Записки летчика М.С.Бабушкина. 1893-1938 - Бабушкин Михаил Сергеевич (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗

Вот в этом и заключался весь вопрос: где найти площадку, чтобы оборудовать аэродром? Дело в том, что лед Чукотского моря не похож на льды других морей Северного ледовитого океана. Достаточно любой перемены ветра, и от гладких ледяных полей остаются груды нагроможденных льдин. Иногда такие нагромождения располагаются по линии сжатия и тянутся мощной грядой до пятнадцати метров высотой на протяжении нескольких километров. Ветер рвет и ломает эту цепь.

Новая передвижка льдин – и снова непроходимый ледовый хаос.

В районе, где зажало «Челюскина», было особенно хаотическое состояние льдов. Все же Отто Юльевич позвал меня к себе в каюту и, ознакомив с планом переброски людей на берег, предложил найти подходящее место для постройки аэродрома.

На другой день, осмотрев в бинокль с капитанского мостика местность, я отправился на лыжах искать площадку.

На лыжах… Чтобы представить себе удовольствие путешествовать по льдам на лыжах, нужно знать, что такое торосы.

Торосы – это обломки льда, нагроможденные друг на друга. Но обломок обломку рознь. Есть торосы, которые поражают своей массивностью. Вы невольно останавливаетесь в восхищении, любуясь лежащей перед вами хрустальной горой многолетнего льда весом в сотни тонн. Какой же силы должно быть сжатие, если вот такой «кусочек» вышвыривается на поверхность льдины?!

Еще большее впечатление производит само сжатие, когда льды приходят в движение и на ваших глазах из громоздящихся друг на друга обломков образуется колоссальный ледяной вал. Он медленно, но неотвратимо движется на вас. Оглядываешься по сторонам, затаив дыхание, подстерегаешь грозящую опасность и чувствуешь себя ничтожной пылинкой. Что противопоставить этому грозному движению валов?

Такое чувство особенно остро, когда сжатие застает человека вдалеке от коллектива. Мне это хорошо знакомо. Я не раз попадал в такое положение – один в нескольких десятках метров от парохода.

Совершенно иное ощущаешь, когда ты в большом коллективе. В коллективе всегда находишь силу единения, поддержку у своих товарищей, хотя они так же беспомощны, как и ты. Живые голоса, шутки, смех бодрят и отвлекают от мысли об опасности.

Итак, я иду на лыжах, ищу аэродром. Несмотря на торосы, ходить зимой по льду легче всего на лыжах. Зимой здесь выпадает глубокий снег: он очень затрудняет ходьбу по торосистому льду. Иногда проваливаешься по пояс в снег между глыбами льда и, выбираясь из ям, быстро утомляешься. На лыжах хотя и трудно перебираться через большие нагромождения, зато не проваливаешься и идешь хорошо.

Я направился на юг от «Челюскина». Там несколько дней назад были большие разводья, потом они замерзли и, возможно, уцелели. Это была бы удача. Мои предположения оправдались. В двух километрах от парохода я наткнулся на небольшое поле. Если слегка расчистить его, то можно получить полосу шириной в сто пятьдесят и длиной в пятьсот пятьдесят метров. При аккуратной посадке здесь можно принять самолет, если безветрено или ветры дуют вдоль полосы.

Ничего другого, более подходящего не оказалось. Что же делать? Я измерил толщину льда. Она оказалась не совсем еще достаточной. Для приема самолета надо не меньше тридцати пяти сантиметров, а тут был лишь двадцатисантиметровый лед.

Я вернулся на корабль, рассказал о результатах своих поисков. Решили подождать, пока сильнее промерзнет поле, – тогда и приступим к расчистке.

Увы, расчищать не пришлось: через два дня подул южный ветер, и площадку разломало. Мы особенно не печалились. Во-первых, сама площадка была очень уж ограничена, а во-вторых, южным ветром растащило лед, и появились очень большие озера чистой воды. Стояли сильные морозы; я надеялся, что эти плесы покроются гладким льдом и тогда у нас будет отличный аэродром. Так оно и случилось.

