Десять прогулок по Васильевскому - Бузинов Виктор Михайлович (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
Известны перипетии борьбы, которая велась русскими членами Академии Андреем Нартовым и Михаилом Ломоносовым с всевластием Шумахера, а заодно и засилием немцев. Ломоносов был прав, требуя ускорить подготовку для Академии русских научных кадров. Но не следует, все-таки, подобно многим советским историкам, трактовать этот конфликт, как некое жесткое столкновение передовой русской науки и реакционной немецкой части Академии.
В книге Лидии Семеновой «Быт и население Санкт-Петербурга (XVIII век)» убедительно доказано, что тот же «реакционер», академик Г. Ф. Миллер, против которого, в частности, и выступал Ломоносов, был практически одним из родоначальников русской историографии. Его труды по истории Сибири — это огромный документальный материал, собранный Миллером во время экспедиции в Сибирь. Он же «положил начало публикации важнейших источников по русской истории».
Среди ученых-немцев, приглашенных в Петербург и проживавших на Васильевском, было немало людей, действительно, выдающихся. Взять хотя бы академиков Л. Эйлера, А. Лексаля. Н. Фукса, Ф. Шуберта, подготовивших своими грудами почву для расцвета Петербургской математической школы.
Леонард Эйлер, приехав в Петербург совсем еще молодым человеком, развернул удивительную деятельность по изучению небесной механики и физики. Между прочим, приглашали его на медицинскую должность, и для этого он постигает тайны медицины и становится великолепным врачом. Его переманивает к себе в Германию Фридрих II, но при Екатерине Великой он возвращается в Петербург и трудится здесь на благо науки еще долгих 18 лет. Он был влюблен в Васильевский остров и даже написал о нем некую летопись, которая, к сожалению, так до сих пор и не увидела свет.
Но если отвлечься от Академии и вспомнить учрежденный на Васильевском в 1732 году Сухопутный кадетский корпус, то окажется, что и среди его преподавателей немцев, — а преподавание здесь первые 30 лет велось только на немецком языке, вторым языком считалась латынь, и только третьим русский — было немало замечательных людей.
Одним из них, например, был Фридрих фон Ангальт. Он происходил из императорского рода и приглашен был в Россию, как знаменитый полководец, которому передали в руководство Кадетский корпус. Кроме вкуса к военным наукам, — а он их знал блестяще, — Ангальт прививал кадетам и вкус к искусству. Стены парадных помещений корпуса были украшены при нем великолепными картинами. Что же касается рисунков и нравоучительных, несколько солдафонских подписей к ним на каменной стене, отделявшей кадетский сад от улицы, по поводу которых иронизировал живший по соседству Федор Шуберт, то пусть это остается его, Шуберта, личным восприятием жизни кадетов, так сказать, при наблюдении «извне». Сам же сухопутный шляхетский корпус при Ангальте прошел через блистательные годы своей истории.
Наверное, приводя подобные примеры, можно было бы поведать и о вкладе немцев в становление здесь, на Васильевском, Морского кадетского корпуса, Академии художеств, Университета, Горного института, в развитие уже во второй половине XIX иска целого ряда промышленных производств. Но все это, согласитесь, не осилить в короткой прогулке.
Скажу лишь несколько слов об архитекторах, возводивших дома на Васильевском от Кадетской, ну, скажем, до 14-й линии. Оказывается, на 80 процентов они происхождением своим, фамилиями своими связаны с немецкой общиной.
Я перечислю лишь тех, кто строил, перестраивал и надстраивал дома на Кадетской и Первой линиях. Это Людвиг Бонштедт, Георг Цолликофер, Роберт Бергман, Николай Беккер, Христиан Мейер, Людвиг Шпеер, Андрей Пель, Эдуард Крюгер… Список не полный, но перейди я на другие линии, он увеличился бы во много раз, благодаря фамилиям одних только знаменитостей.
