Одноколыбельники - Цветаева Марина Ивановна (читать лучшие читаемые книги .TXT, .FB2) 📗
– Почему? – спросили мы в один голос.
– Вы когда-нибудь бывали совершенно сыты? Так сыты, что противно даже думать о еде?
Мы помолчали. Потом Женя сказал:
– Бывали, – один раз, на именинах у дяди Володи. Я тогда съел семь пирожных, а Кира девять.
– Отлично. Ну, а я всегда сыта, точно одна съела семь и девять пирожных.
– Да ну-у? – почтительно удивился Женя.
– Совершенно так. Поняли? Теперь подите и скажите это маме. И ради Бога, не возвращайтесь больше с этим!
Марины слова, в точности нами переданные, страшно рассмешили всех, кроме Лены.
– Очень странно смеяться над такой простой вещью, что человеку не хочется есть, – сказала она.
– Не в святые ли она собирается? – насмешливо спросил Андрей.
Лена, не отвечая, вышла из столовой. Мама с папой переглянулись.
До самого обеда Мара не показывалась.
– Я прямо не знаю, как с ней быть, – говорила мама Лене, – ведь это твоя подруга, ты должна же знать ее немножко.
– Я ее очень хорошо знаю, – не ее, а ее привычки. Она непременно будет обедать. При лампе она никого не стесняется.
За обедом – она обедала стоя – снова начался разговор о еде.
– Мне так неприятно доставлять вам беспокойство, – говорила она, пуская дым кольцами, – я бы так хотела объяснить вам, что питание – совершенно второстепенная вещь.
– Я и не утверждаю, что в нем весь смысл жизни, – улыбаясь, сказал папа.
– Значит, в этом мы сходимся. Но я скажу больше: еда – явление совершенно отрицательное. После обеда люди всегда глупеют. Разве сытому человеку придет в голову что-нибудь необыкновенное? Разве в минуту подъема человек думает о еде? Чем умнее человек, тем меньше он ест…
– Судя по тому, как мало вы кушаете, вы, должно быть…
– Андрей! – сердито воскликнула Лена.
Мара пожала плечами.
– Вы совершенно правы, – продолжала она спокойно, – и я могу привести вам много примеров.
– Пожалуйста.
– Но я этого не сделаю.
– Почему?
– Вспомните бисер и свиней!
– Благодарю вас!
Мама нагнулась к Андрею и что-то пошептала ему на ухо. Он покраснел и налил себе воды. Все замолчали.
Мара, давно отставившая тарелку, стояла, высоко подняв голову, – теперь кудри лежали у нее по плечам – и рассматривала свой дым.
Так кончился обед.
IV
– Мальчики, вы спите?
– Нет, не спим.
– Я пришла поговорить с вами.
Пахнуло дымом. На пороге темная, тонкая фигура Мары.
– Почему вы не спите?
– Кира рассказывает мне сказку.
– О чем?
– О колодце и девочке, которая по ночам не спит.
– Значит, обо мне?
Мара садится на мою постель.
– Нет: вы не девочка, вы большая.
– Я не большая! – тихо смеется она. – Я совсем маленькая, – как ты, как Женя.
– Вам семнадцать лет!
– Кто это тебе сказал?
– Лена.
– Лена не знает. Впрочем, я сама не знаю. Мне и семь, и семнадцать, и семьдесят.
– Значить, вы совсем старая? – доносится с другой кровати испуганный голосок Жени.
– Иногда. Сейчас я совсем маленькая. Кира, расскажи же мне свою сказку, – говорит она, помолчав.
– Вы будете смеяться.
– Нет, я не буду смеяться.
– Про что же мне рассказывать?
– То же самое, что Жене, – о колодце и девочке. Только, мальчики, говорите мне «ты», или я вам буду говорить «вы».
– Мы всем большим гостям говорим «вы».
– Я – маленькая.
Я приподнимаюсь на локте и тихонько трогаю ее локоны.
– Вы не рассердитесь, если я вам… тебе скажу одну вещь?
– Конечно, нет. Говори!
– Другие говорят, что ты сумасшедшая.
Мара молчит, потом берет мою руку – ту, что гладила ее по волосам.
– Значит, вы меня боитесь оба?
– Нет, ты совсем не страшная. Мы думали, ты с когтями и копытами, а ты просто большая девочка.
– Маленькая, – поправляет она.
– Почему же у тебя такое длинное платье?
