Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже - Филатов Лев Иванович (читать книги без сокращений .txt) 📗
Уж и не знаю, все ли тут правда или присочинил что-нибудь Алексей Петрович. Но он всей своей вратарской судьбой проверил, что вратарь способен выиграть матч. И ему это удалось в матче его чести, его расплаты.
Матчей, главными героями которых становились вратари, было сколько угодно. Один из таких, даже тогда, буквально потряс стадион «Динамо». В 1950 году играли ЦДКА и «Зенит». Играли в одни ворота, зенитовские. А их защищал Леонид Иванов, в сером невидном свитере, вроде спецовки, в рабочей кепчонке, плотный, широкогрудый, с сильными руками. Как только не били ему знаменитые армейцы, все тщетно, мяч — у него. Стадион ахал и вздыхал, большинство- то держало сторону ЦДКА, но постепенно, как это порой бывает с футбольной переменчивой публикой, восхитился вратарем и уже был не прочь, чтобы он не пропустил, чтобы свершилось небывалое. Иванов и не пропустил. Его, Иванова, ничья, целиком и полностью. Два года спустя тренер армейцев Б. Аркадьев, когда ему поручили создать сборную, ворота доверил Иванову. Мне легко предположить, что тот матч стоял перед его глазами.
Мы давно согласились с тем, что современные нападающие, игроки середины поля и защитники зримо отличаются от форвардов, хавбеков и беков прошлого. И если сейчас, отдавая дань одаренности и подвигам кого-то из некогда блиставших, говорим, что он и в наши дни был бы хорош, непременно добавляем: «Применился бы, перестроился, привык». Звезды футбола загораются не сами по себе, их выдвигает та командная игра, которую выработало время. А некоторым из звезд удается и самим продвинуть футбол вперед. Разумеется, есть в опыте мастеров былых дней черты и достоинства неувядаемые, передающиеся от поколения к поколению. И все же игра, которую предлагают нашему вниманию сегодня, неминуемо требует, чтобы каждый из тех, кого называют полевыми игроками, отвечал духу времени.
Л вратари? Отличаются ли они чем-то от старых голкиперов? Или, быть может, искусство защиты неизменных восемнадцати квадратных метров ворот от бешеного, коварного мяча каким было, таким и осталось?
Закрываю глаза и пытаюсь представить, в каком движении, самом характерном, чаще других повторявшемся, запомнился мне Владислав Жмельков, спартаковский довоенный вратарь. И вижу его в броске. В каком угодно углу, в нижнем, в верхнем, под перекладиной, он летит, тянется в ниточку, кончиками пальцев отводит мяч.
А теперь пробую в воображении остановить спартаковского вратаря Рината Дасаева в его характерном движении. Для меня он — в выбеге из ворот, изогнувшийся, с пойманным мячом в высоко поднятых руках. И угрозы как не бывало.
Полвека разделяют эти скульптурные композиции. Быть может, просто разные люди, у каждого своя манера? Думаю, что такое предположение к разгадке нас не приблизит. Мне представляется, что неспроста Дасаев нисколько не напоминает Жмелькова: другие времена, другая игра.
Не раз, бывало, смотришь матч с участием иноземной команды и мелькнет: «Этого игрочка неплохо бы к нам». О вратарях никогда так не думалось, никакой зависти. Ясно, что и в других краях появляются отличные вратари, однако нигде так постоянно, без перебоев, как у нас. Сколько лет минуло после того, как в голу стоял (так в его время говорили) Николай Евграфович Соколов, а классные вратари не переводятся. Вот и сейчас мы как должное принимаем выдвижение А. Сацункевича, Д. Харина, С. Черчесова. Существует ли особый секрет, есть ли право говорить о вратарской школе?
Алексей Хомич на протяжении многих лет на следующий день после матча приносил пачку снимков и раскладывал их на столе редактора.
— Алексей Петрович, вы же стояли возле тех ворот, куда забили два мяча. Где же эти моменты?
Хомич мнется, чешет в затылке:
— Не нажал. Но как можно было, скажите пожалуйста, пропускать такие мячи? Я ему, пижону, кричу...
И дальше следовал показ: Хомич вставал перед дверью, которая должна была изображать ворота, приседал, выбрасывал в сторону руку.
— Только и надо было сделать шаг влево, а потом отталкиваться...
Я терпеливо смотрел и слушал, зная, что редакторское внушение бесполезно, опять Алексей Петрович «играл», позабыв про затвор фотокамеры. Так до конца и осталось его любимым занятием подсказывать из-за спины вратарям.
