Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания - Берестов Валентин Дмитриевич
— Может, зароем таблицы? Клио их уже приготовила. Они откопают их, когда займутся археологией, прочтут, когда откроют кибернетику, когда они станут такими, как мы.
— Понял тебя, Аполлон. Прежнее распоряжение остается в силе. У них странное свойство объяснять икс игреком. Где гарантия, что они не попытаются приписать нам все свои достижения? Между тем все, что они создали и создадут, было и будет делом их собственных рук. И нечего примешивать к этому сверхъестественные силы. Например, нас. Все взорвать!
— Докладывает Нептун. Океанографический отряд закончил работу. Батискаф затоплен. Отбываем на космодром.
— Докладывает Плутон. Геологи взяли последние керны. Буровые установки уничтожены. Минут через пятнадцать — двадцать отбываем на космодром.
— Причина задержки?
— Цербер погнался за куропаткой. Вот паршивец!
— Ребята, погодите, не сворачивайте рации. Я Аполлон. Шеф, скажи ребятам что-нибудь красивое.
— Что же сказать? Слушайте все! Поработали хорошо. Хорошо, говорю, поработали. От имени руководства экспедиции благодарю и поздравляю весь коллектив.
— Внимание! Чрезвычайное сообщение. Прометей задержан на космодроме. Пытался взорвать ракету.
— Он сошел с ума. Эскулап! Немедля освидетельствовать этого безумца!
— Я Эскулап. Энцефалограмма хорошая. Отклонения от нормы незначительны. Он здоров.
— Дать его сюда! Прометей, я слушаю тебя. Прием.
— Шеф! Я хотел, чтобы мы остались на Земле и помогли людям. Чтобы они были счастливы.
— Мальчишка! Они не созрели для этого. Они придут к этому сами. Я верю в них, а вот ты, как я вижу, не веришь.
— Шеф, я остаюсь на Земле. Я отдам людям свои знания, свой огонь.
— К твоему сведению, они просили у нас все, что угодно, кроме знаний.
— А ты предлагал им знания?
— Мы прилетели исследовать, а не воспитывать. Ладно, марш в ракету! Договорим в пути.
— Я остаюсь с людьми.
— Они убьют тебя и все свалят на нас.
— Я остаюсь!
— Я не узнаю тебя, мой мальчик! Ты забыл родную планету. Ты чуть было не лишил нас возможности вернуться домой. Чем они тебя опоили? Что они с тобой сделали? Прием.
— А что они сделали с тобой? Почему ты скрыл от них, что мы не бессмертны? Почему позволил поклоняться нам, как божествам?
— Это было сделано исключительно в интересах безопасности сотрудников экспедиции. Повторяю! Марш в ракету! Сейчас не время обсуждать эти вопросы!
— Я человек, и мой долг — остаться с людьми.
— Что ты сказал? Че-ло-век… Ты изменник! Эй, кто-нибудь, связать его и затолкать в ракету! Мы будем его судить.
— Я Фемида. Даю справку. Если он человек, то действие наших законов на него не распространяется. Мы не имеем права брать его с собой.
— Закон есть закон. Развяжите его. Пусть у нас будет хоть один провожающий.
— Я Фемида. Даю справку. На планетах с незрелыми цивилизациями присутствие местных жителей при запуске космического корабля воспрещается, ибо неизвестно, как они это воспримут, поймут и передадут потомкам.
Понял тебя, Фемида. Отправьте его куда-нибудь. Скажем, на Кавказ.
— Я Марс. Можно дать ему револьвер?
— Я Фемида. Передача техники существам незрелых цивилизаций воспрещается, ибо неизвестно, в чьи руки она в конце концов попадет и какое найдет применение.
— Шеф, но ведь он один из нас?
— Увы, он уже один из них. Прощай, Прометей! Надеюсь, что…
— Внимание! Я Меркурий. Согласно графику начинаю ликвидацию средств связи. Все радиостанции Земли прекращают свою работу.
— Я Шеф. Поправка. Временно прекращают. Гром и молния! Они уже породили Прометея!
1964
СУД ПОТОМКОВ
Жили в древности два скульптора Учитель и Ученик. Учитель был гением, а с гениями трудно иметь дело. То он ни с того ни с сего возьмет и разобьет молотком почти готовую скульптуру. То вместо богини изобразит известную всему городу особу и не постесняется ее статую предложить храму: молитесь, люди добрые! То на щите самого бога войны высечет собственный портрет.
