«Машина» с евреями - Подгородецкий Петр Иванович (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
Как гласит опять же классическая версия, к пьяному Макаревичу приехал пьяный Кутиков, который в свое время играл в «Машине», но был отчислен за профнепригодность не без участия Сергея Кавагое, узким японским глазом и острым ухом определившего, что попасть в ноты Александр Викторович никак не может. Но Кутиков сообщил, что за отчетный период стал играть гораздо лучше, что у него на примете есть молодой специалист-химик – выпускник химфака МГУ Валера Ефремов, игравший вместе с ним на барабанах в группе «Високосное лето», а также «гениальный клавишник». Под последним он подразумевал меня. К тому же он сообщил, что у меня есть настоящее музыкальное образование. Наверное, что-то из пьяной беседы запало в мозги Макару, и он пригласил меня поработать в коллективе. Так гласит каноническая версия, растиражированная газетами и журналами начала 80-х годов.
На самом деле все происходило не так, вернее, не совсем так. Кстати, именно в этом месте я хочу поблагодарить Кутикова и Макаревича (в первый и последний раз в этой книге) за то, что они проявили редкую дальновидность и гражданское мужество, поскольку пригласить к себе в группу такого раздолбая как я, было Поступком с большой буквы П. В реальности все было гораздо менее поэтичным и романтичным. Чтобы понять, почему я очутился в «Машине», нужно немного рассказать о себе, любимом. Помните анекдот об объявлении в газете в рубрике «Знакомства» – «Коротко о себе. 25 сантиметров».
Как-то раз, слушая в юности программу «Голоса Америки» под названием «Джаз для коллекционеров», я услышал замечательную фразу, которая надолго запала мне в душу. Приятный мужской голос, рассказывавший о ком-то из великих американских джазистов, сообщил следующее: «Он родился в бедной негритянской семье. Когда мальчику было семь лет, родители купили ему белый рояль». Как мне захотелось иметь такой инструмент! Много позже я держал у себя в квартире громадное белое чудище, занимавшее почти половину одной из двух комнат (вторая у меня – спальня). Потом расстался с ним, ограничившись клавишными и компьютерами. Если. бы в семь лет у меня был белый рояль, я, наверное, умер бы от счастья. А сегодня… Что он есть, что его нет. Были бы руки, да голова, ну и душа, конечно…
А родился я в Москве почти полсотни лет назад в потомственной музыкальной семье. Моя бабушка была пианисткой, мама – профессиональной певицей – всю жизнь работала в «Москонцерте». Понятно, что рос я в окружении музыкальной классики, и меня уже в шесть лет отдали в капеллу мальчиков при Гнесинском училище. Руководил ею тогда Вадим Судаков. Сейчас он возглавляет что-то типа хора телевидения. Но долго я там не проучился, поскольку занятия проходили достаточно далеко от дома. Мы жили в начале проспекта Мира, а капелла располагалась в арбатских переулках напротив канадского посольства. Тогда от нас прямо до Арбата ходил троллейбус № 2, но его упразднили, и ездить стало неудобно. Меня перевели в обычную школу рядом с домом. И в музыкальную, соответственно. Музыкальную закончил раньше, и следующий год музыкой не занимался вообще. Правда, потом стало понятно, что, поскольку по большинству предметов у меня были трояки, и лишь музыка шла на «отлично», надо было заниматься семейным бизнесом дальше. Специализировался я по классу фортепиано.
После девятого класса, никому ничего не сказав, я решил поступить в музыкальное училище и заодно окончить там десятый класс. То есть, никого не уведомляя, явился я в училище при Московской консерватории в Мерзляковском переулке, которое так и зовут «Мерзляковка». Считалось оно более академичным и солидным, чем Гнесинское, поскольку было связано с консерваторией. Наши руководители говорили: «У нас тут не Гнесинка какая-нибудь». Пришел в приемную комиссию с наглой физиономией поступать на фортепианный факультет. И когда я спросил у студентов-старшекурсников, которые сидели в приемной комиссии, где тут принимают документы у желающих специализироваться по игре на рояле, они понимающе закивали головами и выразились в том смысле, что, мол, еще один явился. Меня это насторожило, и я поинтересовался, сколько желающих уже приходило, и мне сказали, что я 388-й. Учитывая то, что мест было всего двадцать, следовало трезво взвесить свои возможности. Я поинтересовался, где конкурс меньше всего. Мне сказали: «Иди на дирижерско-хоровое – там вообще пока никого». Туда я и подал документы. Начались консультации, которые вел Адриан Петрович Александров – непосредственно декан факультета. На первой консультации, он посмотрел мою анкету и задумчиво спросил: «Подгородецкий? А маму у тебя Викой зовут?» – «Да». – «Ну передай ей привет от Адика» – и расплылся в улыбке. И с той поры он взял надо мной шефство, которое заключалось в том, что он требовал от меня гораздо больше, чем от других. Выяснилось, что мама училась вместе с ним в училище имени Ипполитова-Иванова, она на вокальном, он на дирижерском, и у них даже, похоже, был роман. У Адриана Петровича остались очень теплые чувства по отношению к моей маме, и эти теплые чувства он вымещал на мне. Ни у одного из моих соучеников не было такой сложной программы ни по фортепиано, ни по дирижированию.
Мы, естественно, сколотили свою неформальную музыкальную команду, хотя в нашем училище это не особо приветствовалось. Но мы выступали на всех праздниках и вечерах, исполняли джаз и кое-что из популярных хитов тех времен. Там же, кстати, мы играли и в КВН, и я был капитаном команды. Когда я учился на втором курсе, меня пригласили петь в камерный хор Московской консерватории, а было мне 16 лет. Там в основном были студенты консерватории с вокального факультета и один я с дирижерско-хорового, да еще из училища. На третий год моего пребывания в хоре я отправился в Италию. Там в городе Ареццо ежегодно проводится конкурс хоров в нескольких категориях – мужские, женские, детские, смешанные и народные. В основном туда ездили хоры из Прибалтики, но выше третьего места они не поднимались. И вот в 75-м году посылают наш коллектив. Параллельно проходит еще конкурс произведений для хоров, и те произведения, которые занимают там первые места, являются на следующий год обязательными для исполнения в рамках конкурсной программы. Они высылаются всем за 3 месяца до конкурса.
