Ди Канио Паоло. Автобиография - Ди Канио Паоло (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Я дебютировал в выездном матче против «Килмарнока». Это был третий поединок сезона, и мне все еще докучала вывихнутая лодыжка, поэтому Томми не поставил меня в основной состав. Я вышел на поле за тридцать минут до конца матча, когда мы проигрывали 0:1.
Я мог слышать все более нараставший гул с трибуны, где сидели фанаты «Селтика». Мне совсем не хотелось их разочаровывать.
Я сразу же забил, а потом отдал две голевые передачи Энди Торну и Хорхе Кадете. После финального свистка я подбежал к болельщикам, чтобы поблагодарить их за поддержку. Они хором скандировали мое имя. Я был просто поражен такой любовью. Я нашел новый дом.
К этому времени стало очевидно, насколько принципиальная борьба предстоит нам за чемпионство с «Рейнджерс», но я понятия не имел, что меня ожидает в моем первом шотландском дерби.
Это произошло 28 сентября 1996‑го года. Нам предстоял поединок с «Рейнджерс» на «Айброксе», и я должен был вскоре попасть в совершенно иной мир. Это поистине что–то неповторимое. Коренной римлянин, я вырос, впитав с молоком матери неприязнь к «Роме», и искренне полагал, что римское дерби — величайшее в мире.
Но так я считал, пока не перебрался в «Селтик», и на своей шкуре не почувствовал, что значит поединок двух главных команд Шотландии.
Можно взять и объединить все дерби в мире, но они не будут стоить и одной миллионной шотландского дерби. С ним ничто не сравнится.
Еще в туннеле перед матчем было видно, какой у игроков настрой. Обычно футболисты пожимают руки друг другу, болтают о том, о сем, или, по крайней мере, хотя бы приветствуют соперников. Но в тот день все молчали и просто смотрели друг на друга. Нет, воинственных взглядов не было, но атмосфера была напряжена до предела. Мы напоминали бойцовых псов, изучающих своих противников перед тем, как их спустят с поводка.
На стадионе стоял просто невыносимый шум. Я знаю, что многие игроки, особенно иностранцы, теряются в такой накаленной и враждебной обстановке. И действительно может стать страшно. Я не говорю только о давлении со стороны фанатов противоположной команды. Даже когда смотришь на собственных болельщиков и видишь, как страстно они тебя поддерживают, как перекошены их лица от ненависти к своим противникам, можно и правда испугаться.
Но я не из пугливых.
Наоборот, давление мне нужно, как воздух. Оно дает мне энергию. Я чувствую себя сильней физически и психологически, когда болельщики распевают свои песни. Мне казалось, я слышу голос каждого сидящего на трибуне, и эти голоса сливаются в один большой хор, который меня подбадривает.
Я взял от болельщиков этот заряд энергии и пропустил его через себя.
С такими фанатами я просто обязан был стать гордостью «Селтика» и показать свою лучшую игру.
Я знал, насколько важно было остановить «Рейнджерс». Они выиграли восемь чемпионатов подряд. Еще раз — и они сравнялись бы по титулам с легендарными командами «Селтика» конца 60‑х — начала 70‑х, девять раз кряду триумфовавших в первенстве Шотландии.
Мы не должны были этого допустить.
Кроме того, я постепенно стал проникаться принципиальностью этого многолетнего противостояния.
Люди говорят, что нужно быть шотландцем или лучше родиться и вырасти в Глазго, чтобы понять суть этого соперничества. Может, и так, я могу говорить только о том, что пережил сам, о том, что это значило для меня лично.
Слово «ненависть» не очень красиво звучит, но в спорте оно имеет свое место.
И не только ненависть, а еще некоторая доля агрессии, хитрости и злости необходима, чтобы заставить себя бороться, стремиться показывать свои лучшие качества. Конечно, это временная ненависть, исчезающая сразу после окончания поединка, но в течение матча и до матча, во время подготовки, без нее никак не обойтись.
Злость нужна и в повседневной жизни. Я часто злюсь, и это позволило мне добиться успеха. В спорте, в паре с ненавистью, злость может помочь достичь многого. Очень часто это именно то, что отличает великого футболиста от просто хорошего, и позволяет посредственным игрокам постоянно держаться на самом высоком уровне.
