Альбом для марок - Сергеев Андрей Яковлевич (читать книги онлайн бесплатно серию книг .TXT, .FB2) 📗
– Манькой назвали – в честь бабки Матли.
Во-вторых, евреи самые что ни на есть не свои:
– На праздник Кучки у них кто выше прыгнет, тому грехи отпустятся.
– В трамвае опять слышу галдят: фир пар порцелейн теллер лах.
– Нас не любят…
Большая Екатерининская была готова любить евреев культурных [25], то есть обрусевших, которые не похожи на местечковых, махровых. Такими даже умилялись: руки-ноги есть, голова не песья, по-русски знает, даже зубы болят, как у людей.
И после войны, когда Сталин выпил за русский народ, Большая Екатерининская поняла, что он имел в виду, но не перестала верить в засилье. Когда слышали, что евреев не берут на работу или гонят, с сомнением:
– Это они преувеличивают.
– Привыкли плакаться…
И по-прежнему про каждого нового человека:
– А он не еврей?
Все остальные вместе взятые народы занимали в сознании места куда меньше, чем одни евреи.
Кроме евреев, в рассеянии среди русских жили татары, китайцы и немцы.
Татарам помнили с тех самых пор, злорадствовали, что теперь они дворники да старьевщики, кне́зи:
– Шурум-бурум, старьем-берем!
После ВОСРа татарин вдруг стал опасностью:
– К кому придут, спросют? К дворнику. На обысках кто сидит? Дворник…
Опасность китайская быстро прошла и забылась:
– Как сейчас помню, в девятнадцатом году сидит хо́дя на тумбе, ищется. Вошь поймал – и на зуб. Хрустнул и проглотил: “Ши-зя-ши шии…”
– Ходя, добродушный такой, все ходит, фокусы показывает. Приставит к больному зубу трубочку, поколдует – вытащит червячка: вылечил.
– Китайцы на Сретенке прачечные держали. Чисто стирали, не обманывали…
До войны во дворе доживало:
Русских немцев – не остзейцев, не колонистов Поволжья и юга, а горожан культурных профессий – уже не было.
Неудивительно, что в Китае некому было заметить исчезновение китайцев в России. Поражает, что исчезновения русских немцев не заметили немцы германские.
Большая Екатерининская не чувствовала себя равной ни одному народу на свете.
Существование украинцев и белорусов подвергалось сомнению.
Белорусов – так точно нет никаких.
Украинцы – те же русские, только ополяченные, вариант не своих русских: хитрые, чистюли и прижимистые. Хохлы. А нас называют кацапами и москалями. Русский язык выворачивают:
– Самопэр попэр до мордописця.
– Чи я впаду, дрючком пропэртый,
Чи мимо прошпандырит вин?
– Голодранци усих краин, в кучу разом гоп!
Молдаване – те же цыгане, только не признаю́тся. Цыгане же говорят:
– Мы не цыгане, мы сербияне.
К цыганам относились с презрением и опаской:
– Дикие они. Не работают – попрошайничают да воруют. Как ворвутся в дом – все растащут…
При этом всю жизнь с важностью вспоминали:
– Мне цыганка сказала…
Названия народов Севера и Поволжья звучали как ругательства:
– Комяки. Самоеды. Татары. Мордва.
Из прибалтов до тридцать девятого года актуальны были одни латыши-расстрельщики. В тридцать девятом – сороковом все сразу – финны, эстонцы, латыши и литовцы – оказались: злобные, нас ненавидят.
Ду́ши мой грузын воспринимался в двух ипостасях. В Москве – чахоточный студент, в Тифлисе – кинто:
– В парке гуляет публика. Идет барышня с крестиком на шее. Кинто подходит и прикладывается. Крик. Является городовой. Кинто объясняет: – Когда святой крэст вижу, всэгда целую.
Армяшка – карапет, чистильщик. Армян смешивали с айсорами.
Чеченцы, черкесы, кавказские татары – понаслышке – чуть что, за кинжал.
Крымских татар Большая Екатерининская видела в Крыму и уважала: хорошие хозяева, работящие, честные.
Туркестан – твоя-моя, калбиты, сарты, бала́шки:
Якуты – еще хуже.
Корейцы – все шпионы.
Восточные границы в сознании размывались. За ними просто жили:
Китайцы – желтые, нищие, их очень много. Главный революционер у них – Сук Ин-сын.
Япошки – тщедушные и жестокие. Нас, сволочи, победили.
Индусы – мудрые и степенные. Их надо жалеть – как негров.
Арабы – статные, благородные.
Турки и персюки – турки и персюки.
– Турок Суворов бил.
– Персюки Грибоедова… Потом, говорят, найти не могли.
Братья-славяне обязаны нас любить. Полячишки – предатели из славян, потому что не любят. И вообще – снаружи лоск, гонор, только бы пыль в глаза, а внутри пшик один, пши-вши:
– Не пе́пши ве́пшу пе́пшем, але пешепе́пшишь ве́пшу пе́пшем.
Из великих народов Запада всех роднее и ненавистнее были немцы:
– Колбасники толстые, знай пиво дуют.
– Немцы разве, как мы, работают? Немецкая точность. Немецкая техника.
– Немец ради порядка человека не пожалеет.
– А у нас немец стоял – офицер, – так он нам хлеб давал. Хлеб у них как резиновый.
Англичане – тощие, чопорные, аршин проглотили. Англичанки – все старые девы.
Французы – лягушатники, всё ножкой дрыгают. Французы – как мы, душевные и (вздох) культурные. Француженки рожать боятся.
Итальянцы – макаронники. С осуждением и умиленно:
– Все поют…
Испанцы начали существовать с их гражданской войной:
– Сколько в эту прорву нашего добра ухнуло…
Америка – дикая, некультурная, вроде Сибири. И это от бабушек/мам, воспитывавшихся на куперах, эдгарах-по, марк-твенах, джек-лондонах.
Еще у Трубниковых бабушка прочитала Хижину дяди Тома, мечтала замуж за негра, чтобы дети были негритята. До старости лет вспоминала, как Топси пляшет.
Изредка из экзотического тумана у бабушки выплывало:
– Когда на Мадагаскар приезжает белая женщина, ее украшают цветами.
– Райская жизнь – на Таити…
Интересно сопоставить, когда и с кем русские воевали в последний раз и как это запечатлелось в сознании Большой Екатерининской.
Общая тенденция – даже такое живое и болезненное соприкосновение с другими народами, как война, – переносить в область преданий. Другие народы не требовали всечасного внимания, как соседи-евреи. Достаточо знать, что они – не такие, как мы.
Итак:
1. Истина – то, что я уже знаю и что мне рассказал родной, знакомый, сосед.
2. Вранье – все, что от властей.
3. Мы – простые, хорошие; прочие – не такие.
И наконец,
4. Зло неизбежно, и не нам с ним бороться.
При виде злодейства Большая Екатерининская пряталась, уходила в себя, возмущалась – погромщиком, комиссаром, осведомителем, хозяином жизни, – и терпела, и разводила руками:
