Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. - Каменецкий Евгений
Предварительная подготовка парадного расчета началась в Берлине. Здесь же комплектовалась команда из 200 человек, которая должна была нести и швырнуть к подножью Мавзолея В. И. Ленина гитлеровские знамена.
Некоторые солдаты и сержанты были страшно огорчены, когда узнали, что их назначили в особый батальон трофейных знамен, чтобы носить это фашистское тряпье. Тогда было решено выдать участникам парада особого батальона кожаные перчатки.
В Берлине наш сводный полк погрузился в санитарные поезда. Белоснежная постель. В вагонах чисто, уютно.
Сколько лет минуло, а как сейчас слышу радостный перестук колес поезда, вижу радостные лица солдат и офицеров. Одер, Висла, Западный Буг — такие знакомые рубежи. Только теперь они проплывают в обратном порядке. А вот и государственная граница! На первом же полустанке солдаты высыпали из вагонов, смеются и плачут. Девчушку-стрелочницу чуть не задушили в объятиях: каждому хотелось расцеловать русскую сестричку.
Казалось бы, вот где можно было как следует отдохнуть, отоспаться за всю войну, но с того момента, как мы оказались на родной земле, никто не мог уснуть. Все жадно смотрели в окна. Мимо проносились разбитые полустанки, крупные станции, превращенные фашистами в руины и пепел, сгоревшие деревни, разрушенные города Белоруссии, Смоленщины. На полях работали измученные войной женщины, старики, дети.
Около станции Орша стоял босой старик в рваной телогрейке, и вдруг из окна вагона полетела к этому старику пара новеньких яловых сапог, а из другого — танкистская куртка. В Смоленске солдаты выносили хлеб, консервы. Истосковавшиеся по Родине фронтовики теперь спешили поделиться всем, что имели. Этот человеческий порыв шел от чистого солдатского сердца, от внезапно нахлынувших чувств.
На всех остановках местные жители искали среди нас своих земляков. В Смоленске начальник станции доверительно сообщил людям, что едут герои войны из самого Берлина, они будут на Красной площади по коврам ходить. Мы улыбались, но не говорили, откуда и куда едем.
В Москву прибыли 1 июня. Поезд остановился на окружной железной дороге, недалеко от Казанского вокзала. Отсюда мы строем, поротно пошли в Ворошиловские казармы в Сокольниках. Цветы и слезы — вот что запомнилось мне больше всего в первый день приезда в город-герой.
Подготовка к параду началась в тот же день. Тренировались два раза в сутки — с 5 до 9 часов утра и с 6 до 8 часов вечера. Часто занятия проходили на Центральном аэродроме, где присутствовали все прославленные полководцы Красной Армии.
Тренировались с душой. Сколько сил и энергии отдавали мы при подготовке, с каким энтузиазмом отрабатывали взмах руки, поворот головы, четкость шага! Что говорить, гордились оказанной честью.
Каждый из нас понимал, что он на параде представляет свою роту, батарею, полк, дивизию, фронт, а я еще и пограничные войска.
После напряженных тренировок были волнующие встречи с прославленными полководцами. Нас приглашали к себе артисты театров, кино.
С особой теплотой относились к участникам парада портные, сапожники, парикмахеры. Ведь это были в большинстве своем фронтовики. К этому времени нам выдали новую парадную форму. Приятно вспомнить о такой, казалось бы, мелочи: фабрика «Ява» выпустила специально для нас папиросы с грифом «Привет победителям!».
Отчетливо, на всю жизнь я осознал: от таких знаков внимания может легко закружиться голова, проще пареной репы — зазнаться, задрать нос, возомнить нечто о собственной персоне!.. Нет, понял — высшие почести на самом деле заслужены не мною, одиночкой, а теми, кто взрастил меня, закалил. Это и «партии миллионов плечи». И славные погранвойска, кующие верных солдат Родины. И дорогие мои командиры, и солдаты, с которыми посчастливилось стоять плечо в плечо. От имени их и оказана мне честь — в звездный час советского народа быть на Красной площади.
