Книга воспоминаний - Абрамович Исай Львович (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Выступая в третий раз, Рязанов говорил:
«В чем состоит мое преступление.? Я показал (в выступлении на IV съезде профсоюзов), каких работников посылали в профдвижение… Подбор руководящего персонала профдвижения должен протекать при направляющем контроле партии, но партия должна особенно тщательно проводить нормальные методы пролетарской демократии именно в профсоюзах, где более всего отбор руководителей должен делаться самими организованными массами… И когда мне приходилось встречаться за границей с представителями иностранных наших товарищей, я им в ответ на их вопросы говорил: у нас право стачек не отменено… И пошла эта канитель, пошли статьи т. Зиновьева, другого, третьего, четвертого: можно или нельзя бастовать. Можно или нельзя? Как будто стачка сама по себе является преступлением!
Бастовать можно, но в рабочем государстве бастуют только несознательные рабочие. Право бастовать остается и останется нерушимо в Советской конституции. Вот что надо было заявить, а не косноязычествовать по вопросу о забастовках».
Не менее интересны реплики Рязанова. В 1924 году Зиновьев, делая отчетный доклад ЦК на Замоскворецкой районной партийной конференции, сравнил каждого члена Политбюро со столбом, на котором держится все сооружение Центральный Комитет партии.
— Оппозиция, — говорил он, — подпиливает эти столбы, чтобы обрушить всю постройку.
В это время из зала послышался голос Рязанова:
— Не всякая дубина столб!
А в ответ на сравнение Зиновьевым Центрального Комитета с оркестром и каждого члена ЦК — с инструментом, которые все вместе образуют ансамбль, Рязанов заявил:
— Товарищ Зиновьев говорил, что ЦК это оркестр. Да, это верно, ЦК это оркестр, и Зиновьев играет в нем первую скрипку. Он меня на одной струне три года пилил, пилил, пилил…
Протестуя против слепой дисциплины, Рязанов не стеснялся нарушать никакие каноны. Так, когда Рязанов несколько раз пытался получить слово на собрании, посвященном годовщине журнала «Молодая гвардия», а президиум во главе с редактором Раскольниковым делал вид, что не замечает его просьбы, он вышел на сцену, стал впереди президиума и заявил:
— Я несколько раз громко просил слова. Я надеялся на то, что вы не позволите президиуму узурпировать ваши права, а вы молчите. Какие же вы комсомольцы? Почему вы допускаете, чтобы вами командовали чиновники? Молодежь должна быть строптивой, активной, должна быть хулиганистой, должна не просить, а требовать и не должна слепо следовать за своими старшими товарищами… (шум, аплодисменты).
Президиум был явно смущен. Для ответа Рязанову слово предоставили Павловичу (Вельтману), который сказал:
— Перед вами выступал Давид Борисович Рязанов. Он призвал вас быть строптивыми и не подчиняться своим старшим товарищам. Я вспоминаю, как в 90-х годах в Одессе, когда я был еще юношей, а моим руководителем был Д. Б. Рязанов, он никогда не призывал меня быть недисциплинированным. Он обучал меня, как должен вести себя молодой революционер. Он наставлял меня, что я должен быть строго дисциплинирован, и никогда не говорил мне, что я должен быть хулиганом…
Рязанов (с места): Ты и так был хулиганом (шум, аплодисменты).
Во время выступления Рязанова сидевший в президиуме С. М. Буденный позволил себе какую-то грубость в адрес оратора. Рязанов немедленно дал ему отповедь, которую закончил такими словами:
— Верно, кавалеристу важна не голова, а хорошая посадка, не так ли, товарищ Буденный? (Смех, аплодисменты).
Молодежь любила Д. Б. Рязанова за его смелость, прямоту и страстность. Этот всегда подтянутый, быстрый, бодрый седоголовый и седобородый старик душой был моложе многих, годившихся ему в сыновья.
Доставалось от него не только таким деятелям, как Раскольников, но и самому Ленину. Это именно Рязанов провалил на комфракции съезда профсоюзов резолюцию, предложенную ЦК — о составе президиума ВЦСПС и о правах профсоюзов.
