От великого Конде до Короля-солнце - Бретон Ги (мир бесплатных книг .txt) 📗
— Вот где божественное слово должно обрести спасительную ярость: да сокрушатся им все идолы, да опрокинутся все алтари, на коих приносятся жертвы обожаемому созданию.
Мадемуазель де Лавальер вздрогнула, а Мария насторожилась.
Свою первую проповедь перед лицом короля произносил Боссюэ…
МАДАМ ДЕ МОНТЕСПАН СЛУЖИТ ЧЕРНУЮ МЕССУ, ЧТОБЫ ЗАВОЕВАТЬ ЛЮДОВИКА XIV
Женщины считают невинными самые дерзновенные свои поступки.
Только поэтам свойственно восторгаться свежим дуновением весны. На самом деле с ее приходом воспламеняются те органы человеческого тела, о которых из соображений приличия лучше не упоминать. Вот и Олимпия Манчини, ставшая графиней де Суассон, в апреле 1662 года почувствовала себя внезапно так, словно села на раскаленные головешки: она испускала вздохи, больше походившие на стоны, раздувала ноздри и подгибала колени, содрогаясь всем телом. Вскоре этот внутренний жар лишь ему ведомыми путями достиг сердца, где и обрел благородное наименование любви.
Олимпия вновь ощутила непреодолимое влечение к королю и исполнилась ревности к фаворитке. «Графиня де Суассон, — говорит мадам де Мотвиль, — не любила мадемуазель де Лавальер, полагая, что та похитила у нее расположение короля. Три страсти терзают души людей — честолюбие, любовь, зависть; и ими была потрясена эта душа»
Олимпия тут же стала строить планы, как разлучить Людовика XIV и Луизу. Чтобы отправить последнюю и изгнание, достаточно было вызвать скандал, уведомив королеву об измене мужа. В союзники она избрала своего любовника маркиза де Варда и графа де Гиша, нежного друга Мадам. Оба отличались коварством и злобностью. Им пришло в голову написать письмо по-испански и отправить его королеве в конверте, пришедшем из Мадрида. С помощью подкупленного слуги они раздобыли такой конверт в корзинке королевы.
Однажды утром донья Молина, первая камеристка Марии-Терезии, получила пакет, надписанный рукой королевы Испании. Однако пакет был небрежно запечатан, и это внушило ей некоторые подозрения. Она сорвала печать и прочла письмо. Сразу же догадавшись, что дело нечисто, она в смятении побежала к Анне Австрийской, которая посоветовала ей отнести послание королю, не уведомляя об этом королеву.
Она так и поступила, и Людовик XIV «впал в ярость», читая письмо, изобличающее его любовную связь, ибо, как говорит мадам де Мотвиль, «не мог поверить, что кто-либо из подданных осмелился вмешаться в то, что он считал своим личным делом».
Решив немедленно найти и покарать виновных, король сделал не самый удачный выбор, обратившись за помощью к маркизу де Барду — «человеку большого ума, которому вполне доверял». Именно ему было поручено выследить авторов письма.
Дознание, однако, не принесло результатов, что не должно вызывать удивления…
Потерпев неудачу, Олимпия не признала свое поражение. Она посетила ворожею, которая приготовила ей весьма сложное снадобье и научила магическим заклятьям. Ничего не помогало. Тогда она решила устранить Луизу, подсунув королю, другую любовницу — мадемуазель де ла Мот Уданкур.
Король едва не угодил в расставленные сети. Он несколько раз встречался с приятной молодой особой, которая была должным образом подготовлена графиней де Суассон и вследствие этого. пылала страстью. Не желая огорчать ее — всем известно, как безукоризненно вежлив был Людовик XIV по отношению ко всем женщинам, даже самого низкого положения, — король исполнил просимое, а затем, поклонившись, возвратился к себе.
Дальше этого дело не пошло.
Олимпия, потерпев вторую неудачу, заболела желтухой.
Раздосадованная мадемуазель де ла Мот Уданкур предприняла попытку еще раз завлечь мимолетного любовника. Но король не мог позволить себе две связи одновременно: он был слишком занят — он строил Версаль.
