Через Урянхай и Монголию (Воспоминания из 1920-1921 гг.) - Гижицкий Камил (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
Урга в полной мере отвечала своему названию: Да-хурэ (Большой Монастырь).
Является этот город действительно самым большим скоплением лам в Монголии. Согласно подсчётов, в Урге находятся около двух тысяч лам в двух монастырях: Да-хурэ и Гандане; в 1921 г. было их, наверное, значительно больше. На улицах Куреня и Гандана, в российской фактории, на базарах и около резиденции Богдо-гегена постоянно встречаются жёлтые и красные тэрлики духовенства, мелькают среди толпы паломников стриженые головы и высокие ритуальные шапки. Духовных сановников сопровождает свита из лам менее значительных степеней, масса хувараков и банди скитаются из угла в угол по базарам и магазинам. Толпы паломников устремляются в храмы, к прорицателям и лекарям.
Удивительно выглядит этот город! Какая-то мешанина Востока с Западом. Здесь раскрывают свои объятия богато украшенные резьбой китайские духи храмов, там огромный храм Ариабао в серьёзном тибетском стиле, белеют полукруглые юрты, возле тёмных зданий, крытых жестью, сияют куполовидные крыши храма Майдари и Бурун-ургу, а на восток от них — остроконечные мачты радиостанции и русская церковь. На улицах можно увидеть едущих на лошадях монголов в цветных тэрликах, монголок с фантастическими причёсками, увешанных серебром, в богатых костюмах, обшитых золотом, испачканных бараньим жиром, а рядом пролетает с громким воем серены и глухим ворчанием мотора автомобиль, ловко минуя длинный караван верблюдов, чуть колышущихся под тяжестью вьюков. Через торговую площадь неторопливо, с песней тянется отряд казаков, а за ними на маленьких приземистых кониках — сотня отлично обученных монголов, одетых в однообразные голубые тэрлики. Толпа бежит смотреть на это зрелище, а среди этой толпы видны монголы, высокие широкоплечие тибетцы, надменные лица чахаров, хитрые смуглые лица сартов, бородатых россиян, бурят, всяческие расы, народности и племена, разнящиеся чертами лиц, одеждой, речью или же только отменным способом сидения в седле.
XXVIII. У БОГДО-ГЕГЕНА — ВОЗВРАЩЕНИЕ В ВАН-ХУРЭ
Мои дела в Урге не требовали много времени, поэтому уже на другой день я поехал во дворец Богдо-гегена, которому должен был отдать письма.
По дороге, ведущей к резиденции «Бога», проходила толпа паломников, каждый хотел дотронуться до шнура, окружающего дворец. Монголы верят, что конец шнура держит в своей руке Богдо-геген и этим путём посылает им благословение, поэтому прикосновение к этому шнуру является аналогичным прикосновению самого гегена. Среди паломников крутятся дежурные ламы, раздавая за оплату красные лоскуты материи, знак совершённого паломничества, или же продают длинные полосы бумаги, исписанные молитвами. Эти бумаги позднее наклеиваются на барабаны молитвенных мельниц.
Богдо-геген, глава ламаизма в Монголии, был 23 реинкарнацией (перевоплощением) тибетского Таранаты вообще и восьмой, живущей в Монголии. Он родился в Тибете в 1870 г. и как пятилетний мальчик, после получения посвящений от Далай-ламы в Тибете, был привезён в Ургу. Официальный титул Богдо-гегена звучит так: Шаджин-Тэру-Хабсын-Барикчи-Нари-Богдо-хан.
Богдо-геген сыграл в политической жизни Монголии очень важную роль, потому что как человек больших честолюбивых устремлений он сильно хотел добиться независимости страны, доставляя много беспокойства Пекинскому правительству. Жизнь его как духовной особы, не шла совершенно в соответствии с догматами религии.
Богдо-геген напивался алкоголем до потери сознания, вёл распутную жизнь, даже, наконец, наперекор религии, предписывающей монахам безбрачие, женился.
Вследствие гулящей жизни он утратил зрение, и тогда ламы поставили это прекрасное святилище Ариабало, как жертву, имеющую цель вернуть зрение «Богу».
Два дворца Богдо-гегена, на реке Тола и в главном монастыре в Курене, были скоплением всевозможных вещей. Занимаясь какое-то время фотографией, он выписывал фотоаппараты разной величины, потом увлёкся граммофонами, аристонами, чтобы через некоторое время заняться хирургией и т. п. Это был человек беспокойный, со слабым характером, «водимый за нос» женой и придворной кликой, которая под боком у владыки могла безнаказанно набивать карманы и занимать самые лучшие должности. Власть Богдо-гегена была так велика, что он мог менять министров по своей воле, решать самые важные вопросы без участия министров — словом, он имел неограниченную власть.