Рязанов, старый революционер и старый социал-демократ, не терпел духа мещанства и обывательщины, начавшего проникать в коммунистическую среду в 20-х годах. Это ярко проявилось в его выступлении на ХIII съезде партии по поводу проекта перенести прах Маркса в Москву.
«За последнее время, — сказал Рязанов, — много говорят о перенесении праха Маркса в Москву. Я лично считаю, что эти тенденции — одна из форм, одно из проявлений того идейного „труположества“, над которым так резко смеялся Ленин в великолепнейшем письме к Горькому, которое вам здесь роздано. 43–44 года лежит прах Маркса вместе с прахом его жены… Трудно себе представить что-нибудь более нелепое, чем попытка перенести этот прах… Я полагаю, что и мы, и наша делегация должны оставить в покое эти остатки праха, не думая ни о каких больших памятниках, а заняться построением одного великого памятника, о котором писали основоположники русского марксизма после смерти Маркса тогдашним немецким социал-демократам: „Лучшим памятником, который вы создадите Марксу, будет народное издание всех его сочинений для всемирного пролетариата“». (ХIII съезд РКП(б), стен. отчет, изд. 1963 г., стр. 532)
Давид Борисович очень любил свой институт, который считал одним из важнейших учреждений для подготовки новых поколений марксистов. Назывался этот научный институт в то время Институтом Маркса. Наш учебный институт народного хозяйства тоже носил имя Маркса, и это создавало путаницу в почтовых операциях. Институт Маркса, которым руководил Рязанов, вел большую переписку с различными иностранными и международными организациями, получал большое количество рукописей, редких книг, журналов, газет, архивных документов и других материалов. Проверка показала, что некоторые из этих материалов попадают по ошибке в наш институт и надолго застревают в нем. Рязанов поэтому поставил вопрос о переименовании нашего института. А так как для такого переименования тогда требовалось решение общего собрания студентов и сотрудников, Давид Борисович приехал к нам на собрание уговаривать нас (большинство не хотело переименования).
— Кому-то надо менять имя, — сказал он, — потому что путаница с отправлениями нарушает нашу работу по собиранию наследства Маркса и Энгельса. Наш институт Карла Маркса не может носить другое имя. А вам я предлагаю присвоить вашему институту почетное имя Георгия Валентиновича Плеханова.
Об этом проекте Рязанова студенты уже слыхали. Поднялся ропот: зачем нам навязывают этого меньшевика? Рязанов продолжал:
— Вы глубоко заблуждаетесь, если считаете, что имя Плеханова оскорбит ваше марксистское достоинство. Плеханов сыграл великую и ведущую рель в истории марксистского движения в России, именно институт вашего профиля должен воздать должное великому теоретику марксизма в России.
Нельзя сказать, что все студенты согласились с Рязановым, однако за переименование института все же проголосовали.
Рязанов, кропотливо собиравший материалы и документы о жизни и деятельности Маркса, Энгельса, Бебеля, К. Либкнехта и других деятелей Интернационала, был связан лично и по переписке со всеми крупными деятелями международного рабочего движения и лидерами социал-демократических партий Европы — Каутским, Бернштейном, Лафаргом, Лонге и многими другими. До революции он одно время работал секретарем К. Каутского, которого Энгельс оставил наследником всего архива — своего и Маркса.
Зная все это, Ленин именно Д. Б. Рязанову поручил организовать институт К. Маркса. Политбюро ЦК РКП(б) уполномочило его устанавливать и вести все связи с деятелями II Интернационала по поводу приобретения у них идейного наследства основоположников марксизма. Ему были выделены для этого необходимые средства (в том числе и в иностранной валюте).
Благодаря неуемной энергии Д. Б. Рязанова, ему удалось собрать в Институте Маркса действительно уникальное собрание документов и материалов. Некоторое представление о проделанной им работе дают приводимые ниже отрывки из его доклада на ХIII съезде партии.
«…Для этого, — говорил он, — пришлось очень долго бороться с тем беспросветным мещанством, которым была охвачена все время немецкая социал-демократия. Оказывается, что за эти долгие годы немецкой партии, немецким социал-демократам, немецким марксистам не удалось даже собрать основные источники этого литературного наследства.
