Плотин. Единое: творящая сила Созерцания - Султанов Шамиль Загитович (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
Платон прибыл на Сицилию из желания увидеть и самому почувствовать божественную силу огнедышащего жерла священной Этны. Что-то в глубине естества подсказываю, что он может встретить нечто очень важное, связанное с матерью-Землей именно здесь. А к Дионисию он явился, чтобы попытаться отринуть его от тиранической власти.
Платон оглядывается, искренне восхищаясь гармонической просторностью дворца, его великолепной открытостью космосу. Он ждет: ведь приехал он сюда в конечном счете все же ради Дионисия. Тиран сидит задумавшись. Вдруг словно тень пробежала у него по лицу. Он — полный забот, тревог и сомнений — чуть кивнул и медленно придвинул к Платону персидское блюдо с фруктами.
— Кто, по-твоему, Платон, истинный счастливец среди людей?
— Сократ.
Дионисий взглянул на своего собеседника. И хотя выражение его лица не изменилось, Платон почувствовал, что правитель Сиракуз раздражен. Дионисий знал о цели приезда афинянина.
— А в чем, по-твоему, задача правителя?
— В том, чтобы делать из подданных хороших людей.
Дионисий был умен, а потому презирал, хотя и не показывал этого, такие лицемерные рассуждения. Он бросил быстрый пристальный взгляд на умиротворенного Платона. «А иногда ты тоже бываешь смешон». Он отвернулся к морю — солнечные блики своим мерцанием как бы усыпляли теплую и ленивую воду. На мгновение Дионисию захотелось раствориться в этом призывном спокойствии моря. Но он быстро взял себя в руки и, улыбаясь, спросил:
— Скажи, а справедливый суд, по-твоему, ничего не стоит?
— Суд твой славится во всей Элладе своей справедливостью. Это так, и это известно и многими одобряется. Но я отвечу на твой вопрос так — ничего в конечном счете такой суд не стоит, или разве что самую малость, ибо справедливые судьи подобны портным, дело которых — зашивать порванное платье.
Дионисий поднес кубок к губам, но затем, раздумав, задал еще один вопрос:
— А быть тираном, по-твоему, не требует храбрости?
— Нисколько, ведь тиран — самый трусливый человек на свете: ему приходится дрожать даже перед бритвой цирюльника в страхе, что его зарежут.
Платон взглянул на замершего Дионисия. Нет, прикованный добровольно к власти, по-видимому, никогда не уразумеет, что рабом можно стать только по собственной воле.
Правитель Сиракуз словно стряхнул с себя оцепенение, встал и, выпрямившись, резко сказал:
— Я приказываю тебе сегодня до захода солнца покинуть остров. Иначе завтра ты уже не сможешь восхищаться восходящим светилом.
— Послушай, — опять я слышу беззвучный голос, — путь совершенства — это путь, в конечном счете, уподобления Единому, Благу, Неизреченному, но можно задать вопрос: присущи ли, например, Нусу общественные добродетели? Можно ли назвать его мужественным или благоразумным, ведь для него нет ничего страшного, и у него не может возникать желания иметь что-либо, поскольку у него все есть. Значит, Мировой Разум выше гражданских, общественных добродетелей? Но тогда последние совершенно бесполезны для уподобления.
— Почему же, в таком случае, людей с ярко выраженными общественными добродетелями зовут божественными? Не являются ли такими богоподобными Перикл, Сократ, Платон, Катон? Дело-то ведь в том, что сами общественные добродетели — подражание прообразам Нуса, умственной реальности, но сами эйдосы истинных добродетелей не есть то, что ниже их. В Мировом Разуме, Нусе, они существуют только как интеллектуальные прообразы, всеобъемлющие, чистые смыслы.
— Но как же происходит такое уподобление?
— Такого рода общественными добродетелями они становятся только тогда, когда реализуются душой человека в ее действиях и состояниях в чувственном мире, то есть активностью среди людей. При этом в них прежде всего находит отражение принцип меры в Нусе. А принцип меры — это то очень важное и существенное, что оформляет умственную, смысловую реальность именно как мир чистых смыслов и интеллектуальных, пластических моделей в противоположность мрачной, бессмысленной неопределенности, лишенной границ, предела и меры.
Ложные мнения, в которых размыт принцип меры, обезображивают и расстраивают наш ум, благоразумие удаляет их.
