Мне – 65 - Никитин Юрий Александрович (список книг txt) 📗
От переизбытка волнения просыпаюсь, но стараюсь не раскрывать глаз, чтобы подольше удержать перед глазами сказочную картину, когда весь лоток заполнен фантастикой…
Вообще-то фантастику покупаем только на черном рынке. В магазине бывает очень редко, на каждый магазин дают по одному-два экземпляра, да и то лишь на центральные, так что понятно, кто захапает эти экземпляры.
А на черном рынке появляются либо эти же самые, что поступили в магазин: завмаги продают их через детей или родню, или же украденные из типографий. Но нас это не смущает, мы все прекрасно понимаем, что нельзя воровать только у «своих», то есть у людей, люди ведь все свои, а вот государство – чужое. У государства воруют все, это называется «для дома, для семьи», и практически нет человека, который бы не выносил что-нибудь с завода, фабрики, стройки, конторы, института.
На этом рынке познакомился с такими же сумасшедшими любителями фантастики, из которых двое стали близкими друзьями: Володя Крестьянинов и Сережа Зайков. Оба на десяток лет моложе меня, Крестьянинов учится в техникуме, а Зайков заканчивает школу, но быстро сдружились, к нам присоседились еще помешанные на фантастике, и само самой образовалось некое содружество любителей, которые собирались у меня дома.
В отличие от всех остальных, городских, я все еще живу в частном секторе, можно собираться в саду, жарить шашлыки, рассказывать истории, пересказывать, у кого сколько книг и кто собирается жениться, а это значит, что женящемуся предстоят большие траты. Мы же, как стая хищных гиен, соберемся вокруг и будем ждать, когда несчастный начнет «чистить» библиотеку.
Да, это мы все деликатно называем чисткой, на самом же деле каждую книгу отрываем от сердца с болью и кровью. Самые серьезные испытания для любого собирателя книг – это женитьба и рождение ребенка. Во втором случае жена обычно около года сидит дома с ребенком, денег не хватает, надо быть совсем уж черствым, чтобы смотреть, как жена голодает на фоне переполненных книгами стеллажей.
К этому времени относятся мои первые пробы пера, пошло так успешно, что сразу же ребята вокруг зашевелились, начали писать и сами. Но я втолковывал, что для успеха нужно обязательно сжечь за собой мосты. Обязательно! Иначе ничего не получится.
И мы трое: Зайков, Крестьянинов и я – пошли на завод грузчиками, где загружены только мышцы, а голова абсолютно свободна. Можно придумывать, фантазировать, сочинять… Заодно мы взялись учить английский язык: брали с собой написанные на карточках слова и фразы, носили в нагрудных карманах и время от времени доставали, проверяя: так ли твердим?
И вот сказалось то правило, которое я вывел для себя насчет сожжения мостов. Через три месяца сдался Зайков: к тому времени он уже закончил не только школу, но и университет, высшее образование, предложили хорошее место на кафедре, да ну ее эту чертову работу грузчика, лучше теплое место и стабильное жалованье, чем журавль в небе…
Крестьянинов продержался целых полгода: у него за плечами – техникум. Да ну ее, эту работу грузчика, мне тут предложили непыльную работу младшего техника по наблюдению за контролем измерительных приборов, приличная оплата… Это лучше, чем журавль в небе.
Мне, единственному, отступать некуда: семь классов образования… ну, пусть десять, это я так, бравирую, все-таки семь классов я честно высидел, почти честно, а вот остальные три класса прибавил уж очень весело, так что и считать их как-то неловко…
Словом, мне, как уже сказал, отступать некуда: так и эдак грузчиком… и потому выучил английский, попутно овладел польским, начал печататься по всей стране и стал писателем, который с тех пор живет только на гонорары.
В «Литературной газете», едва ли не самой популярной газете того времени, прочел в новостях ехидное сообщение, что в Америке, стране сплошных идиотов, вообще выкинули неслыханное идиотство, рекордное по глупости и нелепости: губернатором штата избрали известного голливудского актера Рональда Рейгана, знаменитого своими ролями лихих ковбоев в вестернах.
