Так сражались чекисты(Сборник) - Петраков Иван Тимофеевич (читать книги без сокращений TXT) 📗
Ко времени моего назначения линия фронта проходила уже по Дону, и 12 районов области были полностью или частично заняты немецкой армией. Во всех этих районах отдел успел создать разведывательную сеть, но не удалось закончить обучение оставленных людей. Действовать приходилось быстро, времени на раскачку не оставалось. В то же время чекисты должны были быть до предела осмотрительными, учитывать обстановку и личные качества каждого человека.
Заняты мы были до предела. Кроме повседневной оперативной работы, патрулировали улицы города в целях обезвреживания вражеских лазутчиков и для пресечения-деятельности преступных элементов, которые пользовались тем, что большинство жителей эвакуировалось, оставив в квартирах имущество. Очень часто отдельным группам работников управления приходилось направляться в разведку.
После передислокации КП начальника управления на левый берег Волги в самом Сталинграде осталась группа сотрудников НКВД и милиции, возглавляемая Г. Г. Петрухиным. Она находилась в городе в течение всего периода боевых действий. В ее составе были и сотрудники отдела, которым я руководил, — С. Ашихманов, А. Ф. Трушин, А. Д. Кочергин и некоторые другие.
Группа осуществляла переброску разведчиков через линию фронта, помогала командирам воинских частей в ориентировке на местности. Чекисты выполняли также обязанности проводников, снабжали штабы соединений и частей 62-й армии разведданными военного характера.
Говоря о правобережной чекистской группе, я не могу не рассказать подробнее о входившем в ее состав лейтенанте госбезопасности Валентине Петровиче Федосееве. До начала Сталинградской битвы он работал в водном отделе УНКВД. Как только управление перешло в штольни, ему было поручено руководить средствами переправы через Волгу. Эти обязанности он выполнял вплоть до конца навигации.
Чтобы представить себе всю сложность переправы с одного берега Волги на другой в условиях боевых действий, не нужно много фантазии. Река простреливалась немцами из всех видов оружия, над ней непрерывно висели вражеские самолеты. Но и в этих условиях Федосеев делал все для того, чтобы переправа действовала бесперебойно. Для него не существовало преград, он не знал чувства страха.
Как-то, идя по Красной Слободе к месту стоянки катера, мы с Валентином попали под артиллерийский обстрел. Немцы стреляли шрапнелью, которую они начиняли не пулями, а железными обрубками. Дальнобойность их от этого снижалась, зато раны они наносили ужасные. Первый же дом надежно укрыл нас от опасности, так как пробить стену железные обрубки не могли. Мы пережидали обстрел, досадуя на задержку. Вдруг Валентину показалось, что один из разрывов поразил катер. Не обращая внимания на визг шрапнели, он бросился вперед. И, только увидев, что катер невредим, остановился. После ледостава В. Федосеев остался в Сталинграде и принимал участие в разведывательной работе. Моральная чистота, кристальная честность этого чекиста всегда были примером для тех, кто знал его.
Важным вкладом работников госбезопасности в защиту Сталинграда была их борьба с гитлеровской разведкой.
Немецких агентов, действовавших на территории области до начала войны, удалось обезвредить заранее.
С первых же дней войны фашистская разведка стала забрасывать в Сталинград новую агентуру. Чем ближе подходил фронт к городу, тем более частыми становились эти попытки.
В первый период войны немецкая агентура, забрасываемая на территорию области, состояла в основном из детей белоэмигрантов. Их преимуществом было знание русского языка, безакцентное произношение, но они плохо представляли себе советскую жизнь, советские обычаи, новые слова, родившиеся после Октября. Вот это-то и приводило обычно к их разоблачению.
Был, например, такой случай в одном из районов области.
Благополучно приземлившись, немецкий парашютист сумел без всяких задержек пробраться далеко в наш тыл. Чувствовал он себя в безопасности, так как все встречи с советскими людьми кончались для него вполне благополучно. Но вот ему понадобилось купить папирос. Проходя по улице небольшого хутора, он спросил у пробегавшего мальчика:
— Слушай-ка, где тут можно купить папирос?
