Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности - Хаманн Бригитта (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Габсбургская монархия представляла собой в 1867–1918 годах «императорское и королевское» государство. Это обозначение нуждается в расшифровке. «Императорскими и королевскими» назывались учреждения или общественные институты, которые принадлежали государству Австро-Венгрии в целом — например, общая императорская и королевская армия. Слово «императорский» относилось к западной части империи, то есть к Цислейтании, включавшей Богемию, а слово «королевский» — к Венгрии. Если речь шла только о западной части империи, то использовалось обозначение «императорско-королевский» — по титулам императора австрийского и короля богемского. Если подразумевалась только Венгрия, то использовалось обозначение «королевский» — по титулу короля венгерского. Несмотря на кажущуюся сложность, в особенностях данного словоупотребления прекрасно разбирались даже школьники империи.
У Цислейтании и Транслейтании был общий глава в лице Франца Иосифа, общими были также министерство иностранных дел, военное министерство и министерство финансов. Но всё остальное у двух частей империи было разным: разные правительства и разные премьер-министры, разные министры земель и разные парламенты, и внутренняя политика тоже очень сильно различалась. Начиная с 1867 года две части империи всё больше отдалялись друг от друга. С одной стороны — Венгрия, управляемая стабильным большинством, с венгерским языком в качестве государственного, с сильным доминированием мадьярского элемента. С другой стороны — раздробленная, гетерогенная, многоязычная Цислейтания с её зачастую неработоспособным парламентом и недолговечными правительствами. Задача по поиску политических решений, устраивающих равноправные стороны, становилась всё более сложной, даже почти невыполнимой, особенно после того, как в 1906 году в Цислейтании ввели, а в Транслейтании не ввели всеобщее равное избирательное право.
Население западной части империи со столицей в Вене составляло в 1910 году 28,5 миллионов человек: почти 10 миллионов немцев, почти 6,5 миллионов чехов, моравов и словаков, почти 5 миллионов поляков, свыше 3,5 миллионов русин (украинцев), 1,25 миллионов словенцев, почти 800 тыс. сербо-хорватов, 770 тыс. итальянцев, 275 тыс. румын, 11 тыс. мадьяр, и, кроме того, около полумиллиона иностранцев, к которым причисляли, и граждан Венгрии. «Еврейской» нации не существовало, так как принадлежность к нации определялась разговорным языком, а евреи единого языка не имели. Но как религиозное сообщество и как граждане государства они обладали всеми гражданскими правами начиная с 1867 года.
Сформировать сознание государственной общности в многонациональной империи было непросто, в особенности в Цислейтании, жители которой даже не имели единого наименования. Определение «цислейтанец» употреблялось редко. Определение «австриец» употреблялось в немецких частях Цислейтании, не будучи при этом легитимным. Потому что чехи, поляки, итальянцы и другие народы Цислейтании отказывались называть себя австрийцами, считали это дискриминацией и выражением претензий немцев на господство. По этой же причине они не соглашались на утверждение немецкого языка в качестве государственного. Строго говоря, «австрийцев» как таковых не существовало. Выходом из этой сложной ситуации стало ещё одно временное обозначение: западная часть империи получила официальное название по многонациональному парламенту: «Королевства и земли, представленные в Рейхсрате».
Д-р Виктор Адлер, лидер цислейтанских социал-демократов, попытавшись объяснить сложившуюся ситуацию товарищу из Германской империи, не мог скрыть горечи: «У нас, у австрийцев… есть страна, но нет отечества. Такое государство как Австрия не существует» [407].
Оба парламента, в Вене и в Будапеште, работали совершенно независимо друг от друга. Для принятия общих для обеих частей страны законов ежегодно встречались «делегации» — по 60 депутатов от Цислейтании и Транслейтании — и начинался утомительный поиск компромиссов. Местом заседаний по очереди становились Вена и Будапешт, языком заседаний был немецкий.
