На плахе Таганки - Золотухин Валерий Сергеевич (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
13 июля 1988 г. Среда
Часто по ночам до меня доходит ужасающая драма моей жизни — во что я превратился. Вот Анхель. Люди потратили на нас, на меня лично в Испании массу денег, времени, внимания, тепла, а я фактически бегаю от них, не могу со своей Тамарой организовать им обед, прием, пригласить их к себе. Черт знает что... Я уж думаю, не поговорить ли с Людкой, как с женщиной, и не дать ли просто для Саши 100 р. на какой-нибудь подарок. Надо сделать хоть этот пусть дурацкий, но жест. Что же мы за свиньи такие. Я понимаю наши запойные щедроты. Но людьми-то мы когда-нибудь будем становиться? А Наталья, слава Богу, билет в Париж достала сама, теперь помочь бы ее маме Марине Ивановне в Рузу путевку достать. Как же мне повернуть свою жизнь, неужели беды все от водки и от Тамары?! Да нет. Сами виноваты. Надо заводить автомобиль и ехать к Анхелю. Какие великие слова он сказал вчера о театре, о спектакле «В. Высоцкий». И что мне Смехов, снедаемый комплексами и завистью. Господи, что же он не может успокоиться! И, вместо того чтобы сказать, что он не имеет права на сольный вечер, что это профанация, позор и стыд, я ему говорю: да все нормально, только программу надо разнообразить, а не читать только свое, и прочие дурацкие советы, когда совет один: он не имеет права на собственный вечер, на выход, на внимание, на время зрителя. А он все перемалывает историю с «Гамлетом». Двое отказались, а третий, известный своей двуличностью, согласился. Боже мой, Боже мой... А я надеюсь, что вечность нас рассудит. Да будет ли эта вечность вообще, коли жизнь на земле заканчивается. Это не письмо, это сумасшествие — «твоя, купающая красного коня». Рискнул позвонить сам, дозвонился, но увы... На месте человека, купающего красного коня, не оказалось. Где человек? И что с ним случилось? Дело ведь не в том, что приготовить и чем накормить, а в человеческом отношении, в нормальной человеческой благодарности за добро. Анхелю и просто интересно посмотреть, как мы живем, какой у меня быт, и Губенко посмотрел, как мы живем, увидев кучу пустых бутылок и пьяных хозяев.
У Чехова: «Мало ли что и про что говоришь иногда, чтобы не обижать».
У Смехова: «Что бы ни говорить, как бы ни говорить, лишь бы оскорбить, облить помоями».
Ночью я написал по эскизам текст государственного документа на имя министра культуры Испании о создании центра театра-школы в Мадриде, и Анхель наутро был в восторге. Шадрин принял этот документ без единой поправки, связался с министерством культуры, звонит Швыдкому:
— Неужели мы не решим этот вопрос? Ну, я вычеркиваю министерство... да шучу, шучу, свяжись с министром. Я отдаю срочно на машинку и тебе на подпись.
Анхель от радости чуть дара речи не лишился. Так только в Америке бывает или в Японии... Потом мы составили еще один документ — договор о приезде его театра в Москву. «Какие дела мы сделали, Валерий!» и т. д.
Так я счастлив, что хоть как-то реабилитировал свою голову и душу перед моим учителем, и много рассказывал о себе и театре. А машина мчалась в потоке со скоростью 80 км в час, я только успевал поглядывать в зеркало и переключать скорость. Господи! Благодарю тебя!
15 июля 1988 г. Пятница
До меня вчера дошла простая, но, кажется, точная мысль, я ведь не смогу работать на даче... у меня все материалы здесь под рукой — дневники, письма, словари, книжки. А там день и ночь труба ерихонская — теща...
16 июля 1988 г. Суббота
— Откуда же у тебя взялась эта идея? Кому вырвать язык или выколоть глаза?
Он осторожно вставлял вопросы ей, зная, что прямого ответа на них не получит, но ему было достаточно и одного слова оброненного и как бы к сути отношения не имеющего, однако догадку подтверждающего.
— Вот так пришел знакомый мой и говорит: «А вы знаете, что у вашего мужа большой роман?» Разве твой знакомый скажет о тебе?
— Ага, значит, это твой знакомый?
— Наш, да какое это имеет значение, ведь это есть... любовь, любовница. Ах, как хороша!
