Комендант Освенцима. Автобиографические записки Рудольфа Гесса - Гесс Рудольф (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
«Собачья рота» Освенцима состояла из самого отборного солдатского материала — в отрицательном смысле. Когда объявили о наборе добровольцев для обучения специальности проводника собаки, вызвалась половина батальона. Добровольцы надеялись на более легкую и интересную службу. Поскольку всех их принять было нельзя, роты использовали возможность и избавились таким образом от худших солдат. Пусть только кто-нибудь представит себе, что это был за народ! Среди них почти не оказалось солдат, не имевших дисциплинарных взысканий. Если бы командир роты посмотрел на этих добровольцев более пристально, он ни в коем случае не взял бы их на обучение. Уже на курсах при учебно-испытательной станции собаководства в Ораниенбурге некоторых из них были высланы обратно как совершенно непригодные к учёбе.
Когда же обученные вернулись в Освенцим и были зачислены в своё подразделение — в «собачью роту», — стало очевидным, что же они собой представляют. Тем более на службе. Они либо играли со своими собаками, либо прятались по укромным уголкам и спали — ведь собака разбудит, если «враг» подойдёт. Либо же они развлекались с надзирательницами или с заключёнными. Большинство из них имело регулярные сношения с «зелёными» женщинами-капо. Ведь проводники собак были приписаны к ЖЛ постоянно, и им было нетрудно постоянно охранять «свою» команду. От скуки и ради развлечения они также натравливали собак на заключённых. Если их на этом ловили, они оправдывались тем, что собака сама бросилась на заключённую, непохожую на других, а они не удержали поводок и т. д. Отговориться они всегда могли. Согласно полученным инструкциям, они были обязаны ежедневно дрессировать своих собак. Подготовить новых проводников собак было трудно, и поэтому избавиться от них можно было только в том случае, если они допускали серьезные проступки — были наказаны судом СС, или плохо обращались с собакой, или недобросовестно относились к своим обязанностям. «Куратор» собак — старый полицейский, больше 25 лет занимавшийся собаководством, — часто приходил в отчаяние от поведения солдат-проводников. Но те знали, что им ничего не будет, что так просто от них не отделаешься. Другой начальник смог бы вразумить и эту банду. Но у начальства были другие, гораздо более важные задачи. Как я только не лаялся из-за «собачьей роты», сколько стычек из-за этого было у меня с командиром полка [115].
Но, по мнению Глюкса, мне следовало иметь другие представления о настоящих нуждах подразделения, а также о его командире, ставшем непригодным для лагеря, на увольнение которого он вовремя не дал согласия. Большого, большого зла можно было бы избежать, если бы Глюкс относился ко мне по-другому.
В условиях войны РФСС хотел сэкономить силы охраны путем использования механических средств — легко переносящихся проволочных заграждений, стационарных заграждений под напряжением при постоянных рабочих местах, и даже минных полей и расширенного использования собак. Комендант, который нашел бы действительно эффективные способы заменить охранников, был бы тотчас же повышен. Но из этого ничего не получилось. Сам он всегда считал, что собак следовало использовать так, как если бы они постоянно окружали стадо овец и могли предотвратить побег. Один охранник со сворой собак смог бы таким образом надежно стеречь до сотни заключённых.
Попытки оказались безрезультатными. Люди — не скотина. Хотя собаки издалека безошибочно определяют заключённых, униформу, запах человеческой массы и т. д., хотя их научили пресекать всякие попытки приблизиться, они были и оставались всего лишь животными, не способными понять рассуждения человека. Если бы заключённые отвлекли их в одном месте, образовался бы большой участок, который можно было бы использовать для побега. Не могли собаки предотвратить и массовый побег. Нескольких заключённых они бы задержали, но при этом были бы убиты вместе со своими «поводырями».
В дальнейшем он [Гиммлер] хотел заменить собаками сторожевые вышки. Собакам следовало бегать вокруг лагеря или постоянных рабочих мест внутри двух проволочных заграждений и давать знать о приближавшихся к ним заключенных и предотвращать разрушение заграждений. Из этого тоже ничего не вышло. Они либо где-нибудь спали, либо давали себя обмануть. В зависимости от направления ветра собака вообще ничего не учуяла бы, либо ее лай не смог бы услышать часовой.
