Самые трудные дни(Сборник) - Чуйков Василий Иванович (книги регистрация онлайн txt) 📗
— Мало, говоришь?! — удивился офицер. — Да ты, я вижу, не лишен чувства юмора. Иди в штаб, оформляйся. Комэском будешь.
— Есть! — козырнул Георгий и неуклюже повернулся на месте. Командир посмотрел ему вслед с укором: «Со строевой выправочкой, видно, не в ладу живет капитан».
В штабе Кузьмина встретили с радостью.
Комиссар эскадрильи Валовой, статный мужчина лет под тридцать, стоял перед строем летчиков, одетых в новые комбинезоны.
«Держись, дружище!» — шепчет Георгий и торопится на выручку, но ведомый ровным маневром уходит из зоны огня и сам атакует подвернувшийся бомбардировщик. Вражеский самолет «хейнкель» вспыхивает и падает вниз, оставляя за собой грязно-серый след.
— Так его! Молодец! — Кузьмин обрадован успешным действием друга. Он бросает свой истребитель в сторону для новой атаки, но тут замечает, как к машине ведомого крадется фриц с каким-то ярким знаком на фюзеляже.
«Гитлеровский ас, верно».
Георгий метнул истребитель «горкой» вверх и с небольшой высоты спикировал на него. Фашист трусливо отвернул в сторону и вышел из боя, а Георгий Кузьмин устремился к бомбовозам.
— Не пропустим врага! Не дадим сбросить бомбы на нашу землю!
В воздухе чадная гарь.
Грязные шлейфы дыма сбитых стервятников тянутся к земле.
Враг обращен в бегство. Семь минут, а какой успех! Наверное, не только смелость, но и вид новых самолетов придал гитлеровцам страха. Кузьмин дает сигнал эскадрилье возвращаться. И время, и горючее были на исходе. Истребители победно колыхнули крыльями, возбужденные, летят, соблюдая порядок.
Вот он, полевой аэродром. На длинном шесте колышется полосатый «колдун». Показались рулежные дорожки, посадочное «Т» на краю травяного поля, бегущие навстречу друзья. В полку уже знали об успешном выполнении задания эскадрильей и о том, что комэск лично сбил два немецких «хейнкеля».
А вечером комиссар эскадрильи Григорий Валовой решил зайти к Кузьмину на квартиру. Тот жил один и почему-то сторонился друзей. «Что с ним?» — Этот вопрос не раз вставал перед комиссаром. Валовой знал о Кузьмине мало. Знал, что воюет с первого дня войны, что родом из Саянского района Красноярского края, в 1930 году поступил в летное училище в городе Вольске, в истребительный полк прибыл из госпиталя. Вот и все. «В сущности, почти ничего не знаю, — заключил по дороге Валовой. — А ведь мне о человеке надо знать все. Ну, вот, к примеру, он малоразговорчив, замкнут. Отчего это? Если характер такой, это одно, а если что другое?..»
Валовой приоткрыл дверь. В комнате было тихо. На столе горела керосиновая лампа с разбитым стеклом, заклеенным газетным обрывком. Кузьмин сидел на кровати и с каким-то особым усердием растирал ноги. Брови Валового удивленно поплыли вверх: «Ноги… Без ступней?!)…» Заметив комиссара, Георгий смутился, покраснел и стал быстро натягивать на себя одеяло, но Валовой взял его руку.
— Георгий, что у тебя с ногами?
Кузьмин молча откинул одеяло.
Глаза комиссара еще больше расширились, а лицо слегка побледнело.
— Без обеих ступней летаешь… И сбил два самолета… — Валовой сдвинул фуражку на затылок. — Да… ты герой, Кузьмин!
Георгий смущенно улыбнулся.
Комиссар подсел к нему.
— Расскажи, Георгий, что с тобой произошло, как потерял ступни ног?
— Сбили меня под Брянском. В ноябре сорок первого года. Морозы стояли. Все б ничего. Ранен-то я был в бедро. Идти не мог. Пришлось ползти. Пока добрался — ступни почернели.
Кузьмин потянулся к стакану с водой. Валовой опередил его и подал сам. Глотнув воды, Георгий продолжал рассказ о себе.
