Сталин. Вся жизнь - Радзинский Эдвард Станиславович (прочитать книгу .TXT) 📗
Но она не знала Ленина. Ему нужно было только показать партии: мы сделали все для объединения. После чего, обвинив меньшевиков в нежелании сотрудничать, в январе 1912 года Ленин открыто произвел переворот. Он созвал конференцию большевиков в Праге, и она провозгласила себя единственным представителем РСДРП, избрала большевистский ЦК. Среди членов нового ЦК были Ленин, Зиновьев, тот же Орджоникидзе, принимавший самое активное участие в подготовке пражского переворота, и прочие. Но Кобы среди них не было.
Коба был введен в ЦК позже – лично Лениным.
Возмущенные письма от Плеханова, от Троцкого, от лидеров меньшевиков, от немецких социалистов Ленин попросту игнорировал.
Это тоже было составной частью искусства Вождя нового века: абсолютное наплевательство на общественное мнение. Коба успешно постигнет и это.
Орджоникидзе сообщил Кобе волю Вождя: Ленин потребовал его побега. И через несколько дней после свидания с Орджоникидзе, 29 февраля 1912 года, он в очередной раз бежит.
Сбежав из ссылки, Коба развивает бешеную деятельность. Сначала посещает родной Тифлис – соскучился по солнцу в безысходной Сибири. Потом отправляется в Петербург, по дороге инспектируя провинциальные комитеты.
Полиция заботливо рисует его портрет: «Лицо в оспенных пятнах, глаза карие, усы черные, нос обыкновенный. Особые приметы: над правой бровью родинка, левая рука в локте не разгибается».
Революционерка Вера Швейцер дополняет:
«На обратном пути в Петербург он заехал в Ростов. Он оставил мне директивы для работы Донского комитета. В это время ЦК почти весь сидел… Мы дошли до вокзала пешком и, маскируя нашу встречу, выпили по чашечке кофе и провели вместе два часа до поезда. Он был в демисезонном пальто черного цвета. На нем была темно-серая, почти черная шляпа, и сам он был худой, а лицо смуглое…»
Все то же пальто, все та же шляпа. Черный человек.
Выборы в Государственную думу очень волнуют Ленина. Ради них он уже пожертвовал самыми близкими людьми – направил на избирательную кампанию Инессу Арманд и Георгия Сафарова. Арманд – возлюбленная Ленина, с существованием которой приходится мириться Крупской. Сафаров в то время выполнял секретарские обязанности при Вожде.
Крупская: «Инесса и Сафаров, которых Ильич накачал инструкциями, были тотчас арестованы в Петербурге».
И тогда Ленин заставил бежать Кобу.
В Петербург Коба доехал благополучно.
После революции Сафаров станет одним из руководителей Красного Урала и подпишет решение о расстреле царской семьи.
Через два десятка лет он сам будет расстрелян Сталиным.
Фантастическое путешествие
В Петербурге Коба руководит избирательной кампанией. Здесь он встречает Скрябина-Молотова, также нелегально проживающего в столице. К ним присоединяется еще один подпольный революционер – Свердлов.
На этот раз Коба – очень подозрителен. Обычно аресты производятся ночью – теперь он не возвращается домой ночевать. После сходок с рабочими, где обсуждается тактика кампании, он бродит всю ночь по извозчичьим чайным и трактирам. В махорочном чаду, среди дремлющих за столами пьяниц и извозчиков Коба дожидается утра. От усталости и бессонных ночей он еле держится на ногах.
И все-таки петербургская весна закончилась арестом. Но если в сентябре 1911 года он был на свободе ровно три дня, то теперь – несколько недель. 22 апреля его арестовали. На этот раз ему не удалось уехать в хорошо знакомую Вологду – его отправляют в суровый Нарымский край. Но Коба не стал дожидаться ледяной нарымской зимы и уже 1 сентября бежал! В пятый раз!
В делах Департамента полиции есть телеграмма: «Джугашвили бежал из Нарымского края… намерен направиться к Ленину на совещание. В случае обнаружения наблюдения просьба задержать не сразу, лучше перед отъездом за границу…»
Но почему-то ему опять разрешают благополучно переправиться через границу!