Вот уже несколько месяцев он старался с помощью архитекторов Лебрена и Ленотра возвести самый красивый дворец в мире. Для молодого короля двадцати четырех лет от роду это было упоительным занятием, которое поглощало все его время.
Когда же ему случалось отодвинуть в сторону чертежи, загромождавшие письменный стол, он принимался писать нежное письмо Луизе. Однажды он даже написал ей изысканное двустишие на бубновой двойке в ходе карточной партии. А мадемуазель де Лавальер с присущим ей остроумием ответила настоящей маленькой поэмой, где просила писать ей на двойке червей, ибо это более нежная масть.
Когда же король возвращался в Париж, он немедленно бросался к Луизе, и оба любовника испытывали тогда такую радость, что напрочь забывали об осторожности.
Результат не заставил себя ждать: однажды вечером фаворитка в слезах объявила королю, что ждет ребенка. Людовик XIV, придя в восторг, отбросил прочь привычную сдержанность: отныне он стал прогуливаться по Лувру вместе со своей подругой, чего раньше не делал никогда.
Королева, которую Анна Австрийская всеми силами стремилась оградить от внешнего мира, казалось, по-прежнему ничего не замечала. Закрывшись в своих покоях, она днями напролет болтала с доньей Молиной и другими приближенными, и те содрогались при мысли, что она узнает о постигшем ее несчастье. Но как-то вечером, когда дверь в комнату оказалась приоткрытой, королева увидела проходившую мимо мадемуазель де Лавальер и тут же подозвала мадам де Мотвиль, сказав ей:
— Esta Donzella con la arracadas de diamantes es esta que el Rei quiere. (Вот эту девушку, у которой бриллиантовые серьги, любит король.)
Сверкнувшая молния не так ошеломила бы присутствующих, как эти безмятежные слова. Все переглядывались, не смея ничего ответить. Наконец мадам де Мотвиль нарушила молчание: «Я пыталась убедить ее, — рассказывает она, — что мужьям приходится изображать неверность, ибо того требует мода».
Объяснение было не самым лучшим, и королеву оно не удовлетворило. Она внезапно опечалилась, отчего нос ее стал казаться еще длиннее, и «мы поняли, что ей известно больше, нежели предполагалось».
Прошло несколько месяцев. Людовик XIV отправился воевать с герцогом Лотарингским и вернулся 15 октября 1663 года, покрыв себя славой и во главе победоносной армии. Луиза ждала его с нетерпением. Она уже не могла скрывать свою беременность.
Король, слегка раздраженный этим, призвал к себе Кольбера и поручил ему отыскать неприметное жилище для любовницы. Министр нашел небольшой двухэтажный домик недалеко от Пале-Рояля, и фаворитка без сожалений рассталась с мансардой, которую занимала в качестве фрейлины Мадам. Едва она перебралась на новое место, как у нее уже появились слуги — благодаря Кольберу, который не упускал из виду ничего. Послушаем его самого: «Чтобы ухаживать за ребенком при полном сохранении тайны, как и было приказано королем, я нанял некоего Бошана с женой. Они прежде находились в услужении в моей семье и проживали на улице Урс. Я объявил им, что один из моих братьев сделал ребенка даме, занимающей видное положение в обществе, и что ради спасения чести их обоих я вынужден позаботиться о новорожденном, а потому доверяю его их попечению, на что они с радостью согласились».
Министр нашел также акушера, умевшего держать язык за зубами, по имени Буше. Все было приготовлено, и оставалось только ждать.
19 декабря в четыре часа утра Кольбер получил от акушера следующую записку: «У нас мальчик, сильный и здоровый. Мать и дитя чувствуют себя хорошо. Слава Богу. Жду распоряжений».
Распоряжения оказались жестокими для Луизы. Вот что говорит об этом Ж. Лэр: «Матери было позволено провести с сыном только три часа. В шесть часов, еще до наступления рассвета, как и было условленно заранее, Буше забрал ребенка, пронес его через Пале-Рояль и согласно полученным инструкциям передал Бошану с женой, „которые ждали на углу, прямо напротив Буйонского дворца“. В тот же день новорожденного отнесли в Сан-Ле: по тайному приказу короля он был записан как Шарль, сын г-на де Ленкура и мадемуазель Елизабет де Бе».