Они возводили новые и перекраивали старые дома, расширяли и надстраивали их по желанию владельцев. Но надо отдать должное: почти никогда не изменяло им чувство меры, вкуса и той особой немецкой аккуратности, благодаря которой любая работа выглядит чуть лучше, чем она есть на самом деле…
Всем хорошо известен завод имени Козицкого. Это Шестая линия, 61. Предприятие, внесшее свою лепту в развитие отечественного телевидения. А все начинал здесь в конце XIX века талантливый предприниматель, инженер-электротехник Эрнст Вернер фон Сименс, немец обликом своим чем-то напоминавший Марка Твена. Это он купил территорию на берегу Смоленки и нанял для строительства производственных корпусов двух гражданских инженеров — А. Гимпеля и Л. Серка. А уже в начале XX века здесь красовалось одно из крупнейших предприятий акционерного общества «Сименс и Гальске», производившее для России телефонное и телеграфное оборудование. Тогда же другие акционеры из «Сименс и Шукерт» осваивали за Московской заставой производство динамо-машин, продукцию будущей «Электросилы».
Впрочем, фирма «Сименс и Гальске» на Васильевском существовала еще с начала 50-х годов XIX века. В доме №34 по Первой линии В. Сименс и И. Гальске имели свою телеграфную мастерскую.
Память об этой мастерской жила долго. Еще в послевоенные годы во дворе этого дома, почти соседнего с моим родным, теснились какие-то низкорослые складские помещения. А на одном из них, помнится, проступали на фоне кирпичной стены имена их былых владельцев. Теперь уже ничего этого не осталось… Ушли навсегда с Васильевского и Сименс, и Гальске…
Но загляните в «Энциклопедию» — теперь их имена там! Во всяком случае, фамилия Сименс, давшая название знаменитой германской фирме по производству энергосилового и электротехнического оборудования. В честь же самого Эрнста Вернера фон Сименса названа единица электрической проводимости.
Теперь — о школах, открытых немцами на Васильевском. По крайней мере, две из них — гимназии Мая и Шаффе — получили известность далеко за пределами Петербурга.
Карл Иванович Май, выпускник Петришуле и историко-филологического факультета Петербургского Университета, при поддержке нескольких немецких семей, принадлежавших к биржевому купечеству, в 1856 году обосновал маленькую частную школу в доме №60 по Первой линии острова. Тогда можно было открывать частные школы. Правительство разрешало делать это, полагая, что таким образом будит общественную инициативу в воспитании юношества.
Школа, поначалу, действительно была «зеер кляйне». В двух ее классах учились всего 30 учеников. Но пройдет пять лет и Май приобретет для своей школы здание по адресу Десятая линия, 13, где уже будут действовать частные гимназия, реальное училище, подготовительные классы и пансион. Здесь учебное заведение Карла Мая находилось до осени 1910 года, а затем переехало в новое, построенное специально для гимназии и реального училища архитектором Германом Гриммом здание на Четырнадцатой линии, 39.
К этому времени учиться в гимназии Мая давно уже стало престижным. «Майские жуки», как называли себя ее ученики, получали здесь прекрасное классическое образование и, как правило, поступали в Университет. Большое внимание уделялось здесь гуманитарным наукам и языкам. Причем, не только древним, но и современным. Выпускники гимназии знали, кроме немецкого, английский и французский.
Очень симпатична была позиция Карла Мая, как педагога. Определяя приоритеты образования и воспитания, на первое место он ставил воспитание. Май говорил, что надо вначале воспитать человека и гражданина, а уже потом подготовить его, как будущего специалиста. В гимназии преподавали историю искусства; уроки рисования вели преподаватели из Академии художеств; занимались гимнастикой и фехтованием. Летом «майские жуки» вместе со своими учителями отправлялись в дальние путешествия, в том числе и за границу. Кстати, учителя имели, как правило, свои научные труды по той или иной дисциплине.
Карлу Маю стремились отдать своих детей не только состоятельные члены немецкой общины, но и носители знаменитых княжеских и графских фамилий, государственные чиновники, преподаватели высших учебных заведений, творческая интеллигенция. При этом не заказана была сюда дорога ни мещанам, ни купцам и даже — крестьянам. Были бы способности и деньги.