Переговоры о новом соглашении между двумя частями империи, на которых устанавливался финансовый код общих расходов, проходили раз в десять лет и каждый раз приводили к государственному кризису. Согласно последнему соглашению от 1907 года, Венгрия оплачивала 36,4 процента общих расходов, Цислейтания — оставшуюся, значительно большую часть, что её жители воспринимали как несправедливость.
Благодаря внутреннему единству и старой системе выборов по избирательным куриям (большинство населения до выборов не допускалось), политическая жизнь в Венгрии функционировала гораздо более гладко, чем в Цислейтании, где правительство зависело от враждующих между собой партий. Итак, венгерская половина империи приобретала всё больше влияния и власти внутри общего государства, а это вызывало возмущение в Цислейтании и лило воду на мельницу сторонников отсоединения от Венгрии.
Старый вдовый император имел имидж государя жертвенного, неустанно трудящегося и исполняющего свой долг, управляющего наследными землями в стиле аристократического феодального властителя при строгом соблюдении конституции. Ему сочувствовали из-за постигших его тяжёлых ударов судьбы и одиночества. В 1898 в Женеве итальянский монархист убил любимую жену Франца Иосифа императрицу Елизавету, «ангела Сиси». Кронпринц Рудольф, единственный сын императорской четы, одарённый молодой человек, в 1889 году покончил с собой в возрасте 30 лет в Майерлинге. Вместе с ним совершила самоубийство влюблённая в него 17-летняя Мария Вечера. Это двойное самоубийство стало самой строго охраняемой тайной монархии, позор Майерлинга — тяжким бременем для католического дома Габсбургов и согбенного отца.
Уже будучи рейхсканцлером, Гитлер любил пересказывать расхожие истории об одиноком старом господине в Хофбурге. Например, в дневнике Геббельса читаем: «Фюрер опять говорит о ветхости бывшей Габсбургской империи… О простоте и меланхоличности императора Франца Иосифа. О трагедии в Майерлинге. О прекрасной императрице Елизавете» [408].
Одиночество государя только усугубляли его боязливые попытки сохранить нимб своего величия, несмотря на изменившуюся политическую ситуацию. Правила придворного протокола соблюдались при дворе строже, чем когда-либо, господствующее положение в стране по-прежнему занимала старая знать — близкий круг государя.
Согласно многовековым придворным правилам для заключения брака необходимо безупречное аристократическое происхождение, а национальность второстепенна. Поэтому цислейтанская аристократия, высокопоставленные чиновники и военные представляли собой единый наднациональный слой и были кем угодно, но только не «немцами». Владения, принадлежащие аристократам по праву наследования, располагались по большей части в «ненемецких» коронных землях. На политическом поприще аристократы выступали в интересах своих наследственных земель. Так, князь Андрей Любомирский, граф Адальберт Дзедушицкий, Владимир фон Козловский-Болеста и Казимир фон Обертинский представляли в Рейхсрате польскую консервативную партию, граф Франц фон Беллегард — румын, Аврелий фон Ончуль — румынскую либеральную партию, Николай фон Василько — русинскую национал-демократическую партию, граф Ярослав Тун-Гогенштейн — чешских клерикалов, а граф Адальберт Штернберг не принадлежал ни к одной партии, оставаясь «вольным» чехом.
Франц Иосиф, первый аристократ своей империи, стоял над партиями, в частной жизни не общался ни с кем, кроме аристократов, и мира вне двора не знал. Жалобы по этому поводу не прекращались. Например, депутат Рейхсрата от немецкой либеральной партии Йозеф Бернрайтер писал следующее: «Вал предрассудков отделяет императора от всех свободомыслящих политиков. Монарха ограждают от любого веяния, не только атмосферного, но и политического, обер-гофмейстер и приближенные к нему военные и медики. Бьющая ключом жизнь эпохи доносится до ушей нашего императора как далёкий шелест. Любое подлинное участие в этой жизни ему недоступно, он не понимает наше время, и время проходит мимо него» [409].