Лев Иванович Яшин говорил мне: «Ну кто нас, вратарей, мог учить? Побьет второй тренер по воротам — и на том спасибо. Друг у друга перехватывали. Я — у Хомича... Он, наверное, еще у кого-нибудь...»
Хомич однажды, в нечаянную минуту крайней откровенности, поведал мне историю, которая его самого смущала и страшила.
— Оставляли меня, пацана, дома с сестренкой, ей, должно быть, год был. А ребята со двора хором орут: «Хома, выходи!» Как выходить, сестру не оставишь? Я ее в одеяло завертывал, и вниз. И укладывал вместо штанги. Она спала, а мы бились. Так я вам скажу, под ту руку, где она лежала, забить мне было невозможно. Вот что мы, дурачье, вытворяли. Если бы я увидел своего сына за таким делом, не знаю, что бы с ним сделал...
Хомич сидел потупившись: и много лет спустя его жуть брала. Молчал и я: что тут скажешь, оба в возрасте дедов. И, чтобы снять неловкость, хоть чуть оправдаться, Хомич повторил:
— Верно говорю, под ту руку я бы мышонка не пропустил, сам бы убился...
Дасаев написал книгу «Команда начинается с вратаря». Из нее можно узнать, что его сначала опекал вратарь астраханского «Волгаря» Юрий Маков, что неизгладимое впечатление на него, мальчишку, произвел Анзор Кавазашвили, приезжавший со «Спартаком» на товарищеский матч в Астрахань, что позже он был многим обязан Александру Прохорову в «Спартаке» и Вячеславу Чанову в сборной.
Какой разговор, вратарь — последняя надежда команды, о нем так прямо и говорят: «выручил» или «не выручил». Он живет общими интересами с командой, может быть в ней влиятельным человеком, капитаном, как был Яшин в свое время, как Дасаев в «Спартаке» и в сборной. Однако в ремесле своем, вратарском, он —один, сам по себе. Вратарей тянет друг к другу, их разговор особенный, и на футбол они смотрят по-своему, и игра у них своя, и переживания иные, чем у остальных мастеров. Сколько мне ни приходилось слушать Анатолия Акимова, Алексея Хомича, Алексея Леонтьева, Льва Яшина, Владимира Маслаченко, Анзора Кавазашвили, о матче — вкратце, общими словами, а о вратарях — хоть час, хоть два, малейшее движение помнят, разберут. И всегда с сочувствием, с готовностью войти в положение, оправдать, ну а уж если «пенка», то с горечью, словно и они виноваты, что посрамлен человек их профессии.
Пожалуй, все-таки есть право говорить о советской вратарской школе. Школа эта не в каких-то специальных учебных группах, не в штате преподавателей и уж конечно не в велеречивом рассусоливании о «неиссякаемом роднике» и «непрерывающейся эстафете». Школа в том, что у нас издавна сложился не отвлеченный, не расплывчатый, а по-рабочему точный образ классного вратаря, и каждый юноша, дерзнувший встать между тремя штангами, знает уровень, достигнув которого, можно заслужить признание. Среди полевых игроков терпят тех, кто «так себе», но вратарь с подобной аттестацией — это невыносимо, беда да и только, одни страдания. И юные вратари вкалывают, помня, что прощения им не будет, ничто не поможет, если не тянуться за Яшиным, не повторять его гордое труженичество.
Обязан признаться, что Ринат Дасаев долго как вратарь внушал мне сомнения. И вряд ли я смог бы внятно объяснить, что мне мешало считать его надежным. Когда сомнения улетучились, я понял их причину. Его тонкая фигура, его тонкое лицо почему-то наводили на мысль о возможности рисовки, опрометчивости, легкомыслия. Наверное, потому так казалось, что все вратари, которых я прежде видел, были сложения более внушительного, с лицами обветренными, резкими, грубоватыми. А тут человек ну прямо-таки нежный. Что если — везун? Верно, ни в «Спартаке», ни в сборной лишних голов не пропускал. Но каков окажется, если вдруг угодит под град ударов?
Своими сомнениями я ни с кем не делился и уж тем более не позволял себе их выразить в журналистской работе. Да и смешно было бы, когда Лев Яшин, не размышляя, твердо как-то мне сказал: «Дасаев? У нас — лучший!», когда Николай Петрович Старостин, начальник «Спартака», столь же твердо отозвался: «Ринат — человек умный, и в коллективе ведет себя умно и играет с умом».