Ветер был очень незначительный, а потом и совсем стих. Через три дня я отправился на разводья. Они были в трех километрах от корабля. Подхожу ближе и сам себе не верю: передо мной раскинулось ровное-ровное поле километра в два длиной и метров семьсот шириной. Я взял пробу. Толщина льда была уже пятнадцать сантиметров. Спешу скорей на пароход сообщить радостную новость: у нас есть теперь готовый аэродром, на который, как только подмерзнет, можно принять целую эскадрилью.

Каждый день я наблюдал, как происходит намерзание льда. Тут и начались мои терзания.

Толщина льда дошла уже до тридцати сантиметров. Однажды утром прихожу… О, ужас! Поле разорвано. В восточной его стороне появилась трещина. Встревоженный, я обежал все поле, промерил и успокоился. Ничего, все же остался аэродром 800x300 метров.

Начинаю следить дальше. Вот уж толщина льда сорок-пятьдесят сантиметров. Давно можно принимать самолеты. Но тут другая беда: погода испортилась, на материке пурга, туманы. День очень короткий, летного времени в сутки всего четыре часа.

Погода с каждым днем ухудшается. Подули норд-осты. Лед пришел в движение. Метет так сильно, что в десяти шагах заблудишься.

Что делается с аэродромом? Вот что больше всего беспокоит.

Через неделю начинает стихать, уже не так сильно метет; можно отправляться поглядеть площадку. Утром на скорую руку завтракаю и спешу в путь. С трудом отыскиваю проложенную мной дорожку. Забираюсь на первый ледовый вал, всматриваюсь в ту сторону, где должен быть аэродром. Его нет! Место неузнаваемо. Моей площадки как не бывало.

Надо снова искать. Возвращаюсь на судно с печальными вестями. На совещании 10 февраля решаем, что необходимо иметь не одно, а несколько подходящих полей. Если одно поломает, можно будет воспользоваться другими.

На поиски площадок направили хороших лыжников. Разбили весь окружающий нас участок льда на секторы и в каждый сектор послали по два человека с таким расчетом, что пять миль они пройдут по прямой, потом три мили в сторону и затем возвратятся на пароход.

Пришлось срочно приступить к подготовке кадров «изыскателей аэродромов». Я проинструктировал товарищей, рассказал, что от них требуется, и 11 февраля все мы двинулись.

Со мной пошли в южном направлении капитан Воронин и бортмеханик.

Мы обошли большой район и наметили несколько площадок. Первая – в двух километрах на юго-восток. Мы подсчитали, что потребуется сто двадцать человеко-дней для ее расчистки. Вторая требовала восьмидесяти человеко-дней. Третья более всего нас обрадовала – она в пяти километрах на юг, длиной в восемьсот метров и шириной в четыреста, вся из гладкого, крепкого льда. Для приведения площадки в порядок требовалось лишь пятьдесят-шестьдесят человеко-дней.

К вечеру собрались все участники разведки. Оказалось, что только найденные нами площадки более или менее удачны. Больше вокруг нет ничего, все поломано и смято.

Беседы в каютах [8]

Я был назначен начальником летного отряда. На материк я должен был перелететь с первым самолетом и там приняться за работу.

Надо было срочно подготовить «заместителя по изысканию аэродромов». Было ясно, что моим товарищам много придется поработать над этим делом: аэродромы в Чукотском море недолговечны. О том, что в ближайшие дни неминуема катастрофа, никто, конечно, и не подозревал.

О серьезности положения можно было лишь догадаться по грозному виду окружающих льдов. Однако все мы тогда еще надеялись, что «Челюскин» выдержит ледовое сжатие. И все же, по распоряжению начальника экспедиции, спешно, но без всякой паники готовились аварийные запасы.

Как всегда бывает в экспедициях, собираясь в каютах, мы подолгу беседовали о дальнейшей участи корабля, вспоминали славных полярных исследователей – наших предшественников. Называли имена Нансена, Амундсена, говорили о попытках Пири достичь Северного полюса…

В эти дни в лагере челюскинцев возникла мысль о полете на Северный полюс. Мы говорили о том, что машины для этого у нас найдутся. Базой для полета к полюсу сделать Землю Франца-Иосифа, один из ее северных островов. Построить здесь хорошую гостиницу, слетать на полюс, совершить посадку, водрузить там красный флаг, а потом регулярно возить туристов.