«Шоа» во Львове - Наконечный Евгений (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
От реки Збруч, которая служила границей, к городским предместьям Львова Красная армия пришла за три дня. Наши непоседливые соседи по дому — братья Роман и Владислав Желязны — побывали в тот же день на лычаковском предместье (рогатке) и принесли оттуда невиданную до сих пор денежную купюру с изображением лысой головы. Потом опостылевшее изображение лысого вождя долгие годы не исчезало с улиц и площадей Львова. Братья рассказали, что на лычаковской рогатке уже находятся красноармейские патрули, а Львов должен отойти под власть большевиков. Им никто не поверил. За свои связи с уголовным миром братья среди нас славились как нечестные люди. Много львовян надеялось, что Львов заберут немцы, хотя бы по той причине, что город полтора столетия находился под австрийским (то есть немецким) управлением. Но в этот раз братья говорили правду.
Вследствие ультимативных переговоров, польский гарнизон Львова 22 сентября 1939 года, вынужден был капитулировать именно перед Красной армией. Немецкий вермахт, согласно тайного договора Риббентропа — Молотова, отступил на запад, за речку Сян. В полдень в день капитуляции тревожная тишина на улицах и площадях города сменилась настоящим безвластием. Польские солдаты, среди которых было немало украинцев и белорусов, радостно швыряли свои винтовки, боеприпасы, каски и другое военное снаряжение и длинными колоннами шли сдаваться в плен. К слову, в польскую армию на войну было мобилизовано свыше 150 тысяч украинцев, из которых 6 тысяч погибло. Это потом счёт украинцев, которые погибнут в боях с гитлеровцами, пойдёт на миллионы. В тот трагический для польских патриотов день отмечались случаи, когда гордые офицеры от отчаяния стрелялись.
С началом осады Львова в нашем квартале разместился штаб соединения, и в доме в качестве квартирантов проживало несколько штабистов. Один из них, молодой элегантный офицер, красивый блондин, который ухаживал за Идой Штарк (казалось что не без взаимности), притянул в подъезд дома станковый пулемёт на колёсиках и стал выкрикивать, что большевикам живым он в руки не дастся, будет отстреливаться до последнего. Коллеги-офицеры, повторяя: «Янек, в этом нет смысла», еле его успокоили. Когда Янек немного остыл, товарищи повели его к Иде Штарк. В то время бедлама и бездумья она показала незаурядную смекалку и практическое понимание ситуации. Ида привела своего красавца в нашу квартиру и попросила моего отца, который имел одинаковый рост, переодеть Янека в поношенную гражданскую одежду. Подчиняясь её приказу, офицер сбросил новенький шерстяной мундир и напялил на себя старую мятую одежду. Ида, словно режиссёр, со всех сторон рассматривала своего красавца, поправляя на нём одежду, наставляла, что ему необходимо горбиться, чтобы не выступала офицерская выправка. Она делала из польского офицера забитого сельского парня. Когда ему стало жаль добротных офицерских сапог, Ида резко крикнула:
— Не корчь из себя недоумка! По глянцевым сапогам тебя сразу узнают!
Переодетый в гражданское, в старых туфлях, в дырявой, замызганной шляпе Янек сел на велосипед, который ему в тот же день раздобыла Ида, и поехал боковыми улицами на юг. Он, как и большинство польских офицеров, имел намерение попасть в Румынию, а оттуда — в союзную Францию. Если ему это удалось, то своим спасением он должен быть обязан сообразительности еврейской девушки. Весной следующего года 20 тысяч польских пленных офицеров, среди которых были и украинцы, без суда и следствия были тайно расстреляны в Катыне, Осташкове и Старобельске под Харьковом. По сегодняшний день эта, осуществлённая в мирное время, варварская акция НКВД над пленными является кровоточащей раной польской истории.
Характеризуя тогдашние галицийские обычаи, необходимо добавить, что логическое завершение романа между польским офицером и еврейской девушкой было принципиально невозможным. Евреи упрямо и категорически выступали против смешанных браков, оберегая чистоту крови, а поляки требовали от иноверцев обязательного крещения. Однако если польско-еврейские браки и случались, то исключительно редкие случаи украинско-еврейских браков, газеты расписывали как о чрезвычайном происшествии.
