Тостуемый пьет до дна - Данелия Георгий Николаевич (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Настроение было у меня паршивое, кино смотреть не хотелось, и я с утра до вечера бродил по набережной и разглядывал яхты (их там тысячи). Но я не просто рассматривал, а выбирал себе посудину по вкусу и уплывал на ней по морям и океанам — к чертовой бабушке! Подальше от этого «праздника жизни». Конечно, в мечтах уплывал…
БЕЛЫЙ КАТЕР
Когда Бондарчук снял фильм «Ватерлоо», итальянцы заплатили ему 200 тысяч долларов постановочных. Семьдесят процентов надо было сдавать государству. Бондарчук сдал. Но начальству показалось, что у него все равно осталось слишком много, и они потребовали сдать еще семьдесят пять процентов. Но тут Сергей взбунтовался. В то время он находился за границей и потратил все, что у него было.
Бондарчук вернулся в Москву, позвонил мне: «Приезжай! У меня для тебя сюрприз!» Я приехал к нему на дачу, он отвел меня в сарай — а там стоял большой белый катер. С рубкой, каютой и мощным мотором. Красавец!
И мы решили, что на следующее лето берем камеру, удочки, консервы, древесный уголь и плывем на этом катере по Волге. Ловим рыбу, варим тройную уху на костре и снимаем документальный фильм о жизни — такой, какая она есть на самом деле. И нам не надо никакой группы и никакого плана!
Но на следующее лето пойти в плаванье у нас не получилось: Сергей начал снимать свой фильм, а я свой. И мы перенесли поездку еще на год. И следующей зимой мы снова обсуждали фильм и прокладывали маршруты.
И так лет двадцать.
P.S.
При жизни Сергея Федоровича катер этот так и не увидел воду. Жаль…
ГРУЗИН ВАНЬ ЧЕНЬ ЛУНЬ
Просмотр нашего фильма на том фестивале прошел неплохо, но такого ажиотажа, как на «Я шагаю по Москве», не было.
На следующий день после просмотра там же, на набережной, ко мне подошел раскосый пожилой господин. Поздравил с фильмом и спросил:
— Картвели харт, батоно? (Вы грузин, господин?)
— Диах. (Да.)
И он спросил, не тот ли я, случайно, грузинский режиссер, который был в Риме в гостях у госпожи Розы? (Он перешел на русский и говорил почти без акцента.) Я сказал, что тот — и в свою очередь спросил: не тот ли он, случайно, знакомый госпожи Розы, который умеет говорить красивые тосты?
Он сказал, что тот самый и попросил уделить ему несколько минут.
Мы сели за столик в открытом кафе. Я заказал пива, а Вань Чень Лунь (так его звали) — минеральную воду, сказал, что тосты уже четыре года не произносит, дал зарок. Он закурил тоненькую сигару и поведал: родом он из Баку, бабушка у него была грузинка, Нино Васадзе, дедушка — еврей, виолончелист, Натан Зильберман.
А отец — агроном из Китая — имел цитрусовые и чайные плантации на Кавказе. Когда случился этот кошмар — отца расстреляли, бабушка и дедушка умерли от тифа, а им с мамой чудом удалось бежать. Ну а дальше — обычные мытарства иммигранта: был матросом, фотографом, крупье, чиновником. Сейчас занимается недвижимостью. Здесь сопровождает бизнесмена из Тайваня, который хочет приобрести виллу. А ко мне у него такая просьба, не мог бы я оказать ему содействие в получении визы, он мечтает побывать на родине, в Баку, но наше консульство в Риме визу не дает. Он думает, что причиной может быть то, что какое-то время он служил в канцелярии Муссолини.
— Кем?
— Советником по Кавказу.
И Вань Чень Лунь рассказал, что в канцелярии в его обязанности входило читать азербайджанские газеты и переводить все, что касается участия в войне Италии. Но, поскольку за всю войну про итальянцев никто ничего ни разу не писал, вся его деятельность заключалась в том, что он играл в нарды с советником по Средней Азии. Он думает, что вряд ли это нанесло большой ущерб нашей стране.
Я сказал, что для них важен сам факт и не думаю, что чем-то смогу помочь.
Вань Чень Лунь грустно усмехнулся, сказал, что «надежда юношей питает, отраду старцам придает», затушил сигарку в пепельнице, расплатился, попрощался и быстро ушел. Я не успел его спросить о судьбе Лолы и песни Андрея.
