В подполье можно встретить только крыс… - Григоренко Петр Григорьевич (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗
Я коротко рассказал. Картина была безрадостной и, видимо, рассказанное у всех вызвало внутренний протест. Генерал-лейтенант Петренко (повышен в звании в мое отсутствие), тот единственный кто, при обсуждении моего персонального дела в парткоме, поддержал предложение Курочкина о моем исключении из партии своим выступлением и голосованием, удивленно воскликнул: «Так значит в звании не восстановили? Пенсию генеральскую не дали?»
— Нет, конечно! — подтвердил я.
— Ну, как же так! — воскликнул он еще удивленнее. — Ведь это же незаконно. Раз человек болен, значит не может нести наказание. Ведь вон же сынок Соколовского даже в армии восстановлен!
— Э, сравнил! — вмешался один из генерал-майоров. Указывая на меня, он продолжил: — Он же не девочек насиловал, а против власти пошел.
— Но закон-то для всех обязателен. А так всем же видно, что это беззаконие. Это же не скроешь. А кто же, узнав об этом, поверит, что он сумасшедший.
— А плевать им на это. Они ничего и не скрывают. Они и сюда его пустили для того, чтобы мы все видели, что никакие законы не помогут тому, кто попытается действовать против власти. Расправа будет без законов. Все это нам сегодня и показали. И будь уверен, больше его к нам не пустят. Он свою роль выполнил. Лично рассказал, что с ним сделали. А то ведь слухам мы могли и не поверить. Теперь поверите. И можете проститься. Больше встреч нам устраивать не будут.
И мы простились. Все тепло и сочувственно жали мне руку и уходили… навсегда. Это действительно было мое последнее посещение Академии и прощание с армией. ГУК меня тоже больше не принимал. На этом Советское государство и его вооруженные силы полностью разошлись со мной. Я мог идти умирать с голоду. А чтобы я не уклонился от этой последней, предоставленной мне «привилегии», за мной учредили надзор КГБ.
Умирать с голоду я, естественно, не хотел. Жить на иждивении больной жены не мог. Поэтому начал искать работу. Сначала я схватился за высшую из своих гражданских профессий. Тем более, что она в Москве пользуется чуть ли не наиболее высоким спросом. Все доски спроса рабочей силы оклеены объявлениями: «Требуются инженеры-строители». Начинаю ездить по этим объявлениям. Вот обычная схема этих поездок и переговоров. Сначала звоню по телефону:
— Я по Вашему объявлению. Я — инженер строитель, но у меня большой перерыв в работе по своей специальности.
— Сколько?
— 28 лет.
— Ого! А почему?
— Служил в армии.
— А… а… Ну, приезжайте. Найдем для Вас должность. Еду. Обычный разговор с начальником отдела кадров. Поначалу меня «отфутболивали» сразу после этого разговора. Как только я сообщал, что уволен из армии с разжалованием, так тут же находилась причина для отказа мне. Потом я научился говорить так, что ни арест, ни разжалование не упоминались. В результате мне начали давать для заполнения «листок по учету кадров». Тут спрятать арест, разжалование и особенно исключение из партии было столь трудно, что на этом этапе меня обязательно ловили и на работу не брали. Но в конце концов я научился и «листок по учету кадров» заполнять так, что вся моя биография выглядела вполне благопристойно и меня включали в проект приказа для зачисления на должность. Но подписан приказ был только один раз. В остальных случаях те, кто ходил по моим следам, успевали предупредить. Но выйти на работу не удалось и в этом единственном случае. «К сожалению, на Ваше место прислали молодого специалиста» — позвонила мне домой в выходной день директор учреждения, куда я намеревался пойти работать. Кстати, «молодой специалист» и во всех других случаях, когда я попадал в приказ, «присылался» на мое место. После целой серии таких бесплодных вояжей, в которых едва удается сдерживать себя всеми силами, чтобы не крикнуть: «Перестань лгать, ничтожество! Во имя чего ты лжешь? По чьему приказу? И для кого? В чьих интересах?» — мне стало ясно, что должность инженера не для меня.
