлявшая нас, разбилась вдребезги. Очень печальным был тот вечер. Я осталась у нее на ужин.
Часов в восемь вечера туда приехала одна из моих девушек. Ее прислали из казарм, чтобы доложить мне о результатах визита делегации батальона к генералу Половцеву. Оказалось, что все триста верных мне девушек вооружились винтовками и направились к командующему военным округом. Они потребовали, чтобы он вышел к ним: разговор, дескать, есть серьезный. Генерал вышел.
– Что вы сделали с нашим начальником? – грозно вопрошали они.
– Да ничего я не сделал, – ответил им Половцев, удивившись виду разгневанных женщин.
– Верните нашего начальника! – кричали девчонки. – Верните немедленно. Она святая женщина. Всем сердцем переживает за нашу несчастную Россию. Мы не хотим иметь ничего общего с теми глупыми, своенравными бунтарками и не позволим распустить батальон. Батальон – это мы. Верните нашего начальника. Мы дали обещание соблюдать железную дисциплину и не станем выбирать никаких комитетов!
Мне доложили, что генерал Половцев не на шутку перепугался, окруженный толпой разъяренных и решительно настроенных женщин. Он отослал их обратно в институт, пообещав, что не станет расформировывать батальон и приедет туда сам в девять часов на следующее утро. Я возвратилась в казармы и нашла там все в идеальном порядке. Казалось, девушки всем сердцем хотели успокоить своего начальника, – так соблюдали тишину, что даже ходили на цыпочках.
Утром все пошло как обычно: подъем, молитва, завтрак, военные занятия. В девять часов утра мне доложили, что прибыли генерал Половцев, адъютант Керенского, капитан Дементьев и несколько высокопоставленных дам-патронесс. Я быстро построила солдат. Генерал поприветствовал девушек, и они ответили как положено. Он поздоровался со мной за руку и приказал распустить девушек, потому что хотел обсудить некоторые вопросы.