– Платье – вздор. Впрочем, ты прав – оно ужасно длинное. Я бы хотела быть мальчиком!
– Fräulein нам рассказывала, что, когда вся земля затрясется, все мальчики будут девочки, а все девочки – мальчики, – задумчиво говорит Женя.
– Ты наверное это знаешь?
– Наверное.
– Это будет чудно! Ну что же, Кира, а сказка?
– Раз был один колодец – глубокий-глубокий; в нем была серебряная вода. И была еще одна маленькая… нет, большая девочка с золотыми кудрями.
– Ты говорил – с черными, – обиженно поправляет Женя.
– А теперь она с золотыми. Эта девочка никогда по ночам не спала, – все бегала, всюду рылась. Она была очень непослушная девочка. Ну вот, когда мама заснула, она выбежала в сад. А ночь была темная-темная, страшная-страшная. Она испугалась и стала кричать, но никто ее не слышал, потому что все спали. Тогда она еще больше стала кричать. И вдруг за ней кто-то затопал. Она не знала, что это добрый медведь, и побежала. Бежала, бежала и – бух в колодец. А вода в нем была серебряная.
– А потом? – спросила Мара.
– Потом – не знаю. Я еще не выдумал.
– Это прекрасная сказка. Твоя девочка очень похожа на меня, – я тоже никого не слушаюсь и тоже не сплю по ночам.
– Что же ты делаешь?
– Читаю, пишу, курю, хожу по комнате.
– А тебе не страшно ночью?
– Иногда страшно, – когда я забываю о своем сердечке. Это мой талисман. Мне его подарил один человек, когда мне было одиннадцать лет. С тех пор я с ним не расстаюсь.
– Что это – талисман?
– Вещь, которая бережет от несчастья. Пока на тебе талисман, ты не утонешь, не наделаешь глупостей. Я недавно сделала страшную глупость.
– Какую?
– Я не знаю, поймете ли вы… Нет, конечно, поймете! Дело в том, что один человек читал мне чудные стихи и говорил, что он их сам сочинил. Мне они ужасно нравились, и я сделалась невестой этого человека.
– Как невестой? Ведь ты маленькая!
– Это было ужасной глупостью. Во-первых, я маленькая, а во-вторых, это были не его стихи, а чужие. Он мне все выдумывал. Я сказала ему, что презираю его, и уехала.
– К нам?
– Да.
– А он за тобой не приедет?
– Пусть попробует! Я ему покажу! – сердито воскликнула Мара, и я видел, как вздрогнули ее тонкие ноздри.
– Ты на него очень сердишься? – спросил Женя.
Она встала с постели и несколько раз прошлась по комнате. Потом, наклонясь над Женей, спросила:
– Представь себе, что человек, которого ты любишь и в которого веришь, ну, Люся или Лена, – тебя обманул. Что бы ты ему сказал?
– Что это очень плохо!
– Понимаешь, если бы этот человек прямо сказал мне: «Это прекрасные стихи, но писал их мой товарищ», – я бы тогда не сердилась. Но сказать, что сочинил их он, и знать, что я люблю его за чужие стихи, – какая гадость! Я бы хотела, чтобы он уехал в Америку!
– Я тоже хочу в Америку, – сказал я.
– Зачем?
– Так… Интересно на корабле. Ты когда-нибудь ездила на корабле?
– На воздушном.
– Разве есть воздушные корабли?
– Конечно, есть. Мы еще с вами поедем!
– Правда? Когда?
– Как-нибудь вечером. Послезавтра, кажется, будет новолуние – это лучшее время для такой поездки.
– Ты нарочно это говоришь?
Сердце мое забилось.
– Я говорю вполне серьезно. Царь луны, мальчик-месяц – мой большой друг. У него много воздушных кораблей, и он с удовольствием даст мне один.
– Он добрый?
– Очень добрый. Послезавтра вы о нем узнаете.
Комната мало-помалу наполнялась дымом. Мара курила не переставая. То и дело трещал, открываясь и закрываясь, металлический портсигар, то и дело чиркала спичка. Окруженная облаком дыма и сиянием коротких пышных кудрей, это была уже не Ленина подруга Мара, которая утром краснела и за обедом спорила с папой…
– Мара, – сказал я тихо, – я знаю, кто ты.
– Кто?
Ее блестящие глаза пристально взглянули в мои.
– Ты – волшебница. Правда, Женя?
– Правда!
– Догадались? Как я рада! Я сразу увидела, что вы меня поймете. Как же вы это узнали?