Приход Красной армии львовяне оценивали не по классовым позициям, как этого хотели бы догматы-марксисты, а чисто по этническим. Потом я неоднократно имел возможность убедиться, что так званые классовые оценки для простых людей были, вопреки надеждам марксистов, второстепенными и малозначительными. По мнению тогдашних львовских поляков, наступила враждебная российская оккупация — четвёртый раздел Польши. «Но, — утешали себя они, — война ещё продолжается». В окончательной победе союзников, которыми являлись Франция и Англия, поляки не сомневались и надеялись, что большевистская оккупация временная, а владение Польши Львовом снова восстановится. Никто из них не мог и предположить, что вековое польское господство и привилегированный статус господствующей нации, который имели поляки в Галиции, именно тогда навсегда завершилось. Не допускали такого развития событий и галицийские евреи. По свидетельству историка Элияха Йонеса, на секретном совещании еврейских лидеров Галиции было решено вступить с поляками в переговоры с целью согласования позиций; евреи тоже надеялись на быстрое восстановление польского господства. Украинцы, которые, наверно, наилучше понимали тоталитарную сущность московского большевизма, в определённой степени сбитые с толку демагогической пропагандистской кампанией «освобождения от польского ига», настороженно присматривались к «освободителям». Украинцы оценивали ситуацию как смену оккупантов. Красная армия пришла под официальным лозунгом освобождения украинских трудящихся от польского панского ига. В обращении Н. Хрущёва — члена Военного Совета фронта — к красноармейцам было написано: «Советские воины идут в Западную Украину и Западную Белоруссию не как завоеватели, а как освободители украинских и белорусских братьев». Молотов тогда лицемерно заявил, что СССР «подаёт руку помощи братьям-украинцам». Это заявление украинцы Галиции сразу же дополнили: «Нам подают руку, а ноги мы должны протянуть сами». За пропагандистской завесой об «освобождении единокровных братьев» прятался старый московский императив, который требовал овладения всеми украинскими землями для беспрепятственного проведения полной ассимиляции «малороссов». Но теперь простые галицийские евреи встретили Красную армию цветами и неподдельным безоговорочным энтузиазмом. Их радость была такой бурной, такой откровенной искренней и пылкой, что очень шокировала. Особенно шокировала поляков, которые почему-то относились к галицийским евреям как к польским патриотам и поэтому считали, что со стороны евреев проявилась вопиющая неблагодарность, чуть ли не национальная измена. Темпераментная еврейская молодёжь даже бросалась целовать броню советских танков. Вокруг звучали восторженные возгласы: «Да здравствует товарищ Сталин!», «Да здравствует Советский Союз!», «Да здравствует Советская Украина!». Я впервые услыхал, как еврейская толпа с увлечением скандирует на украинском языке. Портной Самуэль Валах прицепил на свою тёмную рубашку красную звездочку и так с ней важно ходил с выражением на лице, словно он случайно стал Ротшильдом. Мусе Штарк в те редкие минуты, когда появлялся дома, опьянённый от счастья мурлыкал какие-то советские военные марши.
Бурно-радостная реакция евреев на приход Красной армии имела свои весомые основания. Галицкие евреи были тщательно проинформированы о теории и практике антисемитизма Гитлера. Еврейская пресса Польши в отличие от советской подробно информировала читателей об антисемитских преследованиях в Германии. Другое дело, что в 1939 году никто даже приблизительно не мог представить возможности гитлеровского народоубийства. Необходимо добавить, что евреи радовались ещё и потому, что лишились унижения со стороны польских шовинистических кругов.
В первый же день краха польского господства в нашем доме под руководством недремлющего Блязера состоялось небольшое мужское совещание. «В городе воцарилась анархия, наступило безвластие, происходят самосуды», — драматично начал его Блязер. Мужчины в знак согласия закивали головами. Его слова воспринимались с пониманием. Кто как кто, а жители нашей улицы хорошо знали, что за их плечами находится предместье Клепаров, где гнездятся преступные банды и очаги проституции, проживают маргинальные типы: пьяницы, бездельники, мошенники, для которых тюрьма — дом родной. К слову, и сегодня там находится неблагополучная «Индия» — очаг наркоторговцев и криминалитета.
