История советской литературы. Воспоминания современника - Леонов Борис Андреевич (лучшие книги онлайн TXT) 📗
И ушел из зала…
166
Есть у Михаила Михайловича Пришвина небольшой рассказ «Сочинитель». В рассказе воспроизведен разговор писателя с мальчишкой-подпаском о литературе. Знаменателен этот рассказ тем, что в нем предельно просто, ясно и без всяких «выводов» речь идет о простоте прозы. Думаю, что каждому интересующемуся проблемой художественного творчества не лишне будет еще и еще раз прочитать рассказ Пришвина.
Подпасок говорит писателю:
«— Если бы ты все по правде писал, а то ведь, наверно, все выдумал?
— Не все, — ответил я, — но есть немного.
— Вот я бы так написал!
— Все бы по правде?
— Все. Вот взял бы и про ночь написал, как ночь на болоте проходит.
— Ну, как же?
— А вот как! Ночь. Куст большой, большой у бочага. Я сижу под кустом, а утята свись, свись, свись.
Остановился. Я подумал — он ищет слов или дожидается образов. Вот очнулся, вынул жалейку и стал просверливать на ней седьмую дырочку.
— Ну, а дальше-то что? — спросил я. — Ты же по правде хотел ночь представить.
— Представил, — ответил он, — все по правде. Куст большой, большой! Я сижу под ним, а утята, всю ночь — свись, свись, свись.
— Очень уж коротко.
— Что ты, коротко, — удивился подпасок, — всю-то ночь напролет: свись, свись, свись.
Соображая этот рассказ, я сказал:
— Как хорошо!
— Нуж плохо, — ответил он».
167
В канун профессионального военного праздника 23 февраля 1972 года нас, писателей Ивана Фотиевича Стаднюка, Феликса Ивановича Чуева и меня, пригласил тогдашний командующий ракетными стратегическими войсками генерал армии Толубко Владимир Федорович. Пригласил в штаб вверенных ему войск, чтобы мы выступили перед офицерами штаба и членами их семей.
Встреча прошла очень тепло, хорошо.
Особенно много вопросов выпало на долю Ивана Стаднюка в связи с его романа «Война». Интересовалась читатели, когда выйдут последующие книги.
После выступления нас пригласили в уютный банкетный зал, чтобы еще раз поблагодарить за встречу и поприветствовать по случаю наступившего праздника.
Правда, Владимир Федорович Толубко извинился, что не сможет продолжить встречу с нами, поскольку вызван то ли в ЦК, то ли Минобороны. С нами остался за хозяина его заместитель генерал-лейтенант.
И вот когда компания была готова к первому тосту, Иван Фотиевич обратился ко мне:
— Давай, Борис. Ты у нас — мысль. Потому тебе первому слово приветствия в адрес гостеприимных хозяев.
Это было неожиданно, как, собственно и то, что вдруг во мне зазвучал «державный голос». И мне захотелось поделиться звучанием, именно им поздравить славных ракетчиков.
— Друзья! Я попробую поднять наше застолье на очень высокий уровень. Если получится, то вы поймете, о чем речь. А не получится — все равно скажу те добрые и серьезные слова, коих заслуживают военные люди, стоящие у грозного оружия во имя мира и счастья нашего Отечества.
И я начал имитировать Леонида Ильича.
— Дорогие товарищи!..
Тут же послышалось от сидевшего рядом со мной генерал-лейтенанта тихое, но строгое:
— Прекратите!
Значит, попал, угадал тональность. Как прекратить, если я уже в образе? После некоторого замешательства произнес:
— Я не привык, когда меня перебивают.
Обращаюсь к Стаднюку:
— Иван Фотиевич, кто меня перебил?
Покрасневший Стаднюк как-то неловко говорит:
— Генерал.
Я категорично заявляю:
— Будем считать, что этого генерала нет. А теперь о ракетных стратегических войсках и их значении в деле обороны страны и защиты мира на земле…
И я произнес державным голосом вдохновенное слово о славных наших ракетчиках, о достойных продолжателях традиций русских артиллеристов, воинов Великой Отечественной войны.
Словом, первое оцепенение присутствующих уступило место пониманию веселости момента и моего дебюта в роли генерального секретаря…
Потом я не раз и не два «делал» вождя в разных компаниях. И, видимо, не все воспринимали мою имитацию с должным в таком случае чувством юмора. Помню, как во время одного официального мероприятия работник ЦК комсомола спросил у меня:
— А ты не боишься, показывая свои возможности в имитации голоса генсека?
Ответом был вопрос:
— А чего бояться? Я же не представляю его в безобразном виде… И еще. Знаешь, что может быть самым жестким наказанием? Это когда меня пригласят лично к нему и он скажет: «Изобрази…»
Но тем не менее мой друг и давний товарищ Николай Иванович Никандров, в то время сотрудник Комитета госбезопасности, сказал как-то:
— Знаешь, Борис, на тебя в нашем ведомстве претолстенная папка с сигналами о твоих артистических издержках в адрес Леонида Ильича. Но у нас люди умные, а потому ни о каких санкциях в твой адрес речи не идет.
Эту информацию позднее подтвердил Александр Николаевич Карбаинов, с которым мне довелось год проработать вместе в Центре Общественных связей КГБ, когда с его подачи я был назначен на пост главного редактора журнала «Служба безопасности». Он кстати пообещал в скором времени «подарить» мне эту самую папку с сигналами, а точнее с доносами чрезвычайно бдительных моих товарищей.
Но думаю не только «умные люди» из КГБ не давали ход поступающим к ним сигналам на «самодеятельность» Леонова. Смею считать, что основанием такой лояльности послужил факт, о котором мне доверительно поведал Иван Фотиевич Стаднюк.
Он был включен в список лиц, которым позволялось охотиться и рыбачить в Завидовском заповеднике, где, как мы знаем, охотился герой моих реприз.
И вот однажды в домике охотника, где остановился Стаднюк и его товарищи, появился помощник генсека Голиков и пригласил Ивана Фотиевича от имени Леонида Ильича навестить того в его резиденции.
— Знаешь, что-то екнуло в сердце, — признавался Стаднюк. — И я в назначенный час появился в прихожей дома, где меня ждал сам Леонид Ильич. Он очень по-доброму оценил мой роман «Война», поинтересовался над чем я работаю. Потом пригласил за стол. Мы с ним чокнулись рюмками коньяка. И потом он неожиданно спросил: «А кто такой Борис Леонов?» Я тут же ответил, что ты мой друг, талантливый критик и хлопец во всех отношениях добрый. «Говорят, он меня делает?» — спросил Леонид Ильич. Я тут же подтвердил, добавив: да еще как делает, Леонид Ильич! Такие тексты даже помощники ваши не всегда могут подготовить. К тому же все остроумно и весело. «Но он не богохульничает?» — спросил Леонид Ильич. И тогда я категорически ответил, что этого нет. Леонид Ильич сказал: «Ну, пусть делает!»
Видимо, это державное добро и хранило меня от всевозможных «орг» и прочих выводов?!..
А после скончания Леонида Ильича «делать» вождя стало неинтересно, хотя… для многих все оказалось наоборот.
Правда, Феликс Иванович Чуев при встречах с ним всякий раз напоминал:
— Ты меня должен хранить и беречь как свидетеля твоего дебюта в роли имитатора Брежнева при живом Генеральном секретаре.
А. сам, к сожалению, двух дней не дожил до пятидесяти восьми лет, скончавшись в 1999 году.