— В госпитале врачи долго уговаривали ампутировать пальцы и часть обеих ступней. Чуть дуба не дал. Нет, не от боли, а от горя, что не буду летать. Заказали мне специальные протезы. Научился ходить. Не сразу, конечно. Месяца три падал, как ребенок. Да что там говорить: упаду, гляну в небо… слезы в глазах. А сейчас ничего… Хожу! Какое это счастье иметь ноги! Да, обыкновенные ноги. Когда их имеешь здоровые, то как-то забываешь, что они есть. Зато теперь всегда помню, что ноги у меня есть. И радуюсь. Только когда шел на комиссию, то очень боялся, что заметят мою хромоту, не допустят к полетам. А ведь я, Григорий Павлович, — улыбнулся Кузьмин, — натренировал свои культи так, что хожу на них, как на настоящих ногах. Не так ли?
— Да, конечно, — слабо улыбнулся Валовой.
Кузьмин сел на кровать, поджав под себя ноги, прикрыл их одеялом.
— Вот такой случай со мной произошел, — заключил он и, скривив губы, грустно усмехнулся, словно извиняясь за свой физический недостаток.
— Случай действительно редкий. Летчика, управляющего боевой машиной без ступней ног, да еще такой, как истребитель, вижу впервые. — Комиссар на минуту задумался. И Георгий решил, что безобразный вид его ступней вызвал у комиссара какое-то сомнение.
— Врачебная комиссия признала меня годным, — поспешил он заверить и постарался скрыть смущение.
— Верю, верю… — согласился Валовой, но с лица его по-прежнему не сходила задумчивость.
Тогда Кузьмин встал с кровати и заходил по комнате, как бы демонстрируя свою полную способность ходить на ногах без обуви.
Дверь с шумом распахнулась. В комнату быстро вошел командир полка. Вид у него был возбужденный.
— Почему ты сразу не сказал? — заговорил он.
«Значит, и командир узнал, — догадался Кузьмин. — Из госпиталя, верно, документы пришли…»
В голосе майора звучали металлические нотки.
— Россия еще не изошла здоровыми сынами, чтобы посылать в небо…
— Калеку, хотите сказать? — перебил Кузьмин.
— Я не имею права рисковать жизнью людей.
— Выходит, пилот Кузьмин — спетая песенка. Конченый человек. — Георгий энергично заходил по комнате. Затем встал против Курочкина.
— Вам ли мне говорить, товарищ командир. Что хотите делайте со мной, а от боевой машины не отрывайте. Я еще не закончил счет сбитым фашистским самолетам. А что касается моих ног, они у меня в норме. Разве я не доказал это?
— Доказал, согласен. А если посложней обстановочка будет?
— Справится, — поддержал летчика Валовой.
— За тебя, дурья голова, беспокоюсь, — совсем другим тоном заговорил майор Курочкин, подойдя вплотную к Кузьмину.
Алексей Иннокентьевич Курочкин был отходчив. Вот и сейчас в глазах его появились теплые искорки.
— Я ведь командир и не имею права рисковать жизнью Людей… Хорошо, убедил. А теперь получай, — подал он свернутый вчетверо лист бумаги Кузьмину. — Тебе прислали. Пехота благодарит за помощь. Я тоже не остался в долгу. Написал на тебя наградной лист. Спасибо за службу. Восхищаюсь тобой, Кузьмин. Это просто здорово! Без обеих ступней летать, и не только летать! Но смотри мне! А зол не оттого я, что ты скрывал от меня свою тайну. Нет! Понимаешь…
Курочкин нахмурился. В голосе командира послышалась нотка искреннего беспокойства.
— Немцы наступают. Приказано полку срочно перебазироваться.
Сможешь лететь?
— Смогу, конечно, — ответил Кузьмин.
— Тогда с рассветом первым вылетаешь со своей эскадрильей. Под Сталинград.
В конце августа 1942 года на подступах к Сталинграду шли ожесточенные бои. Боевые порядки гитлеровцев плотно прикрывались авиацией. Расстроить ряды наступающих войск, нанести им максимальный урон в приволжской степи и было одной из главных задач советской авиации.
239-й истребительный авиационный полк совершал вылет за вылетом. То вылет на прикрытие «илов», то самостоятельный полет на перехват очередной партии фашистских бомбовозов. Зачастую истребители атаковали гитлеровцев, круша огнем из пушек и пулеметов мотопехоту, артиллерию, автомашины и танки противника.
Капитан Кузьмин только что вернулся с очередного задания. Это был его 200-й боевой вылет с начала войны. Отойдя в сторону, Георгий с трудом снял сапоги и не удивился, что культи распухли. Боясь, что кто-нибудь увидит их, Кузьмин тотчас обулся. Поправил планшетку, пистолет и решительно шагнул к радиостанции, у которой сидели командир и начальник штаба. Подойдя, нагнулся к динамику. В эфире творилось невообразимое. Немецкие наводчики предупреждали своих пилотов.
