Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти - Броули Луис (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
После двух или трех визитов Юджи в последующие годы его интерес к медитации отпал почти незаметно.
Однажды мы отправились на «моцион» на машине. Юджи пригласил нас с Тэа в свою машину. Мы проехали через весь Мумбай от Джуху до полуострова Ожерелье Королевы – места средоточия зажиточных домов и бизнес-офисов. Молодой индиец, которого Юджи называл «пилотом компании «Эйр Индия»», предложил ему пойти в Клуб военных офицеров неподалеку от Ожерелья Королевы, но вход иностранцам туда был воспрещен, и Юджи отказался. Без всякого сомнения, он бы принял приглашение, если бы был один.
Вместо этого мы поехали на пляж прибрежной линии Ожерелья Королевы. Постепенно кроваво-красное солнце опускалось в океан, и вдоль изгиба побережья к северной части Ожерелья начали мерцать светлячки городских огней. Мы остановились на обочине дороги и в закатном свете солнца шутили о манере Юджи критиковать школы Джидду Кришнамурти.
– Этот ублюдок таскал всех детей смотреть на закаты! Все это – стремление к удовольствию, ничем не отличающееся от наблюдения за прыгающими грудями женщины, говорю я вам!
На обратном пути мы ехали мимо знаменитых мумбайских трущоб, представлявших собой безрадостную картину убогих условий человеческой жизни. Самодельные временные лачуги, начинавшиеся от обочины, тянулись вдоль дороги на всем пути вплоть до Джуху на севере. Это была чудовищная экспозиция экономического неравенства. В замечаниях Юджи по этому поводу сочувствия не было: «Богатые воруют у бедных все на свете. Затем бросают им копейки, чтобы оправдаться перед самими собой, и называют это благотворительностью. Эти грязные ублюдки все разворовали на этой планете! И я не исключение. Мы все живем жизнью Райли, и вы и я. На Земле достаточно еды, чтобы прокормить всех, тогда почему же они голодают, хотел бы я знать?»
Будучи щедрым в юности, он приоткрыл ту сторону экономики благотворительности, о которой мало кто знал. Как только его школьные приятели, которым он когда-то по бедности помогал книгами и обувью, становились на ноги и достигали финансовой свободы, они тут же злорадно отворачивались от тех, кто испытывал нужду. Они становились, как он говорил, «жадными эгоистичными ублюдками, похожими на всех остальных». Поэтому, по его мнению, благотворительность была вещью абсолютно бесполезной. Он считал Индию страной нищих: «Индия получила свою свободу на блюдечке с золотой каемочкой, тогда как другим странам свобода досталась тяжело: люди сражались и умирали за свою свободу – в этом вся проблема».
Обычно, когда мы приходили утром, он сидел в гостиной, свет из террасы позади него подсвечивал копну светлых волос, белая шелковая пижама поблескивала, а руки во время разговора порхали, совершая непредсказуемые грациозные жесты. Он редко бывал спокойным: возникало ощущение, что перед нами постоянно двигается и мерцает язык белого пламени. Доносящиеся через окно звуки школы, расположенной неподалеку, наполняли комнату ритмом будней. В определенное время голоса и крики детей усиливались, а затем стихали снова. Медленно и незаметно опускался вечер, и темная улица снова становилась декорацией в театре, в котором ничего не происходит.
Забавно – слушать его было все равно что слушать себя. Мы легко могли сидеть часами, словно наблюдая за костром в темноте.
Простой обеденный стол фирмы «Формика» всегда был сервирован к обеду прежде, чем мы успевали это заметить. Несмотря на то что Юджи придерживался строгой диеты идли [12], он пробовал также другие блюда, чтобы поддержать компанию и выразить свою признательность хозяйке. Во время еды к нам присоединялась большая черная ворона, которая в это время устраивалась на подоконнике. Из столовой через коридор можно было видеть всю квартиру. Каменные полы и стены походили на отдраенную до блеска съемочную площадку какого-нибудь минималистского фильма. В глубине коридора служанка на четвереньках мыла кафельный пол или несла что-нибудь из одной комнаты в другую, словно сошедшая с полотна голландского мастера Вермеера индийская версия его героини. Комнаты были обставлены простыми столами, стульями, шкафами по моде 1960-х годов, а глянцевая плитка пола отражала свет так, что каждый предмет оказывался выделенным из окружающего пространства с математической точностью. Стены комнат были окрашены в прохладные зеленые и бирюзовые оттенки – уже слегка выцветшие, но приятные глазу.
