Гений советской артиллерии. Триумф и трагедия В.Грабина - Широкорад Александр Борисович
И.П. Павлуновский и его заместитель К.М. Артамонов поддержали Грабина в его решении начать проектирование дивизионной пушки без поддона. Павлуновский обратился к Орджоникидзе с просьбой разрешить Грабину работать над новой пушкой. «Орджоникидзе не только разрешил проектировать, но и приказал выделить в мое распоряжение 100 тысяч рублей для премирования работников, которые особо отличатся при создании дивизионной пушки»*.
Таким образом, Грабин за спиной директора завода № 92 («Новое Сормово») протолкнул идею создания дивизионной пушки. Индекс для нее в КБ стали выбирать сразу после возвращения Грабина из Москвы:
«Все машиностроительные заводы, как правило, имеют свой индекс, например автомобильные — ГАЗ, ЗИЛ, МАЗ и др. Индекс обозначает принадлежность машины соответствующему заводу, ее класс; и особенно необходим, когда в производстве находится несколько машин: он вносит порядок, облегчает пользование технической документацией, технологической оснасткой.
Наш завод своего индекса пока не имел, так как был еще в стадии становления. Выпускаемая им продукция шла под индексом того КБ, которое создало изделие. Теперь же нам полагался свой индекс.
Все высказывались за “Г” — Грабин, мотивируя тем, что начальник КБ разрабатывает идею пушки, руководит всем процессом проектирования и конструирования вплоть до изготовления и испытания опытного образца»**.
Грабин из скромности отклонил букву «Г» в индексе.
«После долгих и довольно-таки пылких дебатов мое предложение одобрили. Решили установить нейтральный, так сказать, индекс, который в артиллерии обозначается, как правило, одной или несколькими буквами русского алфавита.
Для начала исключили все буквы, с которых начинались фамилии конструкторов: Боглевского, Водохлебова, Горшкова, Грабина, Киселева, Костина, Мещанинова, Муравьева, Павлова, Ренне, Розанова, Строгова. После недолгих поисков из оставшихся букв алфавита единодушно ос
тановились на “Ф”. Вот так и родился наш заводской индекс»*.
К концу 1934 г. на заводе № 92 был изготовлен опытный образец 76-мм полууниверсальной пушки А-51 (Ф-20). Ствол пушки состоял из свободной трубы, кожуха и навинтного казенника. Затвор (вертикальный клиновой) и полуавтоматическое управление почти полностью взяты от 76-мм пушки обр. 1931 г.
Лафет однобрусный. На заднем конце бруса, сразу за сошником, была смонтирована хоботовая гусеница, с помощью которой производился поворот орудия. Пушка могла стрелять с колес и с поддона.
Накатник гидропневматический. Пружинный уравновешивающий механизм состоял из двух цилиндров. Подъемный механизм секторный. Верхний станок — стальная отливка с ввернутым кованым боевым штыром. К верхнему станку крепился щит. Колеса в двух вариантах: с грузошиной и с металлическим ободом. Баллистические данные 50-калиберного ствола, гильза образца 1900 г.
8 февраля 1935 г. опытный образец Ф-20 был отправлен на полигонные испытания на НИАП.
В своих воспоминаниях Грабин не скрывает, что над полууниверсальной пушкой Ф-20 он работал по принуждению. Поэтому и не особенно интересовался ее судьбой. Зато в КБ полным ходом шли работы над любимым детищем конструктора — 76-мм дивизионной пушкой, которой был присвоен индекс Ф-22. Проект ее был закончен к началу 1935 г.
Ствол орудия состоял из свободной трубы, кожуха и казенника. Затвор вертикальный клиновой, полуавтоматика копирного типа. Тормоз отката гидравлический веретенного типа. Накатник гидропневматический. Длина отката переменная. Подъемный механизм имел один сектор. Поворотный механизм винтовой.
Недостатком системы была невозможность ведения огня одним номером расчета — прицел находился слева от ствола, а механизм вертикального наведения — справа.
Боевая ось коленчатая. Рессора пластинчатая, расположена перпендикулярно оси пушки. Орудия первых выпусков
* Грабин В.Г.Оружие победы. С. 75—76.
