Роберт Вильямс Вуд. Современный чародей физической лаборатории - Сибрук Вильям (книги без сокращений .TXT) 📗
В целом мы с Виллардом решили, что Сибирь не особенно экзотична. То, что мы видели, была равнина, плоская, как сковорода, с огромными бахчами арбузов, иногда тянувшимися до горизонта. Как и кто съедал все арбузы, я не могу себе представить. Мы вырезали в них дыру, съедали лучшую часть в середине, а остальное выбрасывали в окно. Проводник заметил это и остановил нас. Вдоль дороги проводились работы у самого полотна, и он сказал нам, что даже при двадцати милях в час арбуз может убить человека, если попадет по голове.
Земля, кажется, была хороша для арбузов, и ее можно было покупать по пятьдесят центов за акр, но мы не решились вложить в это капитал. По правде говоря, мы мало интересовались Сибирью. Может быть, мы видели слишком мало, но все, что мы хотели посмотреть, мы видели. На обратном пути мы нашли уютное купе первого класса с надписью «для дам». Так как дам в поезде не было, мы заняли его. Дружелюбный проводник не возражал, но когда мы вернулись в Омск, произошел «инцидент», где на нас (с нашим письмом от князя Хилкова) напали какие-то джентльмены из русского главного командования. Как только наш поезд остановился, два солдата начали набивать багажом наше дамское купе, невзирая на наши протесты. Мы выбрасывали чемоданы в окно еще быстрее, чем их приносили, а потом заперли купе. Через несколько минут раздался громкий стук в дверь. Это был наш старый приятель, начальник станции, который спас нас от клопов, но сейчас его сопровождала небольшая армия. Она состояла из взвода жандармов, двух затянутых офицеров и двух внушительных генералов в длинных серых шинелях со всеми знаками отличия. Начальник станции сказал по-немецки:
«Это купе для дам и вы, джентльмены, должны выйти».
«Но разве эти генералы — дамы?» — спросили мы и отказались.
Тогда вперед выступил начальник жандармов и что-то очень вежливо сказал нам по-русски.
«Что он говорит?» — спросили мы начальника станции.
«Он говорит, что глубоко сожалеет, но принужден посадить вас под арест».
Мы достали магическое письмо от князя Хилкова и Министерства путей сообщения. Начальник жандармов прочел его, опять поклонился и сказал что-то еще более вежливо, чем в первый раз. Начальник станции перевел нам: «Он говорит, что, конечно, очень хорошо, что у вас есть письмо от его сиятельства, но все равно вам придется выйти».
После того, как мы вышли, а генералы, которые также не были дамами, расселись в купе, начальник станции перевернул дощечку — на другой стороне было написано «занято». Генералы раскланялись с нами, а начальник станции философически прошептал: «Я виноват перед вами, но вы знаете, царь и князь Хилков живут далеко отсюда, в Петербурге, а эти два генерала в Омске, и мне приходится иметь дело с ними».
Вуд говорит, что потом не встречался с Франком Виллардом целых шесть или семь лет в Америке. Однажды он сидел в лаборатории, и вдруг раздался звонок по телефону. Продолжаю его рассказ:
«Алло, Бобби», — сказал хриплый голос. — «Кто говорит?» — «Франк», — сказал голос убеждающе. — «Какой Франк?» — «Разве вы не помните голос старого Франка, Франка Вилларда?» — «Скажите, бога ради, где же вы?» — «Здесь, в телефонной будке, Юнион Стэйшен. Скажи, Бобби — ты не обидишься, если я спою тебе песню?» — «Нет», ответил я, — «если в будке закрыта дверь». Затем я услышал фразу, пропетую тонким отчаянным голосом: «Все, что мне надо — пятьдесят миллионов долларов». Пауза. Затем: «Слушай, Бобби, со мной интересный друг, я хочу тебя с ним познакомить — Джо Доллард — величайший взломщик сейфов и грабитель банков всех времен. Скотланд-Ярд гоняется за ним пять лет. Как к тебе попасть?». Я сказал ему адрес и повесил трубку, когда он опять начал:
«Скажи, Бобби, ты не обидишься, если я спою…»
Через пятнадцать минут они приехали. Мистер Доллард нисколько не был похож на портреты бандитов из журнала мистера Гувера. Седеющий пожилой человек, он скорее напоминал старого, честного банковского кассира, чем взломщика. Виллард вынул бутылку, и мы выпили из маленьких лабораторных стаканчиков. Некоторое время мы вспоминали прошлые дела. Мистер Доллард почтительно слушал, но скучал; затем он попросил извинения, сказав, что его ждут дела, и покинул нас с весьма достойным видом.