В том дерби воздух был пропитан ненавистью. Я вдохнул его полной грудью и воспользовался этой ненавистью в своих интересах. Я прекрасно знал, что дело в религии, и хотя я не понимал суть разногласий и не хотел влезать в этот спор, решил, все же, воспользоваться ситуацией.
Я католик, а они были протестантами. Это мне было понятно.
Однако это совсем не означало, что я должен был бегать по полю и кричать (или даже думать): «Я католик! Ты протестант! Я тебя убью!»
Тем не менее, я знал, что я представлял собой для фанов «Селтика», и что важнее, знал, насколько принципиально было выиграть у «Рейнджерс». Это был шанс одержать победу, пусть и небольшую, над врагом, десятилетиями не дававшим им спокойно жить как на стадионе, так и вне его пределов.
Их ненависть не ограничивалась футболом, но мне передалась именно футбольная ненависть, и именно эту ненависть я мог сделать своей и воспользоваться ей, чтобы стать сильнее.
Это добавляло мне злости, потому что я очень хотел вписать свое имя в историю «Селтика». Их враги стали моими, и до самого финального свистка я ненавидел их так же сильно, как они.
Что касается причин ненависти фанов по отношению друг к другу, мне она кажется просто нелепой. Я изучил историю противостояния, узнал, что корни проблемы следует искать в Северной Ирландии и в дискриминации, которой ирландские иммигранты подверглись в Шотландии.
Умом я понимаю, что продолжать ненавидеть друг друга не имеет смысла. Сейчас 2000‑й год, зачем переносить конфликт из политики в спорт?
Как я уже сказал, в ненависти нет ничего предосудительного. Можно ненавидеть «Рейнджерс» всеми фибрами своей души. Но ненавидеть кого–то, только потому что он протестант, из–за событий, произошедших далеко и давно, по–моему, глупо.
У каждого есть право выражать свой протест, право защищаться, иногда это становится даже обязанностью. Но когда люди погибают из–за конфликта, произошедшего много столетий назад, войны, которую ни они сами, ни их отцы, ни деды не начинали, совершенно неправильно продолжать уничтожать друг друга.
Когда террористы из ИРА или боевики–монархисты убивают женщин и детей, их нельзя ничем оправдать. Или когда четырнадцатилетний подросток в Белфасте заявляет: «Это моя земля, я здесь родился и я здесь умру», этому тоже нельзя найти оправдания.
Больше всего меня беспокоит, что детей воспитывают в духе ненависти, не объясняя им настоящих причин вражды между противоборствующими лагерями. У этих детей нет выбора. Их лишили собственной воли.
Представляю, как юный протестантский парнишка в Глазго только начинает любить футбол. Он может видеть на поле меня, Хенрика Ларсона или Тома Бойда, и восхищаться нашим талантом и нашим стремлением побеждать. В нормальном мире именно так дети становятся болельщиками: сначала они влюбляются в конкретного игрока, а затем — во всю команду.
Но наш протестантский мальчишка никогда не сможет болеть за «Селтик». Он никогда в нас не влюбится. А это в корне неправильно.
Даже когда кто–то не учит ненавидеть, а учит просто не любить, это плохо, так поступают только извращенные умы.
И все же, сказав все это, я не имею права осуждать фанов «Рейнджерс» и «Селтика», протестантов и католиков за взаимную ненависть.
Я осознаю, что я представитель другой культуры. Та среда, в которой я воспитывался и рос, влияет на мои убеждения и мысли. Иначе и быть не может. В моей культуре, в моем сознании, подобная ненависть абсурдна.
Но именно потому что я не из Глазго, потому что мне не прививали все эти понятия, я не смею говорить людям, что они поступают неправильно. Я никогда не сталкивался с теми проблемами, с которыми сталкивались они, я не воспитывался в этой среде.
Не думаю, что так должно быть. Уверен, что–то может поменяться — стоит людям только захотеть.
Но я сомневаюсь, что они готовы к переменам. Иначе они бы сделали хоть что–нибудь. Возьмите школы, например. Людовика ходила в одну из немногих смешанных школ в Глазго. Все остальные — либо католические, либо государственные, а это, по существу, означает, протестантские, потому что все католики посещают католические школы.