имели металлические дисковые колеса с грузошиной. Затем стали использовать колеса с шинами ГК, такие колеса имели индекс КПМ. Штатный прицел не был приспособлен для ведения зенитной стрельбы. В этом случае, как гласило наставление, требовалась «постановка прицела с зенитной частью», а вот где найти ту часть — не говорилось.
В апреле 1935 г. было закончено изготовление трех опытных образцов пушки Ф-22, два из которых имели складные (ломающиеся) станины, а один — обычные. Кто придумал делать складные станины, Грабин не говорит, но не трудно понять, что эта идея была ему не по душе. Я точно не знаю, кому и зачем понадобились складные станины. Во всяком случая, среди отечественных артсистем к 1935 г. они встречались только у горных пушек. Преимуществом складных станин была малая длина в походном положении. Зато было много и недостатков — малая прочность, увеличение стоимости орудия и времени перехода из походного положения в боевое.
Опытный экземпляр Ф-22 с дульным тормозом (эффективностью до 30%) имел боевой вес 1474 кг. Все опытные экземпляры имели удлиненную камору под новый патрон. Но позже по требованию заказчика дульный тормоз был снят, и принята камора от 76-мм пушки обр. 1902 г.
Специально для Ф-22 был разработан утяжеленный снаряд весом 7,1 кг, длиной 5,3 калибра. Для сравнения: штатный снаряд ОФ-350 имел вес 6,2 кг и длину 4 калибра. В апреле 1936 г. при стрельбе из Ф-22 утяжеленным снарядом его начальная скорость составляла 710 м/с, а дальность 14 060 м. Однако производство утяжеленного снаряда ограничилось лишь малой серией.
Заводские испытания первого опытного образца пушки Ф-22 были начаты 8 мая 1935 г. Грабин писал: «Полууниверсальную (Ф-20) и две Ф-22 окрасили в зеленоватый, “защитный” цвет, а Ф-22 с цельными станинами, по предложению директора, — в желтый. Ее так и стали называть — “желтенькая”».
9 июня 1935 г. опытные образцы были доставлены под Москву на Софринский полигон, где им предстояло соревноваться с 76-мм пушками других заводов. Грабин красочно описал это состязание:
«10 июня вся материальная часть, кроме “желтенькой” пушки, была выдвинута на боевые позиции, а “желтенькая” осталась в сарае, взаперти.
На позиции пушки располагались в таком порядке: на правом фланге, откуда должен был начаться осмотр, — 76-мм универсальная пушка Кировского завода, рядом с ней — наша полууниверсальная пушка Ф-20, дальше — Ф-22 со складными станинами. За нашими пушками стояли 76-мм полууниверсальная пушка К-25, 76-мм дивизионная пушка, изготовленная по чертежам, снятым с образца шведской системы “Бофорс”, еще дальше — другие новые пушки и гаубицы. Длина позиции была огромна. Около каждого орудия копошился орудийный расчет, рабочие и конструкторы. Одни изучали, другие обучали.
Отсутствие “желтенькой” пушки меня прямо-таки резануло по сердцу. На мой вопрос Горшкову, почему не поставили “желтенькую”, тот ответил, что причины ему неизвестны: спрашивал у Дроздова, но тот отмахнулся и ничего толком не сказал. Я побежал к Дроздову.
— Почему вы распорядились не устанавливать на позиции нашу третью пушку?
Он заявил, что не может ее поставить.
— И так стоят две ваши пушки, вполне достаточно. Нет нужды ставить еще третью.
Мои объяснения и просьбы успеха не имели. На следующий день на полигон прибыл начальник Артиллерийского управления, он же заместитель начальника Вооружения, комкор Ефимов. Я обратился к нему с просьбой поставить “желтенькую” на позицию. Он отказал. 13 июня приехал на полигон Тухачевский. Он тоже отказал. Очень было досадно. Что еще можно сделать? У него власть, у меня только просьба. У него на петлицах по четыре ромба, а у меня только две шпалы. Кого же еще просить? Ведь это главные устроители смотра. Остается только обратиться к Ворошилову, но его здесь нет. А мне было известно, что смотр назначен на 14 июня. После отказа Тухачевского я испытывал состояние, близкое к отчаянию. В самом деле, можно ли было спокойно отнестись к тому, что созданное нашим коллективом с таким трудом, с таким напряжением перечеркивалось одним махом даже без объяснения причин. Видя всю
