Судьба Блока. По документам, воспоминаниям, письмам, заметкам, дневникам, статьям и другим материала - Немеровская О.
Это последнее и глубоко искреннее, что сейчас могу сказать Вам, может быть, потом скажу больше и точнее. Извините, что заболтался, все это захотелось сказать Вам вообще, потому что мне казалось, что Вы думаете, будто я только «мирюсь». Но поверьте, что мне нужно быть около Вашего театра, нужно, чтобы «Балаганчик» шел у Вас; для меня в этом очистительный момент, выход из лирической уединенности. Да и к тому же за основу своей лирической души я глубоко спокоен, потому что знаю и вижу, какую истинную меру соблюдает именно Ваш театр: того, чего нельзя продавать толпе, этому слепому и отдыхающему театральному залу, – он никогда не продаст – ни у Метерлинка, ни у Пшибышевского. И для меня в этом чувствуется факт очень значительный – присутствие истинной любви, которая одна спасает от предательства.
Письмо к В. Э. Мейерхольду 22/XII 1906 г.
Новая постановка театра на праздниках, 31-го декабря, «Чудо странника Антонио» Метерлинка и «Балаганчик» Блока снова лишила обычных критериев оценки. В смысле режиссерском, по своей художественной интуиции, спектакль этот может считаться самым знаменательным и ярким явлением в истории театра последних лет. Первая пьеса, поставленная в стиле театров марионеток, после применения новых приемов, приучивших уже публику к исканиям руководителей, кое-как принималась без особых протестов, но «Балаганчик» вызвал «какое-то столпотворение». Публика разделилась на два лагеря: одни, доходя до ярости, свистали и шикали, другие – не менее дружно аплодировали. Если после первых спектаклей театра присутствующие сравнительно мирно, чинно, разбирали и спорили, здесь прямо уже ругались. Страсти разгорались, и это продолжалось на каждом спектакле, когда «протестующие даже вооружились… ключами». Имя Мейерхольда было известно всему театральному Петербургу, было темой для шаржей и пародий. Вера Федоровна в этом спектакле не участвовала.
А. Зонов [56]
Постановка… «Балаганчика» Александра Блока представляет значительную ценность. Эта постановка, несмотря на ее несовершенство, несмотря на торопливость, которая чувствуется в руке режиссера, волнует меня и всех, кому внятны полуулыбки Блока. Конечно, «Балаганчик» не так поставлен, как его возможно будет поставить в ином театре, которому суждено родиться в иной, послезавтрашней культуре, но сегодня пусть играют «Балаганчик» с музыкой Кузьмина, пусть Пьеро-Мейерхольд нелепо болтает своими руками, пусть будет так сладостно и жутко предчувствовать Будущее, прозревать его сквозь смешные и трогательные двойные маски, что, неожиданно, пришли с чужого берега. Театр Александра Блока – это уже событие.
Г. Чулков
Театр Комиссаржевской поставил его «Балаганчик» под свист одних и аплодисменты других. За Блоком установились «эпитеты» – верный знак популярности. А. А. Измайлов назвал его стихи «цветами новой романтики», К. И. Чуковский определил его, как «поэта Невского проспекта», В. Я. Брюсов приветствовал в нем поэта «дня, красок и звуков». Вспоминается, как при первом представлении «Балаганчика» в театре Комиссаржевской среди зрителей шла успешная работа по пригонке символов пьесы к современным событиям.
С. Городецкий. Рец. на «Лирические драмы»
9 Ноября было назначено общее собрание труппы, где Вера Федоровна прочла написанное В. Э. Мейерхольду письмо следующего содержания: «За последние дни, Всеволод Эмильевич, я много думала и пришла к глубокому убеждению, что мы с Вами разно смотрим на театр, и того, чего ищете Вы, не ищу я. Путь, ведущий к театру кукол, – к которому Вы шли все время, не считая таких постановок, в которых Вы соединили принципы театра «старого» с принципами марионеток (например «Комедия любви» и «Победа смерти»), не мой. К моему глубокому сожалению, мне это открылось вполне только за последние дни, после долгих дум. Я смотрю будущему прямо в глаза и говорю, что по этому пути мы вместе идти не можем; путь это ваш, но не мой, и на вашу фразу, сказанную в последнем заседании нашего художественного совета: «Может быть, мне уйти из театра?» – я говорю теперь – да, уйти Вам необходимо. Поэтому я больше не могу считать Вас моим сотрудником, о чем просила К. В. Бравича сообщить труппе и выяснить ей все положение дела, потому что не хочу, чтобы люди, работающие со мной, работали с закрытыми глазами».
Решение порвать совместную работу явилось неожиданностью. В. Э. Мейерхольд вызвал Веру Федоровну на третейский суд, который, под председательством Пергамента, и вынес следующую резолюцию: «Признать обвинение в нарушении этики В. Комиссаржевской, возбужденное Мейерхольдом, неосновательным, потому что поведение В. Комиссаржевской основывалось на соображениях принципиального свойства в области искусства, и признать, что форма, в которую было облечено прекращение совместной работы, не является оскорбительной для Мейерхольда». Инцидент вызвал длинный ряд газетных статей и заметок. Разбирали поступок Веры Федоровны с точки зрения профессиональной этики, гадали о направлении театра, его будущем. Несочувствующие новым путям театра, его исканиям, рассчитывали, что Вера Федоровна вступила на старый путь. Радовались, что она избавилась от «кошмара стилизации», забывая, что такой яркой, вечно ищущей индивидуальности, с тонким художественным чутьем, как Вера Федоровна, нельзя вернуться назад.
А. Зонов
Постановка «Балаганчика» имела важные последствия. Близкое знакомство с актерской средой отмечено в автобиографии Ал. Ал. в числе важнейших моментов жизни. После первого представления на «бумажном балу» у Веры Ивановой началось увлечение Нат. Ник. Волоховой [57]. В эту снежную вьюжную зиму создалась «Снежная Маска». Как это произведение, так и все, что значится в цикле «Фаина», – составляет одну повесть. Стихи говорят за себя. Здесь отразился весь «безумный год», проведенный «у шлейфа черного».
М. А. Бекетова
Декабрь 1906 г.
Скажу одно: поэт не прикрасил свою «снежную деву». Кто видел ее тогда, в пору его увлечения, тот знает, какое это было дивное обаяние. Высокий тонкий стан, бледное лицо, тонкие черты, черные волосы, и глаза, именно «крылатые», черные, широко открытые «маки злых очей». И еще поразительна была улыбка, сверкавшая белизной зубов, какая-то торжествующая, победоносная улыбка. Кто-то сказал тогда, что ее глаза и улыбка, вспыхнув, рассекают тьму. Другие говорили: «раскольничья богородица».