Франк рассказал мне, что приехал в Балтимору по предложению мистера Леонора Ф. Лори, президента железных дорог Балтиморы и Охайо. Мистер Лори хотел, чтобы он, переодевшись бродягой, проверил эффективность работы его железнодорожных сыщиков; он должен был поместиться у мистера Лори, но вот уже десять дней как запил. Можем ли мы приютить его на ночь — за это время он протрезвится. Он говорил вполне нормально, если я позволял ему иногда спеть вступительную строчку его «маленькой песенки». Это облегчало ему напряжение от изображаемой трезвости, как легкий кашель облегчает мучительное щекотание в горле в театре. Я посадил его в свою машину и отвез домой. Франк, очевидно, всегда спал одетым, со всей грязью, с которой он родился, как Гертруда однажды сказала об испанской леди в Мексике, которая угощала ее чаем. Я приготовил ему ванну с горячей водой, и предложил ему купанье перед обедом. Он затих в ванне на целых полчаса. Я открыл дверь и, увидев, что он спит, разбудил его, облив холодной водой. Еще через полчаса он появился в полном порядке и прекрасном настроении. Он начал с рассказов о своих последних приключениях и ничем не напоминал о кутеже. Мы с интересом слушали его — он был прекрасным рассказчиком. Потом он немного «осел» стуле и, обратившись к Гертруде, спросил, с довольно странной улыбкой: «Мистрис Вуд, вы не будете возражать, если я спою маленькую песенку»? — «Конечно, нет, мистер Виллард. — я с удовольствием послушаю вас». Тогда он действительно успокоился и запел сильным, чистым голосом пьяного матроса: «Все, что мне надо — пятьдесят миллионов долларов». Он остановился, подмигнул нам и снова начал разговор на прерванной точке, как будто ничего не было.
Гертруда заказала по телефону бифштекс и бутылку «индейского соуса майора Грэя», и обед начался. На столе стояло большое блюдо с черным виноградом, и Виллард, отказавшись от всего остального, медленно ел виноградины по одной, пока, как говорится в сказке о морже, плотнике и устрицах, — не съел все до единой.
После обеда он рассказал нам о своем путешествии в Афганистан, откуда он прошел через знаменитый Хайберский перевал в Индию. Было два часа ночи, когда мы вспомнили, что пора спать. На следующий день он ушел, и больше мы его никогда не видели.
Конец его был трагичен. Он заболел воспалением легких в Чикаго, заперся в комнате дешевого отеля, с несколькими бутылками «лекарства» и только кричал:
«Не входите!», когда горничная стучалась в его дверь. Он был мертв уже целые сутки, когда дверь отперли снаружи.
Осенью 1896 года Вуды вернулись в Америку с двумя подрастающими детьми и немецкой Kinderfrau, которую они не решились оставить в Германии. Они провели зиму в доме матери в Ямайка Плэйн, в то время как Роберт продолжал самостоятельную исследовательскую работу в лабораториях. Профессор Чарльз Кросс из Отделения физики предоставил ему отдельную лабораторию. Здесь он продолжал работу над разрядами в вакуумных трубках. Следующей весной (1897 года) он уже вел успешные переговоры о месте преподавателя в Висконсинском университете.
Семья Вуда провела лето в Кэтоумет, в Массачусетсе, у залива Бэзардс. Кузен Вуда, Брэдли Дэвис, работал в Морской биологической лаборатории, в Вудс-Холе, куда нужно было ездить на велосипеде; к тому же, там был коттедж его старых друзей. Вуд рассказывает, что его взяли раз как забортовый балласт, на одну из маленьких яхт, участвовавших в гонках любительского яхт-клуба. Ему это страшно понравилось — это было новое ощущение, хотя он уже много раз ездил на парусных лодках раньше.
Однажды, купаясь, он опрокинул себе на голову деревянную бадью и, держа ее на плечах и толкаясь ногами, забавлял детей зрелищем — «живой» плавающей бадьи. На следующий день он вырезал в стенке ее прямоугольное отверстие, вставил туда стеклянное «окошко», а по краю прикрепил сорокафунтовый свинцовый балласт с киля яхты. Эта тяжесть прижимала бадью, наполненную воздухом, к плечам, если опуститься под воду. Затем, предвосхитив Биба с его батисферой, они соединили бадью с велосипедным насосом, находившимся в лодке, двадцатифутовой резиновой трубкой, и сидели под водой как угодно долго, наблюдая рыб, водоросли и подводные пейзажи.