Зато Ученик был покладист и делал именно то, о чем его просили. Сделанные им статуи стояли и в храмах, и во дворцах, и даже вдоль дорог вместо верстовых столбов.
Произведения учителя были известны лишь ценителям и знатокам. «Ничего, — говорили знатоки и ценители. — Пройдет время, и потомки во всем разберутся. Потомки, они умные».
Прошло две тысячи лет. Потомки начали раскапывать города той эпохи. И конечно же, они пока нашли только произведения Ученика, потому что их было слишком много. Потомки установили их в своих музеях и восхищались ими, потому что статуи были древними, а древностью нельзя не восхищаться: древние, они мудрые.
1964
ОХ, УЖ ЭТИ ВЛЮБЛЕННЫЕ!
Вообразим, что телепатия и в самом деле существует. Представим себе, что природа ее раскрыта. Предположим, что ТПС (телепатическая связь) стала столь же обычной, как и телефонная. Чтобы передать свои мысли на расстояние, вам нужно всего лишь приобрести ТПУ (телепатический усилитель) и знать ТПИ (телепатический индекс) вашего собеседника. ТПУ носят обычно в нагрудном кармане на манер авторучки, а ТПИ — формула вашей неповторимой личности — выводится из отпечатка большого пальца левой руки.
Допустим, все это происходит в наши дни, когда нас удивляет не столько фантастическое развитие науки, сколько то, что мы все меньше ему удивляемся.
Итак, купе поезда Владивосток — Москва. Пожилой снабженец и юный бородач-геолог. Через полтора часа — Москва. Снабженец бреет и без того гладкие щеки. Геолог лежит на полке и, поглаживая бороду, глядит в потолок. Губы его беззвучно шевелятся.
— ТПС? — снабженец откладывает бритву.
— Да-да. Телепатия. Счастье, что она открыта!
— Счастье? — ворчит снабженец. — Все, кому не лень, лезут тебе в мозги. «Добудь то. Достань это. Не забыл ли того?» Да ну их! Я свой ТПУ отключил и в чемодан бросил, на самое дно. Тоже мне телепатия! Если б хоть мысли передавались! Как бы не так! Накладные! Заявления! Указания! Инструкции! Запросы! Тьфу! Справки, заявки всякие! Звон в башке стоит. Дудки! Пользуйтесь междугородным телефоном!
— ТПУ — в чемодан? — ужасается геолог. — Господи, да вы настройте его раз и навсегда на индекс любимого человека, а она пусть настроится на вашу волну. Вот и все. И разлука становится таким же устаревшим явлением, как феодализм. Разлуки нет! Вы все время вместе. Каждый час! Каждую минуту!
— Погодите, — говорит снабженец. — А разница во времени, часовые пояса? У вас на Сахалине двенадцать дня, у нее в Москве четыре утра, самый сон, а вы ее тормошите. Да она от вас с ума сойдет, с Крымского моста бросится, если не сообразит зашвырнуть оттуда ваш ТПУ!
— Что вы? В этой-то разнице вся и прелесть. В одиннадцать она спать ложится, а у нас семь утра. «Доброй ночи, милая!» — «Доброе утро, родной!» А дальше —
Дальше она видит меня во сне. И, проснувшись, знает все, что со мной было. А я? Идешь по тайге и всем существом чувствуешь, как она во сне дышит, улыбается… Знаете, веткой иной раз боишься хрустнуть, чтобы ее не разбудить. Смешно, правда?
— А если вас, скажем, начальство разносит, медведь дерет или еще что-нибудь в этом роде?
— Стараешься вести себя так, чтобы она гордилась тобой. Напрягаешь всю волю, все силы… А говорят, наука убивает поэзию. Что вы! Да разве снилось такое волшебство каким-нибудь Тристану и Изольде? Только теперь благодаря науке самая-то поэзия и начинается!
— Да-а… Любовь… Сколько ж вы с ней не виделись?
— Семь месяцев. Если б не ТИС, убиться было б можно. От одного ожидания писем.
— Телепатия телепатией, а ведь пляшете, поди, когда вам письмо подают.
— Письмо? Полгода без писем обходимся. И не жалеем. У нас каждая минута — новость. Вот сейчас… ах ты, глупенькая! Подружку встретила, заболталась. И все равно она со мной, все равно. Что говорит, не знаю, но чувствую, как волнуется, опоздать боится.
