Смерть, любовь и мужчины Елены Майоровой - Радько Наталья Ефимовна (читать книги бесплатно полностью .txt, .fb2) 📗
— Почему на грядке?
— Ушел на чужой участок, чтобы не видели его смерть. Мы его похоронили. Сначала я думала, что он умер из-за наличия Дуси. Я очень переживала его смерть, и мне трудно было смириться с этим, ведь он прожил у нас 10 лет и стал настоящим членом семьи. С тех пор я всю любовь отдала Дусе».
(Журнал «Друг», 1996 г.)
Какие милые, трогательные истории. Какая прелестная рассказчица — добрая, нежная, чуткая, великодушная, наблюдательная. Какое умение выстроить сюжет, в котором есть и чувство, и юмор, и драма, и эта невероятная вина перед теми, кого приручила. Она уйдет, а Дуська заполнит дом погибающего от горя Шерстюка своими котятами. Лена говорила, что ей нужно родить «для здоровья». И он будет звонить, пристраивать, ловить эти маленькие теплые комочки, чтоб отдать в добрые руки. Одного пожалеет отдавать. Потому что прячется под диван и коричневый. И, конечно, даст полный отчет Лене, то есть подробно все опишет в дневнике.
Она могла бы стать писательницей, биологом, психологом, фотохудожником. Выставка ее фоторабот была открыта в Театре-студии Табакова поздней осенью, через несколько месяцев после ее смерти. И обычные зрители «Табакерки», и профессиональные художники, фотографы, операторы были удивлены. Это были особые работы. Эмоциональные и точные, как все, что она делала. Автор этих снимков делится любовью к жизни, к миру, к его чудесам. Самым большим чудом для нее, похоже, стала постановка «Орестеи» Питером Штайном, где она играла Афину, — ночью, в полнолуние, на сцене древнего театра в Греции. Как в театре и кино, в фотографии она умела передать то, что невозможно выразить словами. Настроение, воздух, вдох, загадочную улыбку, застывшую слезу. Сергей Шерстюк рассказывал, что иногда они с Леной снимали одно и то же. Но именно у нее получалось то невыразимое, что отличает высокое искусство от профессионализма. В журнале «Огонек» был материал об этой выставке. Автор Игорь Шевелев пишет: «После трагической гибели Лены в августе 1997 года на нее саму словно была наведена резкость и фокус сути, а искусство обрело завершенность судьбы, ту целостность, что принадлежит уже не нам, преходящим».
Она так умела ловить и останавливать мгновение, чувствовала жанр и стиль, что, возможно, могла бы стать и хорошим режиссером. Но она выбрала путь актрисы. Самый верный и, как оказалось, самый гибельный для себя путь. Эта целостность ее натуры, которая теперь принадлежит уже не жизни, которая поднялась над искусством, — она никогда не позволила бы ей свернуть, отдохнуть, приспособиться, выбрать более щадящий и комфортный режим существования. Остановиться, сделать шаг вправо или влево, отступить — для Елены Майоровой это равносильно предательству дела, посланного свыше. А от предательства, как она считала, даже кошки выбрасываются из окна.