Во время предварительной подготовки к параду мы видели, как тренировались солдаты особой команды. Генералы и офицеры предлагали множество разных приемов и вариантов, как нести и бросать фашистские знамена. Однако ни один из них не удовлетворял — все казались невыразительными. Но вот к генерал-лейтенанту М. П. Рослому подошел высокий подтянутый сержант Степан Шинкин с орденами Славы всех трех степеней на груди и попросил разрешения показать, как, по его мнению, это нужно делать.
— Попробуйте! — разрешил генерал.
Сержант схватил штандарт полка личной охраны Гитлера с черной свастикой и орлом, проволок его немного по земле, потом с силой и отвращением бросил на асфальт.
— Вот так надо обращаться с ними, — сказал он под громкий одобрительный смех…
Раздались возгласы одобрения.
Я обернулся на голос, показавшийся знакомым, и перехватило дыхание:
— Георгий! Ты?
— Коля! Друг! Ты?
Это был Георгий Леладзе!
Подобных, удивительных встреч было много в те незабвенные дни.
23 июня на плацу перед строем полка в торжественной обстановке генерал-лейтенант Рослый М. П. объявил приказ Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина: Парад Победы был назначен на 24 июня 1945 года.
В тот же день нам вручили недавно учрежденные медали за Победу над Германией в Великой Отечественной войне. А вечером приказали всем спать. Но нам не спалось. Не спали и москвичи — горел в домах свет, жители столицы звонили друг другу по телефону. С раннего утра улицы, ведущие на Красную площадь, были переполнены.
Наш сводный полк шел на Красную площадь по плотному живому коридору. С тротуаров звучали приветственные возгласы, фронтовые песни. На Пушкинской улице к нам присоединились подразделения Войска Польского со своими боевыми знаменами. Вместе с польскими друзьями мы громили врага и вместе пришли на Парад Победы.
…Празднично и торжественно выглядела Красная площадь в тот незабываемый день. Огромные алые стяги украшали здание ГУМа. Вдоль его фасада были установлены гербы всех союзных республик с Государственным Гербом Союза Советских Социалистических Республик в центре. С утра на Красной площади и прилегающих к ней улицах и площадях ровными квадратами выстроились сводные полки.
Начал накрапывать дождь. Но настроение было приподнятое. Окидывая взором зубчатые стены Кремля, его остроконечные башни с рубиновыми звездами на шпилях, каждый испытывал волнение от причастности к событию столь огромной важности. Мы думали о том, как много связано с Красной площадью в жизни нашего народа. Отсюда уходили дружины Дмитрия Донского, чтобы обессмертить себя подвигом на Куликовом поле. Здесь собирались на битву ополченцы Минина и Пожарского. Здесь проходила рать Кутузова после Бородинского сражения, в котором «русские стяжали право быть непобедимыми». На Красной площади выступал Владимир Ильич Ленин перед бойцами, уходившими на фронты гражданской войны. С Красной площади прямо на фронт двинулись полки 7 ноября 1941 года, когда гитлеровские войска стояли на подступах к столице. В тот день, когда над нашей столицей нависла смертельная опасность, к советским воинам с Красной площади были обращены слова:
«Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!»
Теперь сюда, на Красную площадь, к Мавзолею Ленина, пришли победители — посланцы всех фронтов, чтобы триумфальным шествием отметить Великую Победу. Они построились так, как стояли на полях сражений от Ледовитого океана до Черного моря: Карельский фронт, Ленинградский фронт, 1-й Прибалтийский фронт, 3-й, 2-й и 1-й Белорусские фронты, 1-й, 4-й, 2-й и 3-й Украинские фронты. За Украинскими фронтами — сводный полк моряков — героев обороны легендарных городов, участников дерзких десантов и жарких боев на море. Вместе с ними — морские пехотинцы из прославленных бригад, воевавших на суше, те, кого враг в ужасе называл «черными дьяволами».
Заполняются трибуны, протянувшиеся вдоль Кремлевской стены. На лицах счастливые улыбки, радость. И хотя дождь становится все сильнее и сильнее, он не может омрачить торжественного момента. Я тогда подумал: как кстати дождь, потому что капли его смешались со слезами радости у воинов, и каждый из нас думал, что они не видны товарищу.