— Нет, это имеет значение. Одно дело, когда Бортник пришел и сказал, что у него 32 любовницы и наконец-то любовь в аэробике. И совсем другое дело, когда нарушен закон о тайне переписки. Как это? Ну есть такой и международный, и человеконравственный закон: никто не имеет права читать чужие письма, рукописи, дневники. И если этот закон какой-нибудь стороной нарушается, это наказуется. И мало ли что и для чего написано, или с чьих слов записано, или от первого или от третьего лица...
В общем, мерзость. Она нарушала клятву, данную кровью, — никогда в дневники В. С. не лазить. И я опять остался с разобранной душой — влезли ко мне в душу, точат ее. А в результате нравственный верх за ним и можно оскорбиться и не разговаривать, в сторону ее не поворачиваться, на вопросы не отзываться — пусть хоть всю ночь плачет и курит. Думаю, надо сбежать сегодня в Москву. Лампу вчера не зажигал — так на меня это открытие, что она лазит в дневники, подействовало. Зачем она делает это? Что она хочет выяснить, чего найти? Ведь сюда сброс идет всяких отходов, выговоришься, отругаешься, отлаешься в бумагу-жилетку-тряпочку — и хорошо. Легче жить становится.
Вот что написала Тамара:
«Валера, прости меня (в который раз!). Но понятие закон о тайне переписки — это скорее государственно-судебное понятие. И, наверное, конфликты по поводу нарушения этого закона о тайне между мужем пишущим и женой любящей были всегда, и не мне приводить эти примеры. Но прости...
Ты немножко солгал по поводу разбитого стекла в торшере и твоего порезанного плеча, и я «залезла» в твой дневник. Ну и что ж, получила удар. И страшно было, и больно, и невыносимо. Но поверь, Валерочка, я не заглядывала в твой дневник с тех пор, как, помнишь, ты застал меня спящей у раскрытой тетради. Поверь мне! Но дело не в этом. Ужасно унизительно и бесконечно больно быть обманутой и нелюбимой. Я не знаю, как мне быть, как мне жить. Поступай как хочешь. Но поверь мне, я не буду тебе мешать, приставать, говорить, заглядывать в глаза, ждать твоих ласк, плакать, смеяться и т. д. Это безнадежно. Разлюбил одну, полюбил другую... Что же здесь поделаешь. Прости меня, мой милый, прости. Я люблю ж тебя, кто ж виноват, что так получается в жизни? Но умоляю тебя: не молчи — это невыносимо. Напиши уж тогда, коли говорить не хочешь. Прости. Т.».
И что? Нравственный верх за ней. Вчера, глядя на мою маску, она сказала:
— Милый мой! Как ты запылился! — И мягко отерла мое гипсовое лицо, и стало на секунду мне хорошо, а потом я отогнал теплоту от сердца — она оборачивалась холодом к Ирбис. Что мне-то делать? И будет ли девочка?!
Первая жена — от Бога, вторая — от мира, а третья — от дьявола. Нет, не одну страницу моего романа прочитала Тамара. Она прочитала много. Все она прочитала. И, если будет девочка, я вспомню Маренго.
Она временами выходила на веранду плакать. Но я ведь тоже плачу, оттого что не могу без Ирбис жить. Но я не могу и без Тамары жить. Кажется, лет 15 назад я что-то похожее записывал.
Каким образом разрушить в 47 лет этот налаженный быт — стоит машина, стоит дача, внизу ругается с кем-то Сергей. Ему еще долго расти, растут вишни, растут яблони. «Я думала, мы вырастим Сережу и умрем вместе, что же ты наделал, Валерочка». Так оно и будет, Тамара. То, что мы умрем все.
17 июля 1988 г. Воскресенье отдай Богу
А знаешь ли ты, мой милый барс, что я тебя боюсь. В самом прямом смысле — я боюсь твоей молодости, твоей красоты, твоей безукоризненной речи. Не испорченного ни манерностью, ни кокетством, ни жеманством твоего ума, твоей легкости. У тебя удивительная речь и по дикции, и по тому порядку слов в предложениях простых и распространенных. Я боюсь твоего совершенства. Даже не так, я боюсь, что ты скоро разочаруешься во мне и перестанешь любить, или я так быстро буду стариться от ревности, что ты бросишь меня скоро. Если бы я чуточку был увереннее в себе, я бы вспомнил про Маренго и разорвал ошейник. Даже если бы твой ошейник мне помешал, я перегрыз бы и его. Но я не уверен, что ты будешь любить меня после того, как ты все потеряешь, а что приобретешь взамен, какой титул, какую корону? Так и потечет у нас жизнь параллельно. Где-то будет жить артист Золотухин, по странному обстоятельству бросивший пить, по просьбе Ирбис.