Когда день клонился к закату и наступали сумерки, в комнате включалась свисающая с потолка на проводе лампочка. Косой солнечный луч, меняя угол падения и медленно перемещаясь по комнате, смешивал цвета на стене, чуть подсвечивая то один, то другой оттенок, помогая дню плавно соскользнуть в вечер. Комната словно сияла под воздействием замедлившегося времени. Что-то распахивалось во Вселенной, когда он сидел с нами; его тонкий неуловимый аромат пронизывал собой обычные предметы и помещения. Обстановка убаюкивала, и порой его голос возвращал меня к действительности, когда, очнувшись от забытья на низком диване с кучей подушек и уставившись в угол комнаты, я пытался сообразить, где нахожусь.
До меня постепенно начинало доходить, что я уже в течение получаса смотрю на ту самую свисающую с потолка лампочку и что у меня нет ни малейшего желания уйти.
– Духовная кома! – кричал он, если кто-нибудь засыпал, но все равно раз за разом происходило одно и то же.
Мы плавали в потоке его благозвучного, резкого, переливающегося голоса, который, подобно пламенеющим облакам на горизонте, гипнотизировал нас своей природной силой, в то время как он говорил, говорил, говорил… весь день и вечер без остановки.
– Проститутки – единственные, кто реально поставляет товар, и на их улице бывает праздник. Но даже у проституток жизнь когда-то заканчивается!
И так далее и тому подобное.
– Таково мое мнение! – обычно напоминал он нам, когда речь снова заходила о Джидду Кришнамурти. – Он как тот моряк. В каждом порту у него было по девушке. Но одна вещь восхищает меня в этом ублюдке! У него получилось сохранить это в тайне! Когда в деле замешано более одной женщины, это почти невозможно!
Эти фразы, повторяемые многократно, я запомнил наизусть, потому что они самостоятельно вползали в несуществующий ум и прописывались там, независимо от обстоятельств, хотя в его присутствии обстоятельства, похоже, вообще имели мало значения. Встретиться с ним было все равно что открыть дверь в некое безвременное пространство, где вы находили то самое сладкое ничто, подвешенное в обычной жизни как удобный космический стул. Я никогда раньше не сидел так долго без ощущения скуки в ее привычном значении. Абсолютное отсутствие какой-либо деятельности с виду было похоже на скуку, но эффект имело совершенно противоположный. Чем больше я его слушал, тем менее скучно мне становилось. Меня поражало, что целыми днями я мог находиться в комнате, полной незнакомых людей, и беззаботно парить вместе с ними в воздухе как пылинки в луче света по имени Юджи Кришнамурти.
Я никогда не забуду, каким был свет в той комнате. Иногда мне хотелось заснять происходящее на видео, но я понимал, что механическое устройство не в состоянии передать окружавшее его пространство – живое, пульсирующее светом и энергией. В то время я не знал, почему рядом с ним было так легко. Присутствие этого непостижимого человека помещало мир туда, где ему и положено быть, – в забвение. Бледные цвета стен, доносящиеся с улицы бормочущие голоса и ощущение прохладного пола под ногами в сентябрьской жаре Мумбая – вот и все, что существовало. Все остальное стирали его голос, его улыбка, его выпады. Даже если они оказывались крайне резкими, его комментарии вскрывали рану конфликтующего человеческого сознания.
Он снова говорил о духовности:
– Вы все попались на эту чушь. Я отказался процветать на легковерии и доверчивости людей!
А я процветал на голосе, повторяющем фразу с механической точностью. Он испускал непрерывный поток многогранных вибраций, образующих неповторимую музыку. Вибрации рождались с каждым его вдохом и растворялись снова в одном непрерывном движении. Он вздымал и разрушал мысли подобно океану, ритмично накатывающему на берег и размывающему его своими волнами.
