Самые трудные дни(Сборник) - Чуйков Василий Иванович (книги регистрация онлайн txt) 📗
— Не верите, товарищ командир? Идемте с нами.
Приоткрыв дверь блиндажа, один из связистов включил фонарь, другой держал наизготовку автомат. В первый момент я и сам был готов признать правоту ребят, но, всмотревшись, рассмеялся. На вешалке висела новенькая генеральская шинель, возможно, приготовленная для победного парада в Сталинграде, над ней — такая же щегольская фуражка. Мы вошли в помещение какого-то видного командира. В кармане шинели перчатка, очки. На походном столике тикали маленькие часики. Видимо, бедный генерал так спешил унести ноги, что успел взять только одну перчатку. На стене — карта Сталинграда, под столом — чемодан, термос и другие предметы обихода. Под подушкой — фотография пожилой женщины. Только теперь она улыбалась не генералу, а мне.
Отдав распоряжение, чтобы здесь все сохранилось, как есть, я поспешил на КП, который находился в блиндаже. Вскоре сюда вошел Аксенчиков. Сбросив на ходу полушубок, он устало сел, задумался. Потом как-то исподлобья взглянул на меня, тряхнул головой.
— Спасибо за службу! Ты, конечно, не представляешь, что сделал «Олень» для нормального разворота «Носорога». Ладно, об этом потом… Самых отважных представь к награждению. Тела Филатова и погибших с ним танкистов отправлены в Сарепту. Похороны взяла на себя врач госпиталя. Она хочет повидаться с тобой.
«Анна Федоровна», — мелькнула у меня мысль.
— Приступай к своему делу, — продолжал полковник. — У нас появились «больные» танки, броневики. Все, что можно, нужно срочно вернуть в строй. Действуй! Большим ремонтом займется тыл.
…Начиналась пурга. Солнце спряталось за снегопадом, по степи катились волны поземки. Вокруг все потускнело.
Аксенчиков, показав Воронину место на карте, коротко бросил:
— КП передвинуть сюда. Я буду там.
— Тулов доложил, что полк отдохнул и готов действовать, — сказал Воронин.
— Через час прикажи ему выйти в полосу «Носорога».
— Павел Алексеевич, — сказал поспешно Смолеев, — надо бы передать командирам частей об успехе наступления.
— Вот ты и передай, Ефим Иванович, и объясни, что до Калача осталось сорок шесть километров, что фашистов нужно бить еще крепче.
На второй день мы с радостью узнали, что 26-й танковый корпус Юго-Западного фронта разгромил часть сил румынской танковой дивизии, стремительным продвижением ночью внезапно захватил немецкую понтонную переправу через Дон и переправился на левый берег. В то же время 4-й танковый корпус, переправившись выше Калача через Дон, стал с боем расширять оперативный простор для удара с севера.
Это известие быстро облетело части бригады и, конечно, все войска Сталинградского фронта. Наши товарищи с запада уже протягивали нам руку встречи. Ни усталость, ни яростное сопротивление противника не снижали у людей боевого настроения: днем и ночью, в беспросветную пургу и мороз воины шли в бой. Все их стремления были направлены к тому, чтобы быстрее пробиться к Калачу, быстрее запереть в междуречье врага.
С увеличением глубины наступления расширялась и его полоса, в бой вводились все новые и новые соединения. Нас радовала дерзость летчиков. Вначале господство в воздухе было переменчиво, но уже на второй день наступления советские самолеты стали хозяйничать в небе. Штурмовики в буквальном смысле не давали гитлеровцам опомниться.
В полдень 22 ноября я приехал на КП доложить о ходе восстановления пострадавшей техники. Мне сообщили, что комбриг легко ранен. Полковник был не в духе, заметно нервничал. Вместо того, чтобы выслушать мой доклад, он заявил, что малосильные разрозненные группы ремонтников практически не справятся с объемом работ.
— В Калаче имеется немецкая ремонтная база, ты включен в комиссию по созданию армейского полевого восстановительного батальона в районе Калача, — говорил он, не отрываясь от карты.
— Но в Калаче еще немцы, товарищ полковник.
— Не позже, чем завтра, Калач будет очищен от фашистов. Словом, отправляйся в корпус на инструктаж. Потом доложишь. Да, вот еще что: ты кто по должности?
