Таганский дневник. Книга 2 - Золотухин Валерий Сергеевич (книги без регистрации txt) 📗

— Вдохновенная ложь, — сказала она про «Федру».

Губенко пожал мне руку и поблагодарил:

— Это между нами.

Тамара меня спросила потом, за что он меня так нервно благодарил. Но я не раскололся. А благодарил он меня за письмо.

Аксенов написал статью о предательстве Любимовым дела эмиграции, что он пошел на поклонение к советской власти и пр.

— А этот… злопамятный, не подписал мне на звание, надо же…

— Бортник про Кольку.

Прожив в такое страшное время жизнь, рядом с такими личностями, как Капица, сами мы не укрупнились и личностями ни в искусстве узком своем, ни в человеческом плане не стали. Почему? На что ушло наше (мое) время? На репетиции. А теперь оно уходит на репетиции репетиций. Вечный экзамен на артиста.

Что, интересно, в этой аксеновской статье написано? Не касается ли там он фамилий и действий Н. Губенко как главного провокатора любимовского приезда, раз. И второе, ведь наверняка Николай и К° убедили Любимова написать письмо Горбачеву, которое он сам разослал членам Политбюро и руководителям страны, письмо наверняка с благодарностью за разрешение въезда и размышлениями о судьбах эмиграции. Много, много любопытного. Николай нервничает, мало что говорит, но что-то нервничает. Какие-то он «пилюли» глотает.

Четверг

Ну вот, кажется, я к Петрозаводску готов. Освободил сегодня день от театра и все сделал, купил билет, заехал к Катерине. Ее не было, мать она сегодня хоронит. Повозил Тамару по рынкам, магазинам, в общем — готов. Голос звучит. Гитара настроена. Странный спектакль вчера был, впервые не хлопали Ивану, и он несколько обескуражен был, обижен на публику и сказал в результате, что спектакль прошел неважно. Я возразил ему. Вышли — колесо спущено. Подошла Демидова. «А мне вчера два прорезали, ножевые дыры». — «Это вам, Алла Сергеевна, за „Федру“, худсовет, бенефис и пр.». Демидова говорит, она не верила, что Эфросу из мести резали шины. По словам Розова, теперь она убедилась в этом сама. Ах, Алла Сергеевна, то ли еще может разгулявшаяся чернь?!

Анекдот. КГБ пишет письмо в комитет по ценам: «Просим снизить цену на водку, а то народ протрезвел и спрашивает: „А где царь?“»

Пятница

«Арктика» подтвердила свое название — ну, холодно же… и укрыться нечем. Стою в Ленинграде, ем творог, и думаю, как я люблю Тамарку, и не представляю, как я мог бы жить без нее.

Собрание, оказывается, бурно закончилось. Дьяченко, белый от волнения, стал призывать жить в мире. Хвостов поднял вопрос о статье Смехова, Филатов пошел на защиту. Николай сказал, что спектакли Эфроса ему не нравятся, но они идут и это не значит, что свое мнение он превратит в решение снять их. В результате он опять сказал, что уйдет, если не изменятся отношения внутри и к делу… «Это ваш театр» и пр. Замечательно, что я не был на всей этой говорильне и ругани. Славиной напомнили, что это Эфрос выхлопотал ей «народную».

Суббота, г-ца «Карелия», № 514

Благодать какая-то в моей душе. Во всем, конечно, виноват «Годунов». Теперь я, как скупой рыцарь, трясусь над всякой бумажкой, где упоминаются Любимов и Театр на Таганке. Особенно умиляет меня фотография Любимова в «Вечерке». Весьма подробная информация для знающего человека. На переднем плане, например, стол для «президента», красной икры на черный хлеб намазано в палец толщиной, фрукты, соки и пр. Любимова трудно даже разглядеть и узнать — в позе нестеровского пустынника, калики перехожего… На пианино маски Васильева, Золотухина, Филатова. Что он держит в левой руке? Над ним портрет первого режиссера театра Плотникова, Ю. П. в неистовом каком-то порыве… Эфрос остался за кадром, не уместился в эту композицию, а жаль.

Рощинская фраза понравилась мне своей внутренней информацией, выходящей шире и глубже по смыслу, чем на глаз: «Я видел, с какой радостью и самоотдачей работали на сцене актеры, оставшиеся единомышленниками Ю. П., несмотря на шестилетие мучительной разлуки».