Монгольское население чтило в нём исполнительную власть, но во сто крат более — воплощение «Бога».
Я вышел из дворца хана Монголии, одаренный талисманом в форме яйца, на котором было выгравировано имя Богдо-гегена, и вернулся на квартиру. Беспокойство, вызванное вестями о приближающихся к столице большевистских войсках, усиливалось всё более.
Многие россияне паковали свои вещи, забирали самое ценное и украдкой исчезали из города. Монголы собирались толпами, обсуждали что-то, приставали к каждому военному, лихорадочно спрашивая, вернётся ли дзянь-дзюнь Унгерн защищать столицу.
Я ужинал с группой офицеров, когда внезапно в комнату влетел комендант города, всемогущий Сипайлов.
Тотчас же умолкли разговоры, и каждый беспокойно обернулся, но Сипайлов не занял место за столом, а объявил каким-то неуверенным голосом, что получил приказ Унгерна тотчас выехать в Ван-хурэ. Я опустил глаза, чтобы полковник не увидел моего удивления, потому что я знал, что генерал должен был послать в Ургу приказ о наказании коменданта повешением. Каким образом произошла эта внезапная смена распоряжений? Только после ухода полковника наш разговор продолжился дальше, одни надеялись, что Унгерн придёт на помощь столице, другие советовали бежать.
Ночью поднялась суматоха. Всюду искали Сипайлова, чтобы довершить его наказание в силу полученного ранее приказа из лагеря генерала. Однако полковник имел хороших шпионов в лагере барона, потому что, узнав заранее о приговоре, он удрал со своим помощником, забрав всю кассу. Для запутывания следов придумал он этот приказ, вызывающий его в дивизию.
На следующий день я выехал в Ван-хурэ, мчась во весь опор. В поселении ощущалось громадное беспокойство, потому что здесь было известно уже о большевистских войсках, приближающихся широкой лавой. Местный хошунный князь Дайцын-ван, скрытый враг Унгерна и Богдо-гегена, и сочувствующий большевикам, желая, по-видимому, завладеть богатыми складами интендантства, организовал вооружённое нападение на коменданта Ван-хурэ, капитана Т. Нападение не удалось и Дайцын-ван вместе с несколькими своими помощниками перешёл в нирвану.
Общая взволнованность не передавалась, однако, ламам, которые ежегодно отмечая торжество Цам, посетили с процессией часовенки, окружающие хурэ.
Эта процессия имела место при участии толп празднично одетых женщин и мужчин, гарцующих на добрых конях. Из дома одного колониста я имел возможность хорошо присмотреться ко всему.
Во главе процессии шли ужасные маски: льва, тигра и драконов, окружённые скоплением монгольских юношей; эти маски прокладывали себе дорогу плетьми и бамбуковыми палками, и, походя на подворье домов, вымогали дань, состоящую из чая, денег и шёлковых материалов. Далее вслед за масками, представления человеческих страшилищ-гигантов были менее агрессивными, но зато более отпугивающими. Они изображали человеческие грехи. Затем тянулась сдвоенная вереница лам под балдахинами из жёлтой материи. За ними следовали духовные с горящими факелами, в одежде с красными шарфами. Маленькие, учащиеся в хурэ мальчики несли на плечах трубы длиной в несколько десятков метров, в которые дули изо всех сил могучие мужчины, издавая мягкие басы. Середину процессии занимал алтарь колоссальных размеров, блестящий в лучах солнца золотыми украшениями и передвигаемый вручную на низкой повозке несколькими десятками лам. Между роскошными скульптурами возвышалась статуя Будды и символические знаки луны, окружённые множеством драконов и страшилищ. У подножия статуи сидел седой и почтенный геген, душа и мудрость хурэ, одетый в ниспадающую жёлтую шёлковую одежду, обрамлённую золотистой парчой. На голове он имел жёлтую шёлковую шапку, подобную драгунской. Его окружал ароматный дым ладана, который он сам сыпал на тлеющие угли. Ламы наивысших степеней, одетые в шапки, подобные шапке гегена или богато вышитые береты, окружали алтарь. За повозкой следовал оркестр, состоящий из пищалок, флейт и бубнов, издавая шум, во сто крат более ужасный, чем «кошачья музыка», однако доставляющий заметное удовольствие слушателям. Конец процессии составляли сомкнутые ряды всадников, одетых в праздничные народные одежды.