На следующее утро, когда я сдавал ключ, портье передал мне конверт. В конверте была записка. Друг синьоры Розы и Бенито Муссолини писал, что у него ко мне большая просьба, — в конверте лежит монета, которую он таскал все время с собой, как талисман. Он просит, если я окажусь в Баку, кинуть ее в Каспийское море. И объяснил, что есть такая примета: если хочешь куда-то вернуться, надо бросить там, в водоем, монетку. Он знает, что должен был это сделать сам, много лет назад. «Но чем черт не шутит, киньте ее в море, вдруг поможет?!» А дальше было написано грузинскими буквами по-русски: «С уважением — Ваш китайский грузин Вань Чень Лунь».
Монетки в письме не было. Я сказал портье, что в конверте должна была быть монетка, и попросил его посмотреть в ячейке, может она выпала? Он сказал, что у них ничего никуда не выпадает и что тот китаец, очевидно, положил монету мимо конверта, потому что был совершенно пьян. Но какую-то монету он уронил, ее нашли после его ухода. Может быть, о ней я спрашиваю? И портье отдал мне монету. Это была потемневшая медная копейка царской чеканки, 1901 года.
В Баку я побывал, монетку в Каспий бросил. Помогло ли это Вань Чень Луню — не знаю.
ПАРАЗИТ ГИЕЧКА
Приза на том фестивале мы не получили. Но рецензии были положительные. Особенно хвалили игру Гека — Романа Мадянова. Мальчики снимались у меня в трех фильмах — в «Сереже», в «Совсем пропащем» и в «Фортуне». (Во всех трех удачно.) И мой друг критик Леня Гуревич написал, что дети у мня хорошо работают, потому что я разбираюсь в детской психологии. Сознаюсь: это не так.
К примеру: летом пятидесятого, после практики на стадионе в Лужниках, я поехал на Черноморское побережье, где в поселке Леселидзе сняли дом мои родственники. Сестра мамы — Верико; жена брата мамы Левана — тетя Лена; ее мать— бабушка Дико; мои двоюродные братья — Рамаз и Тимур; двоюродные сестры — Софико и Кети; жена Рамаза — Галя и их сын — трехлетний Мишка.
В одно прекрасное утро очень рано все уехали на рынок в Адлер, а меня оставили стеречь племянника. Накануне они решили, что ребенка везти на рынок нельзя, «там можно всякую заразу подхватить», и велели мне остаться и присматривать за ним. Я отказывался, говорил, что мне тоже очень надо на рынок. Но Верико сказала, что меня никто не спрашивает, что мне надо и что не надо, и еще сказала, что, если не дай бог что-нибудь не так, она голову мне оторвет!
Мишка, тогда единственный внук актрисы Верико Анджапаридзе, был, естественно, избалованным ребенком. С утра до вечера слышалось: «Миша, одну ложечку!» — «Не хочу!» — «За маму! За папу!» — «Не хочу!» — «Мишенька, деточка, нельзя ковырять ножом в носу!» — «А я хочу!» и т.д.
Когда все уехали, Мишка еще спал. А как проснулся, сразу же заявил, что умываться не будет. Я уже продумал тактику своего поведения и сказал:
— И не надо.
Мишка удивился.
— На мне микробы останутся, и я заболею, — напомнил он.
— Конечно, заболеешь.
— А тебе Верико голову оторвет!
Я сказал, что не оторвет, потому что я предлагал ему умыться, а он сам отказался. И стал, как мне было приказано, варить для него манную кашу. Сварил, накрыл на стол и позвал:
— Мишка, иди завтракать.
— Не хочу!
— Ладно, — согласился я и стал готовить себе яичницу.
— Кашу я кушать не буду! — напомнил Мишка.
— Слышу. Не глухой.
Он опять удивился.
— Но детям кушать надо, а то будет язва желудка.
— Конечно, будет.
— Верико тебе обязательно голову оторвет! Вот увидишь!
— Это ты уже говорил.
Я приготовил себе яичницу и сел завтракать. А Мишка ушел в другую комнату и начал громко, чтобы мне было слышно, плакать. Все громче и громче. Я помыл посуду, взял полотенце и плавки, крикнул: «Я ухожу!» И вышел во двор.
Мишка выбежал за мной:
— Ты куда?!