«Мишку Шифмана» читал, что в контексте израильского гражданства Любимова обретает дополнительный смысл. Сегодня попробую в пушкинский этюд «Молитву» вставить и какие-то слова найти по случаю великого праздника 1000-летия принятия христианства на Руси. Надо бы православный храм посетить и приобрести иконку. Мой «Спаситель» остался в бушлате Самозванца. Хоть меня как Гришку предают анафеме, однако «Спаситель» всегда у сердца. А до храма дошел я. Хотя у четырех жителей разных возрастов спрашивал, какая дорога ведет к храму, вразумительно объяснить никто не мог. Только четвертая — молодая девушка. А на подходе к церкви остановила старушка блаженная. Стала мне про Христа рассказывать, какие добрые, чудесные дела он сотворял. Ведь как-то люди видят друг друга. Сегодня родительская суббота, а завтра Троица, и пойду я в церковь к 10 часам, на службу…

Денис на вопрос Фурмана [32], дома ли Леонид Алексеевич [33], сказал: «Папы нет дома»!!! Хотя Рудольф представился ему как друг Валерия Сергеевича. Рудольфа это задело. Задело ли меня? Да, конечно.

Воскресенье

Троица, а я в храм не пошел. Рейган в Москве, сейчас кортеж приближается к Кремлю. Как чувствует себя наш Миша? Вчера «Время» передало информацию о Любимове. Сегодня телевидение и радио занято Рейганом.

Прочитал второй номер «Нового мира» с «Живаго». Что-то я чего-то не понимаю: или слишком грамотный стал, или наоборот. Вкуса я не улавливаю в этой литературе — головой понимаю, как замечательны метафоры, описания снега, пара, леса и пр. Но чтоб убивать человека за этот роман? Никак в толк не возьму. Но… надо дочитать.

Среда, мой день

Еще один раз начинаю жизнь новую. Господи, прости и сохрани… и благослови на жизнь новую! Что делать? Надо жить.

Четверг

Эти затянувшиеся роды — «Годунов». Страшно до чертиков — результат запоя и семейных забот. Вчерашний «Фонтан» с Аллой вселил надежду, что к премьере наберу форму.

Пропустил службу в храме Крестовоздвиженском. Все не так.

Суббота

Таганские премьеры в «Вечерке», обзорная статейка — хроника, так сказать, нашей жизни. Замечательный предпремьерный материал.

Готовы ли вы к премьере, Валерий Сергеевич? Я по натуре трус, и ни о чем ни говорить, ни прогнозировать не хочу. Слишком счастливые мгновения пережил я 18-го, чтоб сейчас быть спокойным. Я много авансов получил… Что я завтра вспомню из наставлений Мастера? Куда поведут меня память и талант мой? И просто проявится ли он завтра? Спросил у Сережи:

— Сынок, как я буду завтра играть?

— Ты будешь играть, как репетицию «На дне».

— Это хорошо или плохо?

— Это хорошо…

— Очень хорошо или хорошо?

— Нет, хорошо, но не очень, потому что я ничего не понял.

Вот и пойми, как я завтра буду играть. На все положить драму России. Николай прав — о Боже! Кто будет нами править? А вообще надо про все забыть и помнить — кто ты! И зачем тебя мать на свет родила, был ли в моей жизни более ответственный день? Были дни, но они были защищены спиной Любимова, на которого и списывалось все. Завтра будет ясно: выиграем ли это сражение мы без него. Хотя ведь написано, что «вся театральная Москва присутствовала на репетиции».

Воскресенье

Ничего, ничего, ничего… помирились, куда нам деться-то, куда деваться-то, милые люди. Что-то будет сегодня. Как мною поставлено на этот день, какой долгий путь к нему лежал и не хочется лажануться. Нет, хочется быть, не скрою, первым артистом в этом спектакле. Меня так все приучили к этой мысли. Так не окажу я страха, но…

Господи! Смири мою гордыню и дай легкости, скорости и радости существования. Больше ни о чем я не прошу. Первую свечку поставил я о здравии Любимова, потом — за упокой душ Пушкина и Эфроса. Вернулся и поставил о здравии Матрены, Тамары, Сережи, Дениса. Про отца забыл. Возвращаться поздно было. Молился я и за моих партнеров — дай им Бог удачи всем сегодня, всем, всем, всем, — от вельмож до нищего слепца. Посели в сердце моем благодать, Господи, и прощение всем, и меня чтобы простили все. Прости меня, Господи, сохрани и помилуй.