— Где? Да в сельпо! — ответил тот.
— Как ты сказал? В …сельпо? — переспросил парашютист.
— Ну да, в сельпо, — повторил мальчик и показал, где именно.
Парашютист пошел в магазин сельпо, а мальчик — бегом к отцу.
— Вон тот тип не знает, что такое сельпо. Проверь, кто это.
Так и не успел немецкий агент покурить советских папирос…
Вскоре немцы убедились, что белоэмигрантские сынки — очень уязвимая для советских контрразведчиков публика. Уже с начала 1942 года их агентуру стали составлять в основном завербованные советские военнопленные. Гитлеровцы создали большое количество разведшкол, в которых обучали завербованных перед их заброской в наш тыл.
Однако и здесь немцев ждал просчет. Детей белоэмигрантов чекисты быстро разоблачали, но они, по крайней мере, служили своим хозяевам верой и правдой. Многие же из советских военнопленных соглашались выполнять задания гитлеровцев только потому, что считали это самым быстрым и безопасным для себя способом снова вернуться на родную землю. Приземлившись на советской территории, они шли с повинной в органы государственной безопасности.
Были, конечно, и такие, кто по разным причинам старался добросовестно работать на немцев.
При явке парашютистов с повинной были и курьезные случаи. На допросе в управлении НКВД один из них, смеясь, рассказывал:
— Вот ведь как получается: и с повинной-то явиться, оказывается, не так уж просто. Пришел я в районное отделение НКВД, а там только вахтер. Я говорю ему: вызови начальника, есть срочное дело. А он отвечает, что начальник несколько ночей не спал и ушел отдохнуть домой. И посоветовал мне зайти часа через четыре. Вот, думаю, положение. Куда деваться? Напарник мой может за это время скрыться. Отправился я искать квартиру начальника. Сам разбудил его. Он, конечно, сразу «принял» меня. И напарника моего успели захватить.
А вот другой случай.
Летом 1943 года, когда я был уже начальником отдела УНКГБ, мне позвонил вахтер, стоявший у входа в управление, и сказал, что ко мне хочет пройти какой-то капитан Красной Армии по срочному делу. Я послал одного из сотрудников, чтобы он провел капитана ко мне. Явившись, гость взял под козырек и отрапортовал:
— Будучи вчера переброшенным немцами на территорию Сталинградской области, явился в Ваше распоряжение!
Этот рапорт был таким неожиданным, что сопровождавший «капитана» сотрудник управления тотчас схватился за пистолет. Да и я не мог сразу понять, шутит гость или говорит всерьез. Подобным образом ни один немецкий разведчик с повинной к нам еще никогда не являлся.
— Сдайте оружие! — приказал я.
Подойдя к «капитану», я прощупал ворот его гимнастерки, куда обычно зашивали ампулу с ядом. Ампула была на месте, и мои сомнения развеялись.
— Ну, что же, присаживайтесь, «капитан»! — предложил я.
— Лейтенант, — поправил он. — Это уж немцы меня в капитаны произвели.
— Один прибыл? — спросил я.
— Так точно! Но не исключено, что вслед за мной прибудут другие.
Дальше шла уже обычная работа по выяснению всего, что нас интересовало, и по захвату ожидавшихся спутников «капитана».
Свидетелем еще одного любопытного случая я стал в Хоперском районе Сталинградской области, куда прибыл в командировку в конце 1943 года.
Во второй половине дня в районное отделение НКГБ явился человек в форме офицера Красной Армии и заявил, что он — разведчик Наркомата госбезопасности СССР. Разведчик просил немедленно известить Наркомат о его прибытии. Вскоре мы получили из Москвы подтверждение.
Пока шло выяснение, я спросил разведчика, один он прибыл или с группой.
— С группой, — ответил он. — Приземлились мы в Воронежской области и сразу все разошлись, условившись встретиться завтра в Урюпинске. За переброшенную со мной публику ручаться не могу. Группу, которую сначала предполагалось отправить со мной, в последний момент неожиданно заменили.