Он направляется сначала в Краков к Ленину, потом в ноябре преспокойно возвращается в Петербург, чтобы уже в конце декабря… вновь беспрепятственно вернуться в Краков на февральское совещание ЦК. И при этом у него нет заграничного паспорта! Но как? Как все это удалось?
Вот его собственное объяснение, пересказанное старшей дочерью Аллилуева – Анной.
Оказывается, адреса человека, который должен переправить его через границу, у Кобы не было. Но он встречает на базаре поляка-сапожника, и, когда тот узнает, что отец Кобы тоже был сапожник и бедняк в Грузии, которую так же угнетают, как Польшу, тотчас соглашается перевести его через границу. На прощание, не взяв денег, поляк говорит Кобе: «Мы, сыны угнетенных наций, должны помогать друг другу». «Я слышала этот рассказ, – пишет Аллилуева, – много лет спустя после революции… Он, смеясь, рассказывал нам».
Действительно, такое можно рассказывать только наивным девушкам и только смеясь. Так что по-прежнему остается открытым вопрос: как же он без заграничного паспорта, при предупрежденной о его маршруте полиции сумел дважды пересечь границу?
Череда нудных, одинаковых вопросов без ответа.
«Чудесный грузин» из стали
За границей Коба наблюдает привольную жизнь большевистской эмиграции: споры о революции в кафе за чашечкой кофе. С иными живут жены, дети – нормальная жизнь, на которую он и ему подобные нелегалы в нечеловеческих условиях зарабатывают деньги в России.
Здесь у него была возможность наконец-то поговорить с Лениным. О чем они говорили? Наверное, о том же, о чем Ленин беседовал, к примеру, с Николаем Валентиновым и прочими симпатичными ему революционерами. Валентинов пересказал эти беседы.
Тема номер один – «кровавый марксизм».
«Быть марксистом, – говорил Ленин Валентинову, – это не значит выучить формулы марксизма… выучить сможет и попугай… чтобы быть марксистом, нужна соответствующая психология – то, что называют якобинством».
Якобинство – борьба за цель, «не исключающая никаких решительных действий: борьба не в белых перчатках; борьба, не боящаяся прибегать к гильотине… Именно отношение к якобинству разделяет мировое социалистическое движение на два лагеря – революционный и реформистский». «От ража у Ленина краснели скулы, – писал Валентинов, – глаза превращались в маленькие точки».
И про якобинство, и про гильотину запомнит Коба. «Учимся понемногу, учимся».
Вслед за Лениным он переезжает в Австрию. В своем вечном черном пальто он оказывается в Вене.
В 1913 году Троцкий тоже был в Вене. Он сидел в квартире Скобелева – сына бакинского богача и тогдашнего верного ученика Троцкого (впоследствии его противника – министра Временного правительства). «Внезапно, – пишет Троцкий, – без стука открылась дверь и… на пороге появилась странная фигура: очень худой человек невысокого роста со смугло-серым отливом лица, на котором ясно виднелись следы оспы. Во взгляде его не было ничего похожего на дружелюбие. Незнакомец издал гортанный звук, который можно было принять за приветствие, налил молча стакан чаю и молча вышел.
– Это кавказец Джугашвили, – пояснил Скобелев. – Он вошел в ЦК большевиков и начинает играть у них, видимо, роль.
Впечатление было смутное, но незаурядное… априорная враждебность и угрюмая сосредоточенность…»
Так наконец заметил его Троцкий.
А Коба вернулся со стаканом чая к прерванной работе. Это была теоретическая работа. Ленин пригласил «национала» Кобу выступить против «бундовской сволочи» – еврейских социалистов, требовавших национально-культурной автономии, так и не сумевших забыть свою еврейскую принадлежность. Хотел ли Ленин использовать для дела даже столь ненавидимый им антисемитизм Кобы?
Коба усердно работал. Он писал о будущем мире, где восторжествует интернационализм, где не будет жалких наций – но единый мир победившего пролетариата. Ленин заботливо отредактировал работу.
«У нас один чудесный грузин засел и пишет большую статью», – сообщал он Горькому.