Затем на эту тему поехидничали другие газеты, а мы, читающие, молча соглашались: да, здесь обожаемая нами Америка в самом деле села в лужу… Ну разве можно актера в политику, ведь это же небо и земля, политики – это… политики!
На бумаге все звучит гладко, как будто перешагивал со ступеньки на ступеньку, так это и звучит в упрощенном изложении, но на самом деле, конечно, рассказы писал, еще не оставляя юморесок, а первые повести – когда был самый пик рассказов.
Просто то было такое время, что фантастику издавала только «Молодая гвардия», у нее был ограниченный лимит на это издание, что-то около десяти тоненьких книжек малого формата в год, остальные же издательства по одной-две книги в год, а этих «одних» легко пересчитать по пальцах одной руки, даже если эта рука принадлежит трехпалому земноводному.
Так что рассказы свои я пару раз пытался собрать в сборники, но удалось издать только два, остальные же остались в газетах и журналах. Впрочем, ничуть не жалею, потому что писать продолжаю, пишу не хуже, у меня нет той жадности, что заставляет собирать все вырезки со своими первыми рассказами и даже газетными заметками.
Крохотная оттепель, которую допустил Хрущев, начала выходить из-под контроля, появились непредвиденные последствия. Начало подрагивать все монолитное здание Советской власти, и напуганный Хрущев поспешил свернуть первую перестройку. А затем грянул тихий государственный переворот Брежнева, когда Хрущева свергли и отстранили, а страна на долгие десятилетия была ввергнута в болото стагнации.
У меня был рассказ «Завтра будет новый день» о том, как некий рядовой советский инженер однажды просыпается утром и с изумлением обнаруживает, что это вчерашний день, все знакомо, ничего не происходит… и на календаре та же дата, что и вчера! И на третий день повторяется. На четвертый, на пятый… наконец он привык жить в этом повторяющемся мире, где ничего не происходит нового, начал получать удовольствие от того, что все знает наперед. И только постоянные встречи с одной девушкой, с которой приходится все начинать всякий раз сначала, заставляют его искать пути выхода из этого мира. Все-таки в этом мире невозможно развитие их любви, невозможно завести ребенка, нет будущего…
По своей наивности я так и не понял, почему этот очень оригинальный и удачный, с моей точки зрения, рассказ не взяли в первый сборник «Человек, изменивший мир», что вышел в 1973 году в Москве, в «Молодой гвардии», не брали в журналы, альманахи. Взяли только в сборник «Далекий светлый терем», который вышел в 1985 году, незадолго до начала объявления эпохи перестройки и гласности. Да, взяли, подготовили, художник сделал по нему рисунок, но… в последний момент цензура выбросила этот рассказ!
По иронии рисунок к нему попал в середину другого рассказа, так сборник и вышел в продажу, что вызвало недоумение читающих: на рисунке молодой парень бежит по улице, схватившись за голову, а с календаря слетают листки с одинаковым числом. Рассказ этот называется «Абсолютный развод», у кого есть это издание, тот может взять и снова подивиться на вывихи того времени.
Я тогда еще не знал, что неосторожно употребил название «застой» и «застойное время», которое цензура поняла как прямой намек на происходящее в стране. И потом, уже через десяток или больше лет, этот термин прилип и начал употребляться достаточно широко. Уже применительно ко всему советскому строю.
Этот рассказ вошел в мой сборник «Далекий светлый терем», который издан уже в издательстве «Равлик». А еще через несколько лет после «равликовского» издания вышло сразу два фильма на эту тему: отечественный «Зеркало для героя» и американский – «День сурка».
Компьютеры мы знали по фантастическим романам, но вот наконец в научно-исследовательских институтах появились ЭВМ, то есть электронно-вычислительные машины. Они сразу же стали модным интерьером фантастических произведений, а то и главными героями.
