Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор (прочитать книгу txt) 📗

Подобного рода дуализм демонстрируют все великие державы, все мировые лидеры. Все зависит от сочетания его компонентов. При всем своем беспощадном прагматизме Сталин настолько зациклен на решении долгосрочных или по крайней мере среднесрочных задач обеспечения послевоенной безопасности СССР, что даже в самые тяжелые дни после нападения Гитлера воздерживался от компромиссов, связанных с безопасностью государства. Подобно Рузвельту, он блестящий тактик, актер и даже притворщик. Как и президент, он великолепно чувствовал и использовал фактор времени, мастерски применял искусство «дозировки» — определения меры давления в политическом торге, времени выжидания и наблюдения, так же как времени быстрого удара. Как Рузвельт, не знал себе равных в использовании противоречий между своими соперниками. Но Сталин в гораздо большей степени, чем Рузвельт, увязывал решения военного времени с долговременной стратегией безопасности, которой следовал с железной решимостью. Продолжение его достоинств — многочисленные недостатки. Беспокойный, подозрительный и ориентированный на ограниченные цели, Сталин поглощен старомодной и жестокой «реальной политикой», никогда не мог повлиять на массовое сознание и формирование идеалов так, как это было доступно Ленину, Ганди и даже Рузвельту.

Как крупный стратег, Черчилль требует особого изучения. Следуя своим собственным канонам чести и ответственности, он воплощал собой дипломатическую и военную традицию, которая толкала Великобританию прибегать ради защиты своих маленьких островов от колосса континентальной Европы ко всей черной магии дипломатии, порицавшейся Халлом и другими вильсонистами. Премьер и в самом деле представлял собой аристократа партии вигов XVIII столетия, как считал в годы войны Гаролд Ласки. Как аристократ, Черчилль не был лишен тем не менее сострадания к обездоленным, но и обнаруживал свойственное вигам фатальное непонимание мятежных сил, вырвавшихся наружу в результате революций в России, Китае и других странах. По сравнению с мировосприятием Рузвельта Черчилль отличался дальновидностью, однако ограниченного свойства. Он ощущал связь между стратегией военного времени и соотношением сил в Европе после войны, но не мог представить себе подъем массового антиколониального движения народов Азии и Африки. Подобно Рузвельту, премьер — прагматик и импровизатор в большой стратегии, но ему недоставало всеобъемлющих принципов, которые давали Рузвельту, как минимум, общее направление и фокус для каждодневных решений. Сам Черчилль, как он однажды с восхищением характеризовал Ллойд Джорджа, «производил обзор проблем каждого утра с видением, не отягощенным предвзятыми мнениями, прежними заявлениями, разочарованиями или неудачами». В калейдоскопе военного времени, состоявшем из переменчивых ценностей и поразительных событий, его стратегия больше исходила из интуиции и чутья, чем из долговременных задач и поставленных целей. Одаренный многосторонними интересами, щедрый на новые идеи и энергичный, он нуждался в способности к последовательному руководству, широком взгляде, чувстве пропорции и деловитости, которое отличает крупного стратега. Его стратегия целиком ориентировалась на интересы Запада. Рузвельт, по крайней мере, учитывал наличие в миллиарде азиатов потенциальной взрывной энергии, особенно когда эта энергия высвобождалась и концентрировалась под воздействием призывов к свободе, которые антифашистские лидеры обращали ко всему миру.

Так, во всяком случае, можно оценивать президента в конце 1944 года, и, поскольку Рузвельт не пережил войну, ему не представилось возможностей, которыми располагали Черчилль и даже Сталин в последующие годы, чтобы оправдаться. Но Рузвельт, подобно Черчиллю, доказывал бы, что все долгосрочные планы смертных подвержены капризам случая или конфликта, что суммарно события контролируют стратегию. А в уходящие дни 1944 года затишье на Западном фронте прервано неожиданным драматичным поворотом событий.