Минирование тоже оказывалось обоюдоострым оружием. Следовало точно закладывать мины и безошибочно отмечать эти места на карте минных полей, поскольку самое позднее через три месяца они становились непригодными и подлежащими замене. Но заминированную местность приходилось по разным причинам переходить. При этом заключённые могли заметить заминированные места. Глобочник приказал использовать минные поля возле мест уничтожения [116]. Но, несмотря на основательное минирование вокруг Собибора, евреи смогли совершить оттуда побег (при котором была перебита почти вся охрана), потому что они знали свободные от мин места [117].
Противостоять человеческому разуму не могут ни хитроумные устройства, ни животные. Даже двойной ряд колючей проволоки под напряжением можно, путем некоторых размышлений и обладая хладнокровием, преодолеть с помощью простейших приспособлений и в сухую погоду. Это удавалось многим. В то же время многие охранники, которые снаружи подходили к заграждениями слишком близко, оплачивали такую неосторожность собственными жизнями.
Я уже говорил во многих местах о том, в чём видел свою главную задачу: продолжение, используя все средства, строительства всех сооружений СС, относящихся к КЛ Освенцим.
Стоило мне подумать о начале относительно спокойного периода, когда завершались начатые по приказу РФСС мероприятия и строительство в Освенциме, тут же поступали новые задания, и снова новшества оказывались крайне необходимыми. Эта вечная спешка — из-за самого РФСС, из-за трудностей, вызванных войной, из-за почти ежедневно возникавших неполадок в лагере и вообще повсюду, а также из-за непрерывного притока заключённых — заставляла меня думать только о своей работе, видеть только её. Подгоняемый этими обстоятельствами, я подгонял подчинённых, будь то эсэсовцы, штатские служащие, служебные инстанции или фирмы, или заключённые. Для меня имело ценность только одно: идти вперёд, стремиться вперёд, чтобы повсюду создавать лучшие условия и выполнить порученные дела.
РФСС требовал выполнения долга, личной самоотдачи вплоть до самоотречения. Каждый в Германии должен был отдать себя целиком, чтобы мы смогли выиграть войну. По воле РФСС КЛ использовались в производстве вооружения. Как и все остальные, я был подчинённым. Все предрассудки следовало отбросить. Об этом говорило то, что он сознательно игнорировал условия содержания в лагере, которые становились невыносимыми. Надо было делать оружие, всё, что этому мешало, подлежало устранению. Я не был тем, кто мог позволить себе внутренне сопротивляться этому. К нуждам заключённых я должен был относиться ещё жестче, ещё холоднее, ещё безжалостнее.
Я всё хорошо видел, порой слишком хорошо, но я ничего не мог поделать. Никакие катастрофы не могли остановить меня на этом пути. Все соображения теряли смысл ввиду конечной цели: мы должны выиграть войну. Такой виделась мне тогда моя задача. Отправиться на фронт я не мог, ради фронта я должен был делать на родине самые страшные вещи. Сегодня я вижу, что моя спешка и стремление двигаться вперёд тоже не помогли бы выиграть войну. Но тогда я твердо верил в возможность достижения конечной цели, и считал, что ради этого должен работать без передышек.
По воле РФСС Освенцим стал величайшей фабрикой смерти всех времён. Когда летом 1941 он лично отдал мне приказ подготовить в Освенциме место для массовых уничтожений и провести такое уничтожение [118], я не имел ни малейшего представления об их масштабах и последствиях. Пожалуй, этот приказ содержал в себе нечто необычное, нечто чудовищное. Но мотивы такого приказа казались мне правильными.. Я тогда не рассуждал — мне был отдан приказ — я должен был его выполнять. Было необходимым это массовое уничтожение евреев или нет, я рассуждать не мог, для этого тогда ещё не пришло время. Раз сам фюрер распорядился об «окончательном решении еврейского вопроса», старые национал-социалисты не смели раздумывать, тем более офицеры СС. «Фюрер приказал, мы исполняем» — это ни в коем случае не было для нас фразой, поговоркой. Принимать это изречение приходилось на полном серьёзе. С момента моего ареста мне постоянного говорят, что я мог уклониться от исполнения этого приказа, что я мог бы пристрелить Гиммлера.