Беспорядочность желаний служит источником необдуманных действий, часто вредных — здравомыслие приводит их в соответствие с требованиями рассудка. Справедливость обеспечивает гармонию — эту высшую меру между всеми нашими поведенческими действиями. С упорядочивания желаний, с гармонии между душевными силами начинается всякое нравственное совершенствование. Потому-то общественные добродетели ограничивают и умеряют наши желания и аффекты, способствуют устранению ложных представлений и создают предпосылки для перехода ко второму этапу.
Второй, более высокий уровень совершенствования, — очищение. Душа пронизывает, оживляет тело и поэтому мыслит мир при его участии. Но она была бы действительно хорошей и действительно добродетельной, если бы представляла вещи и предметы не при его участии, а действовала бы одна, то есть мыслила интуитивно и разумно, чтобы она не аффинировалась вместе с телом — в этом выразилось бы ее благоразумие, чтобы она не боялась расстаться с телом, то есть была бы мужественной, если бы, наконец, ею управляли рассудок и ум, в чем проявилась бы справедливость, то есть исполнение своего долга. Итак, процесс уподобления Единому состоит в возвращении к интуитивному мышлению, в противовес дискурсивности, и в мышлении бесстрастном, а не под влиянием желаний.
— Но как возможно, и насколько, действительное очищение от желаний, страстей и обособление души от тела?
— Очищение происходит, когда душа концентрируется на себе, держит себя бесстрастно по отношению к внешнему и дает телу лишь самые необходимые чувственные наслаждения. Это происходит, когда душа устраняет, по возможности, желания и вообще не делает каких-либо предпочтений. Поэтому она и не боится ничего, внимая лишь предостережениям, знакам Мировой Души, а также и сама не желает ничего плохого.
Такая чистая душа делает чистой и неразумную часть, то есть тело, подобно тому как сосед мудреца извлекает пользу из своего соседства, становясь похожим на мудреца или стыдясь делать то, чего избегает хороший человек. Так становится человек нравственно безупречным и исправленным посредством очищения от телесного. Это и есть вторая ступень добродетельной жизни…
«…Отсюда можно заключить, что целомудрие, мужество и вся добродетель и сама разумность, как гласит древнее слово, есть катарсис. Поэтому правильно вешают таинства, что не подвергшийся очищению и в Аиде будет валяться в навозе. Ведь нечистое, вследствие порочности, дружественно навозу. Очевидно, подобно тому, как и свиньи, нечистые в отношении тела, радуются навозу.
Что же и есть истинное целомудрие, как не отказ от телесных удовольствий и избежание их как нечистых и относящихся к нечистому? Так, мужество есть отсутствие страха перед смертью. Но смерть есть отделение души от тела. Этого не боится тот, кто любит быть одним. Величие же души есть, как известно, презрение к здешнему. Разумность же есть мышление в обращении от низшего, ведущее душу к высшему. Поэтому очищенная душа становится эйдосом, совершенно бестелесной, умной и исполненной божественного, откуда источник прекрасного и все то, что с ним родственно…»
— Однако и очищение, по сути, еще не есть ведь истинная добродетель. Очищение есть устранение всего чуждого, но благо, добро — иное. В результате очищения грязь смыта, и душа, которая до рождения была прекрасной, вновь чиста. Таким образом, благо есть не само очищение, но то, что остается вследствие очищения. Строго говоря, даже и это нельзя называть благом, а лишь благообразием, так как душа неспособна даже после очищения пребывать в истинном благе, но склонна и к добру и к злу.
— Но тогда что же такое благо?
— Благо есть нечто большее — потребность пребывать вместе с Нусом, с высшей реальностью. Потому-то третья ступень восхождения и означает «обращение» души к смысловой реальности, к чистому уму, Нусу. Чтобы просветиться и действительно познать то, что в ней находится, душа должна приблизиться (но не в пространственном смысле слова) к просвещающему и суметь сравнить находящиеся в ней смысловые образы вещей с подлинными эйдосами. Сделать это душе достаточно легко, так как ум не противоположен душе, и в особенности когда она обращена на него. Таким образом, в результате созерцания душой ума наши добродетели выступают в следующих формах: справедливость — направленная на ум деятельность, благоразумие — внутреннее обращение души к уму, мужество — бесстрастие, разумность — созерцание ума.