После триумфального возвращения в Вашингтон президент упорно работал над отложенными делами. Хассет, все еще переживавший нападки в ходе выборов на усталых, вздорных стариков, отметил, что, в то время как босс трудился как Троян, более молодой Дьюи отдыхал две недели на роскошном курорте в номере люкс. В конце ноября, однако, Рузвельт совершил поездку, под проливным дождем, со свитой секретарей, помощников и врачей, на отдых в День благодарения в Уорм-Спрингс. Это первый продолжительный отдых там президента после Пёрл-Харбора.

Как обычно, его сопровождала масса дел. Вскоре после выборов Халл объявил о своем решении уйти в отставку, и вся сила убеждения президента не помогла уговорить его остаться на своем посту до 20 января — для закругления «третьего срока», как выразился Рузвельт. Президент выбрал Стеттиниуса в качестве его преемника. Бывший заместитель государственного секретаря, хотя и отличался работоспособностью и покладистостью, не сумел ослабить напряженность в отношениях между Белым домом и Государственным департаментом. Когда Стеттиниус предложил документы на назначение помощниками государственного секретаря — в список входили Джозеф Грю, Джеймс Данн, Нельсон Рокфеллер и Арчибалд Маклейш, — президент подписал документы без энтузиазма, заметив Хассету, что Маклейш — единственный либерал в этом списке. В письме к заведующему библиотекой конгресса он сообщил, что воодушевлен согласием Маклейша остаться в Вашингтоне, даже если это означает переход из одного мавзолея в другой.

Другие назначения включали представителей старой гвардии «нового курса». Когда президент в конце декабря вернулся в Вашингтон, репортеры набросились на него с вопросами. Неустрашимый Мэй Крейг допытывался:

— Господин президент, это вопрос спорный, но я хотел бы серьезного ответа.

— О, Мэй, тебе будет трудно его получить.

— Многие гадают, куда вы склоняетесь больше — вправо или влево; хотел бы услышать ваше собственное мнение об этом.

— Моя линия пролегает чуть влево от центра. Думаю, ответ на этот вопрос дан одиннадцать с половиной лет назад и с тех пор не изменился.

— Но несколько раньше вы говорили, — напомнил другой репортер, — что следуете курсу «доктора победы», а не «новому курсу».

— Верно.

— Тогда возникает вопрос: не вернетесь ли вы к «новому курсу» после войны?..

— О нет, нет. Курс чуть влево от центра включает и победу в войне. Это ведь не тот ответ, которого вы ждали?

— Не тот, — согласился Мэй Крейг под общий хохот.

— Однако ты нас развеселил, Мэй.

— Господин президент, — спросил кто-то, — если вы держитесь чуть влево от центра, то как понимать эти шесть назначений в Государственный департамент, что вы отправили для утверждения на Капитолийский холм?

— С этим все в порядке.

— Они тоже следуют курсом чуть влево от центра?

— Я следую курсом чуть влево от центра. У меня в администрации масса людей. Некоторые из них — правые и левые радикалы. В администрации много разных людей, и я не поручусь за убеждения каждого. В целом они хорошо работают. Взгляните, мой милый, на присутствующих в этой комнате — вы найдете здесь приверженцев разных взглядов — от левых до крайне правых.

Президент прекрасно держался на этой пресс-конференции, если учесть характер тех донесений, которые он только что получил с фронта в Европе. Тремя днями раньше немцы нанесли яростный, мощный удар в Арденнах и осуществили прорыв сквозь слабые оборонительные линии союзников — самая крупная авантюра Гитлера на западе. К концу осени 1944 года он потерял свыше 3 миллионов солдат и офицеров. Только летом 1944 года число убитых, раненых, пропавших без вести германских военнослужащих составило более 1 миллиона. Города Германии лежали в руинах. Фюрер все еще не освободился от неприятных ощущений после покушения на него. В сентябре с Германией порвала Финляндия. На сторону России переметнулись болгары и румыны. Но Гитлер все еще располагал вспомогательными силами, 10 миллионов человек, и минимум 300 дивизиями и бригадами, более 40 из них бронетанковые. Гиммлер рыскал по стране в поисках 25 дивизий. Фюрер получил от своих генералов ворчливую поддержку «громкому хлопанью дверью», которое напоминало славные дни 1940 года.