Ну, что же, я человек не гордый. На любую работу пойду, если она даст пропитание мне и семье. У меня есть несколько рабочих профессий. От юности моей комсомольской я слесарь и паровозный машинист. Теперь, правда, иные локомотивы завладели железными дорогами, но переквалифицироваться с паровоза на иной локомотив не столь уж сложно. Да и паровозы еще далеко не везде выброшены. Кроме того, я имею права водителя автомобиля и три строительных специальности — плотник, каменщик, штукатур. Но и эти специальности мне не пригодились. Напрасно я мотался по Москве. Всегда находился повод для отказа. Пересказывать все было бы скучно для читателя и тошно для меня. Всегда противно вспоминать человеческое ничтожество. Поэтому приведу два, хоть тоже подлых, но все же остроумных отказа. Остальные — стандарт — ложь, замаскированная с такой «тщательностью», что все «белые нитки наружу». Первый из этих примеров таков. Начальник одного из подмосковных локомотивных депо, куда я пришел по предварительной договоренности для собеседования по специальности, первым вопросом поставил такой:
— А какое у Вас воинское звание?
— Я же Вам уже отвечал, никакого.
— Ну, это сейчас. А раньше то у Вас звание ведь было.
— Это не имеет никакого отношения к сегодняшней нашей беседе.
— Нет, имеет. Да если рабочие узнают, что машинистом на единственном оставшемся у нас паровозе ездит генерал, так это же скандал будет. Это же мальчишки будут сбегаться к месту работы Вашего паровоза. Нет, уж Вы, Петр Григорьевич, поищите не рабочую себе профессию. А то получается вроде демонстрации против власти.
— Что же мне поделать, если на интеллигентные должности меня не берут?
— Ну, а на рабочую я Вас тоже не допущу.
— Значит, выходит, мне идти подыхать под забором?
— Не знаю, не знаю, но на должность машиниста принять Вас не могу.
Второй пример. Разговор на автозаводе Лихачева. Здесь у меня нашелся, через посредство десятка знакомых, человек, который взялся меня устроить. Человек настолько влиятельный, что начальник отдела кадров не осмелился ему отказать. Он сделал хитрый ход. Обращаясь к моему «шефу», он сказал: «Я ему легко подберу должность, но я прошу переговорить с секретарем парткома. Тов. Григоренко исключен из партии. А у нас порядок: всех, кто исключался из партии, направлять для собеседования к секретарю парткома. И вот мы пошли. Тот быстро ухватил суть вопроса. Больше того, он вспомнил мою фамилию: „А это не Вы в 1961 году выступили на партийной конференции в Ленинском районе?“
— Да, я.
— Вот видите, сколь одиозна Ваша фамилия. Я сразу вспомнил. А Вы думаете у рабочих память хуже? Разговоров не оберешься. Попробуй, разъясни, как человек из рабочих вышел в генералы, а оттуда снова в рабочие. Да и вообще Вам не надо даже и пробовать поступать на крупные предприятия. Эти предприятия — цитадели рабочего класса и их надо держать в чистоте.
— Так что же мне теперь, с голоду подыхать?
— Ну, об этом надо было думать, когда Вы начинали борьбу против партии.
Больше говорить было не о чем.
Дальнейшие поиски я продолжал почти без надежды. У меня было конституционное право на труд. Об этом, как о величайшем завоевании социализма, было известно всему миру. Но у меня не было никакой возможности устроиться на работу, если работодатель не хотел взять. А работодатель только один — государство, партийно-государственный бюрократический аппарат. Как ты его обойдешь? Как прорвешься сквозь рогатки, выставленные этим аппаратом? Меня начинало охватывать отчаяние. Мы с женой уже немолоды, у нас беспомощный сын. Пока что жена своим шитьем как-то нас продержит. А впереди старость, полная беспомощность и никто, ничем не поможет. Социализм даже веревки не даст, чтоб повеситься. Он, по словам Ленина, даже веревку, нужную для того, чтоб вешать капиталистов, собирается занять у них самих.
Но судьба и на этот раз сжалилась над нами. Иду как-то по Комсомольскому проспекту в десяти минутах ходьбы от нашего дома. Вижу объявление: «Требуются вахтеры на учительскую туристскую базу. (Средняя школа № 11)». Иду туда. Действительно, требуются. Я соглашаюсь сам и рекомендую жену. Директор школы, он же и директор базы смотрит мой паспорт, записывает мою фамилию, имя и отчество из моего паспорта, а жены — с моих слов. И мы — вахтеры. С окладом 60 рублей каждый.
