Последний солдат Третьего рейха - Сайер Ги (библиотека электронных книг .TXT) 📗
– Эй, ты там. Садись в «татру».
– Ну, ты решил? Куда пойдем?
– Газуй. Смотри, куда едешь!
– На твоей форме пятна. В следующий раз будь осторожнее…
– Ну, ты уже решил?
Так точно, господин лейтенант! Да, конечно, Паула.
Неожиданно она схватила меня за рукав, выведя из полусонного состояния. Я взглянул на нее. Наверное, в моих глазах застыла печаль. Она удивилась.
– Пойдем хотя бы на площадь, – сказала она. – Там и решим. Пошли.
Паула потянула меня за собой. Я не сопротивлялся, хотя знал, что, если мы наткнемся на офицера или на военного жандарма, мой отпуск тут же обернется работой в трудовом лагере. Держать девушку за руку на улице строго возбранялось. Но, когда я сказал об этом Пауле, она лишь засмеялась:
– Об этом не беспокойся. Я же не напилась. Я их вовремя замечу.
Поскольку я почти потерял способность говорить, Паула взяла инициативу в свои руки. Она водила меня по всему городу, показывала и рассказывала, но я думать ни о чем и не мог, кроме нее.
Мне было хорошо с ней. Она все больше очаровывала меня своей искренностью и влекла чем-то таинственным и загадочным, чему я не находил названия, но чувствовал ежеминутно.
На ней была темная юбка и светлая шелковая кофточка с крохотным кружевным воротничком. По тротуару постукивали каблучки модных туфель. Мы шли по вымощенной брусчаткой улице с узенькими, выложенными плиткой тротуарчиками, отделанными каменными скосами и бордюрами. На стенах многих домов густо зеленел виноград. Некоторые из них до третьего этажа были увиты его цепкими лозами.
Возле готической громады собора улица сворачивала, а дальше над липами сиял широкий простор. Чуть поодаль виднелся каменный мост через ров. Это был въезд в древний, с полуразрушенными стенами замок, по другую сторону от которого в глубине тенистого парка высился дворец за фигурной оградой.
– Там теперь музей, – сказала Паула. – Мы туда когда-нибудь сходим, я обожаю старину. А теперь давай спустимся вниз, на набережную нашей красавицы Шпре.
Паула говорила искренне, но я не мог отогнать от себя чувство, что она лишь выполняет свой долг, а на самом деле не испытывает ни малейшего удовольствия от общения со мной.
Действительно, я невесть зачем плелся по аккуратным улочкам Берлина. Почему кто-то должен терпеть пьяного солдата только на том основании, что тот провел много месяцев в снегу, грязи и ужасе? Те, кто счастливы, не могут понять людей, которые боятся радости. Мне надо было еще научиться понимать других, приспособиться и вести себя спокойно, никого не шокировать, правильно улыбаться – не слишком широко, не слишком напряженно. Рискуя показаться грубым или безразличным, я должен цзбежать того впечатления, которое, как мне кажется, производил после войны во Франции, рассказывающего скучные истории о войне. Мне порой хотелось убить тех, кто обвинял меня во лжи. Мне, паршивому солдату, которому не повезло служить в армии противника, нужно было научиться жить, потому что умереть у меня не получилось.
В пять часов, у Одербркже, дав подробные указания, как вернуться на Клерингштрассе, Паула оставила меня. Прощаясь, она держала меня за руку и улыбалась, будто ей было жаль расставаться со мной.
– Вечером я загляну к Нейбахам, – сказала она. – В любом случае, увидимся завтра. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Паула.
Вечером я встретился с Нейбахами. В лице фрау Нейбах я без труда узнал своего друга. Несчастные люди не желали распространяться о трагедии, которая поставила крест на их мечтаниях. Идея послевоенной Европы больше ничего для них не значила: ведь умерли те, кто должен был унаследовать ее. Тем не менее они изо всех сил старались отнестись ко мне как можно радушнее. К нам присоединилась и фрау X., которая столь благородно предложила днем мне промочить глотку. После одиннадцати ненадолго появилась и Паула. Наши глаза встретились. Паула пошутила:
– Пришлось днем дать ему урок хороших манер. Он принялся петь и танцевать прямо посреди улицы.
Я вглядывался в лица своих новых знакомых. Отругают они меня или засмеются? К счастью, мы смеялись все вместе.