— Инженер бригады, — ответил я, не понимая, что хочет от меня комбриг.
— Инженер, говоришь. Тогда какого черта разъезжаешь без автоматчика около боевых порядков и щупаешь еще не остывшие подбитые танки и самоходки?
— У нас с водителем есть автоматы, Павел Алексеевич.
— Это почти такое же никому не нужное лихачество, стоившее жизни Филатову. Я и его предупреждал. Командир должен командовать, а не рисоваться смелостью там, где не нужно.
Я молчал.
— Давай, хоть на бегу, пообедаем. Я чертовски прозяб. — И он повел меня в свой бронетранспортер, стоявший в укрытии около КП.
За обедом комбриг с нескрываемой удовлетворенностью рассказал, что коридор прорыва раздвигается и уже имеет проход около 70 километров. Но Аксенчикова не покидало беспокойство о том, что немецкое командование наверняка готовит мощный фланговый удар со стороны Сталинграда.
Нам не пришлось доесть обед. Доложили о приезде генерала Танасчишина. Он здесь был не такой уж частый посетитель. Видимо, и его беспокоило правое крыло корпуса…
Подменяя на ходу свои части, бригада упорно пробивалась вдоль Червленой на северо-запад. Ясное утро 23 ноября принесло радостную весть: четвертый мехкорпус, левый сосед нашего корпуса, вышел в район поселка Советский и между его передовыми частями и идущим навстречу четвертым танковым корпусом Юго-Западного фронта оставалось всего около полутора десятков километров. Ликовать, однако, было рано: подполковник Тулов радировал, что на его фронтальном направлении со стороны Сталинграда появилась многочисленная группа танков. Там сразу завязался сильный бой.
Как потом стало известно, стараясь помешать соединению наших фронтов, немецкое командование решило нанести внезапный удар силами 24-й и 16-й танковых дивизий по нашему флангу.
До конца войны мне, пожалуй, больше не довелось видеть такого плотно насыщенного артиллерийского удара по узкому участку, как это произошло в тот раз. Огонь сотен орудий встретил атакующую массу немецких танков. Земля стонала от гула. Орудия били буквально со всех сторон. Довершали контратаку летчики и танкисты.
Попытка Паулюса сорвать окружение провалилась. В 16 часов 23 ноября 36-я танковая бригада четвертого мехкорпуса Сталинградского фронта сомкнула кольцо окружения, соединившись с 45-й танковой бригадой четвертого танкового корпуса у поселка Советский около Калача-на-Дону.
Как известно, в окружении оказалось 22 дивизии и 160 отдельных частей отборной гитлеровской армии.
Участникам этой мастерски выполненной операции «Уран» никогда не забыть тех морозных минут, когда от поселка Советский и почти до самого Калача в воздух взлетала масса разноцветных ракет, оповещавших о завершении первого этапа разгрома фашистских войск под Сталинградом.
П. А. Беляков, подполковник запаса
СОКОЛ УМИРАЕТ В НЕБЕ
Грузноватый мужчина шел по аэродромному полю. Шел тяжело и шатко, неестественно четко печатая шаг, словно проверял твердость почвы под собой. Он был невысокого роста, худ и бледен. Крупные черты лица — большой с горбинкой нос, крутой подбородок — выдавали в нем человека незаурядной силы, воли и решимости. Ярко светило солнце. На аэродроме буйно зеленела трава. Лето было в самом разгаре. Человек часто останавливался и, каждый раз подставляя лицо теплому солнцу, счастливо улыбался. Голубое небо и солнце наполняли его сердце трепетом. Отчего же так волновался человек? Почему так влюбленно смотрел в небо?
Вот он подошел к офицеру-летчику, стоявшему у взлетной полосы.
— Капитан Кузьмин. Прибыл в ваше распоряжение. Из госпиталя, — пояснил он.
Командир полка майор Курочкин, совсем молодой и энергичный человек, засыпал вопросами:
— Воевал? Сколько сбил самолетов?
— Воевал. Вначале под Брянском, затем на Калининском направлении. Самолетов сбил мало, — скупо отвечал Кузьмин. — Всего четыре.