ГЛАВА 8
До сих пор многие, как скороговорку, произносят откатанные фразы о тайне гибели Елены Майоровой. Посылы, к сожалению, обывательские в самом примитивном понимании этого слова. Она же была примой МХАТа, ее любил Ефремов, она так удачно вышла замуж после своего Южно-Сахалинска и ПТУ с его трубами. У них с Сергеем временами появлялись деньги, и они легко путешествовали по миру. Наконец, муж ее очень любил. «Тайну» эту отгадывают, как правило, через несколько фраз. Что-то с психикой, сломалась, про «сдутые шарики» и пустоту в душе и голове я уже упоминала. Все это — смесь самонадеянности и зависти, в которой очень многие люди не признаются даже себе. Страшно подумать, что было бы, если бы Елену потащили колоть и пичкать лекарствами. Чтоб не нервничала: ведь у нее же все замечательно. Невероятно себе представить, что такой сложный человек, как Лена Майорова, вдруг проснулась бы утром свеженькой, как огурчик, и поняла, что те человеческие страдания, к которым она чувствовала себя постоянно причастной, ей «по барабану». Чтоб она стала откладывать на «черный день» свои гонорары и деньги мужа за картины. Чтоб забыла о родственниках на Сахалине, живущих тяжелой, скудной жизнью. Чтобы смерть кота ничего не изменила в ее мироощущении. Раньше говорили, что все не особенно образованные люди считают себя врожденными педагогами. Чего проще: бери указку и учи. Не кирпичи таскать. Сейчас все — доморощенные психиатры. Эталон — собственная персона. Есть квартира, дача, хороший муж, работа — значит, все о’кей. А тут так повезло: есть имя, первый театр, лучшие роли, известный муж влюблен до полусмерти, да еще главный режиссер проходу не дает. Несчастлива — значит, ненормальна. В каком-то смысле это верно. Выдающийся человек — это не норма. Большинству нужно просто пить кефир на ночь от запора, а избранным суждено до обморока жалеть Настастью Филипповну, Машу, Сару, Тойбеле. Отдавать им свое тело, обнаженные нервы, тоску и боль, без которых нет таланта. Если бы количественное соотношение было иным, обычному человеку с обычными потребностями, наверно, было бы очень тяжело существовать среди тех, кого Бог поцеловал при рождении, благословляя на трудную судьбу. А как им, необычным, существовать среди слишком обычных? С теми, которые желание загадывают между убитыми горем вдовцами? Лена страшно хлопнула дверью, и все заметили ее уход. И остались вопросы, на которые мы просто не способны ответить. Что такое «успешность», является ли счастьем «любовь» и что это за слово такое — «везение»?
Я бы ответила так: успешность — это удовлетворение достигнутым, и многие известные и талантливые люди на публике просто удачно имитируют успешность. Поскольку развитый интеллект, чуткая душа — мешают испытывать удовлетворение, и достигнутого всегда недостаточно. Получается, что успешность — это фантом. Любовь — это, конечно, не есть счастье. Ибо тяжела она, «как смерть». И с ней тяжело, и без нее невозможно. А везение? Понятия не имею. Может, это несколько раз подряд выиграть в казино? Может, найти миллион, чтобы этого никто не заметил? Выплатить кредит, найти хорошую сауну, попасть в телешоу… Какая глупость ни придет на ум, все это мимо личности масштаба Елены Майоровой. У нее не было даже такого простого и очевидного везения, как у Ирины Метлицкой: пришел режиссер в школу, увидел девочку-красавицу, и началась жизнь настоящей, взрослой актрисы. Лена шла босыми ногами по острым камням. Но пришла она точно туда, куда хотела. Из дальней стороны, из далеко не золотого детства, из тяжелой болезни… Но ничего похожего на везение не было — ни в том, что профессия подчинилась ей, как укрощенный зверь, ни в тягостной привязанности Ефремова, ни в смертельной любви Шерстюка. И то, и другое, и третье требовало особых сил, чтобы не снесло ветром страстей и мук. Если талант послан неслучайным людям, то и преодоления их не случайны. Из Лены Майоровой судьба, как жестокий и гениальный скульптор, лепила личность трагическую. Притягательную, неотразимую в отблеске этого трагизма и обреченную не найти выхода к маленьким радостям обычных людей. Она бывала веселой, радостной, искренней и доверчивой, как ребенок, но это был просто редкий золотой дождь, которым иногда омывало ее хмурое небо.
Спекталь «Тойбеле и ее демон», где Лена сыграла свою лучшую роль, притягивал к себе мрачные события с самого начала. Едва в театре начались репетиции, как появились анонимные письма о том, что это произведение опасно для жизни. Были пугающие звонки. Не выдержал этого психологического напряжения и вышел из спектакля Борис Щербаков. Вячеслав Невинный провалился в люк, переломал себе ребра и в тяжелом состоянии был доставлен в институт Скли-фасовского. Актеры говорят, что произошло это несчастье необъяснимым образом. Старый актер отыграл свою сцену, его встретили, как обычно, вывели из темноты кулис с фонариком, осторожно, чтоб он не упал. И вдруг на полдороги, без объяснений, Невинный разворачивается и направляется к сцене. Шаг в сторону — и он летит в сценический люк. Никто, в том числе он сам, не мог объяснить, зачем ему понадобилось возвращаться.
Через два сезона после премьеры сгорела Елена Майорова.