– Ты поступила нехорошо, Паула, – сказала добрая фрау X. – Попроси у него прощения.
Паула, покраснев, с улыбкой обошла стол и поцеловала меня в лоб. Я сидел, будто приговоренный на электрическом стуле, покрылся краской и не в силах был пошевелиться. Все это поняли и закричали:
– Прощена!
Паула радостно попрощалась с нами и скрылась за дверью.
Паула! Паула! Как бы я хотел… сам не знаю чего. Я сидел окаменев, не понимая, о чем идет речь за столом.
Они расспрашивали меня о родителях, о прежней жизни, но, слава богу, не о войне. Мои ответы были уклончивыми. На лбу горел поцелуй Паулы. Я бы с радостью ежедневно стоял с нею одной в карауле – вместо того чтобы с пятью-шестью солдатами на войне.
Было уже поздно. Я искал предлог выйти из-за стола. Но пришлось просидеть с приветливыми хозяевами еще час, когда, наконец, все не собрались спать. Нейбахи предложили мне комнату Эрнста. Я рассыпался в благодарностях: к сожалению, военный распорядок таков, что мне нужно вернуться в центр. На самом деле мне становилось не по себе от мысли, что я буду спать в постели Эрнста. К тому же хотелось прогуляться по улицам. Вдруг наткнусь на Паулу.
Нейбахи понимали суровость военного распорядка и не слишком настаивали. На улице меня внезапно охватила радость, я засвистел. Весело спрашивал прохожих, как пройти в центр, и без труда добрался до казарм. Паулу я не встретил. Я прошел мимо конторки, за которой два штатских играли в карты с солдатами. Один из них был фельдфебель, пообещавший решить проблему с моим отпуском.
– Эй, ты, – позвал он.
Я развернулся и отдал честь.
– Это ты ефрейтор Сайер?
– Так точно, господин фельдфебель.
– Отлично. У меня для тебя хорошие новости. Кто-то из твоих родных приедет сюда навестить тебя через пару дней. Мне удалось добиться пропуска для членов твоей семьи.
– Не знаю, как и благодарить вас, герр фельдфебель. Правда, я вам очень благодарен.
– Да я сам вижу, парень.
Я щелкнул каблуками, повернулся, а четверо мужчин обменивались шуточками на мой счет.
– Ты развлекся в отеле «Фантазио», а?
Они, вероятно, имели в виду бордель.
Я лег спать, но провел бессонную ночь: все мысли занимала Паула.
Прошло два дня, наполненные радостью. Я ни на шаг не отходил от Паулы. Обедали мы у фрау X., а ужинали у Нейбахов. Фрау X., от которой ничто не скроется, заметила, что между мною и Паулой возникли какие-то чувства. Это ее пугало. Она несколько раз давала мне понять, что война еще не закончилась и глупо в такой обстановке влюбляться. Потом я могу раскрыть свои чувства, но сейчас думать о любви преждевременно.
В моем неоформившемся сознании война никак не могла повлиять на любовь к девушке. Ни о чем другом не могло быть и речи. Единственные ограничения налагала продолжительность отпуска, но как раз это-то от меня не зависело.
Поскольку кто-то из моей семьи должен был навестить меня, слишком удаляться от центра я не мог, и ночевал только там. Но при этом терял бесценное время, которое мог бы провести с Паулой. В день ожидаемого прибытия родителей я возвращался в центр раз пять или шесть. Наконец ближе к вечеру добряк фельдфебель сказал мне:
– Кое-кто ждет тебя в казармах, Сайер.
– А, – заметил я, как будто этого меньше всего ожидал. – Спасибо, герр фельдфебель.
Я взбежал по ступеням и открыл настежь дверь большой комнаты, где провел уже несколько ночей. Быстро оглядев двойной ряд коек, я встретился глазами с человеком в темно-сером пальто. Это был мой отец.
– Здравствуй, папа, – произнес я.
– Ты возмужал, – сказал отец свойственным ему робким тоном. – Как ты? Мы почти ничего не знаем о тебе. Мать жутко беспокоится.
Я внимательно слушал, как всегда, когда говорил с отцом. Я понял, что здесь, в самом центре Германии, в казармах, где все напоминает о беспрекословной войсковой дисциплине, он чувствует себя не в своей тарелке.
