Корпорация счастья. История российского рейва - Хаас Андрей (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
— Красота! Поздравляю вас всех, господа! — воодушевленно воскликнул Тимур в центре нарядной компании единомышленников и друзей.
К центру моста подходили новые и новые группы знакомых, они смешивались с собравшимися и горячо обсуждали невиданную акцию. Горожане, морские курсанты, туристы и просто любопытствующие не понимали, что происходит, но с интересом разглядывали собравшуюся молодежь и выставленные картины, а с проезжей части одобрительно гудели проносящиеся по набережной машины. Где-то в толпе зрителей закричали: «Ура!!»
Было около двух ночи, и до окончания экспозиции оставалось чуть меньше часа. На реке, под разведенными пролетами моста, проплывали черпающие бортами воду баржи и сухогрузы, полные песка и бревенчатых пирамид. Свежий балтийский ветер свободно гулял по широкому пространству Невы, легонько шевелил края вывешенных на мосту полотен. Никто не расходился. Стоя у моста, говорливые компании были поглощены беседами и любовались моментом. Серая пелена короткой ночи светлела, и даль спящего города проступала, постепенно проясняясь. В этих предрассветных сумерках поблекший электрический свет уже был не нужен, и фонари висели в прохладном воздухе желтыми пятнами.
За пять минут до сведения моста добровольные помощники изготовились в ожидании сигнала к действию. В глубине опорных быков заработали машины, мост вздрогнул и стал медленно опускаться. Одна за другой завели двигатели скопившиеся перед мостом машины, ожидавшие часа переправы на другой берег. Когда две части моста соединились, на него бегом устремились люди, спешащие смотать картины и освободить проезжую часть от веревок. В считанные минуты все было убрано, люди в желтых безрукавках оттащили в сторону турникет, и на освобожденный мост рванули автомобили.
Прощаясь, все пожимали друг другу руки, обнимались и, удовлетворенные, постепенно расходились по домам. На Фонтанку отправилась большая компания. Неспешным шагом все добрались до места и засели в гостиной с бутылкой вина. Несколько утренних часов все говорили, смеялись, пили чай и вино, вспоминали подробности прошедшего дня. Для Андрея этот полный радости и треволнений день завершился лишь тогда, когда, перестав что-либо понимать в хитросплетениях разговора, он не прощаясь ушел в свою комнату, повалился в одежде на кровать и мгновенно уснул. Сквозь вязкую пелену сна ему слышались какие-то звуки: в его комнату кто-то входил, в соседней комнате смеялись и где-то рядом трала музыка Постепенно все стихло. В беззвучном забытьи сна Андрей услышал, как рядом с кроватью заскрипел старый паркет, и после этого спящему стало тепло. Кто-то накрыл его пледом.
— Спи, — тихо сказал кто-то голосом Алексея.
— Сплю, — не своим голосом ответил Андрей.
Пробуждение было долгим и приятным. Несколько раз во время его приближения вихреобразный рой сновидений рассыпался карточным домиком, и память беспомощно подхватывала налету последнее, что казалось важным в невообразимой путанице переживаний. Наконец непослушные глаза приоткрылись, и связь ощущений разорвалась окончательно. Андрей понял, что единственное, что еще возможно, так это снова зажмуриться и попытаться досмотреть, чем же закончился этот самый интересный и очень важный сон, беспардонно прерванный отдохнувшим организмом. Ненадолго это удалось сделать, но по тысяче деталей было ясно, что все участники этого небывалого действа уже перестали ему доверять и один за другим исчезают в темной пучине непознанного.
Медленно, но неотвратимо освободившееся пространство разбежавшихся ощущений заполнилось короткими размышлениями. Тело перевернулось на спину, руки раскинулись, и освобожденная от гнета грудь растянулась, как гармошка, и издала при этом звук сипящего зевка.
— Доброе утро! — по старой памяти поздоровался он сам с собой.
Ему стало приятно, как в детстве, когда по воскресеньям мама долго и ненастойчиво будила его доносящимися из глубины дома заманчивыми призывами завтракать. Лежа с открытыми глазами, Андрей стал припоминать переполненный событиями вчерашний день, и на него нахлынули живые переживания, долгая белесая ночь у разведенного моста, кокетничавшая с ним девушка и трогательная, располагающая к откровениям беседа в дружеском кругу при неясном утреннем свете.
Окончательно решив просыпаться, он поднялся и направился к умывальнику. Никого не было видно. Приоткрыв дверь в спальню брата, Андрей заглянул внутрь. Привычный порядок вещей в комнате был нарушен несколькими неизвестными сумками и разбросанными книгами. На пружинном матраце, выпростав голую ногу из-под покрывала, спала та самая коротко стриженная немка, которую Андрей видел несколько раз у них дома, в том числе и на вчерашней выставке. От неожиданности Андрей опешил и отшатнулся от двери, представляя себе, что немка может его увидеть и решит, будто бы он подсматривал за ней во время сна. Ее голая нога его смутила, он стушевался, и мысли, перекрутившись в голове, полетели в разные стороны. Не имея возможности разобраться во всей этой странности, он заскрипел паркетом, подкрался к комнате Миши и взялся за ручку. В ярком свете электрической лампы хозяин комнаты неподвижно сидел за швейной машинкой и тревожно вглядывался в медленно открывающуюся дверь.
— Фу-ты! Дурость какая. Напугал меня! — прошептал Миша. — Ты чего бродишь, как привидение?
— Пошел умываться, заглянул к Леше...
— Знаю, знаю. Ты вчера раньше всех заснул, а мы под утро ездили на Васильевский за ее вещами. Леха уступил ей свою комнату.
— А сам-то он где? — спросил Андрей.
— Он в «крайней» комнате. У тебя за стеной, — нетерпеливо ответил Миша, явно желая закончить разговор.
Через три часа в квартире громко заиграла музыка - проснулся Алексей. Наступил новый и непривычный для всех час официального принятия свершившегося изменения в привычном укладе быта. Не заставляя себя ждать и не оставляя времени для приватных комментариев, в гостиную вошла улыбающаяся Катрин.
— Прыивет! — одновременно всем и почти без акцента сказала она. — Я Катя.
Миша, сидевший у стола заулыбался, а Андрей протянул ей руку для мужского приветствия, но тут же, смутившись,
отдернул ее.
— А-андрей...
Катя засмеялась и сама подала ему руку для пожатия.
— Алоша, спасибо. Я в твоей комнате выспалась, как заныделю, — сказала она, усаживаясь и выкладывая на стол пухлый блокнот и пачку «Ротманс».
— Да, это правда, — ответил Алексей, улыбаясь. — Ты знаешь, это странное место, я здесь могу спать сутками. Даже когда уже не хочу. Просто просыпаюсь и засыпаю снова.
— Moгy, когда не хочу, — медленно повторила Катя, пряча в ладони необоримый утренний зевок. — Да. Я вообщэ в этом городе поняла, што такое спать, никогда так много не спала. А я спать обожаю.
Никто ничего не ответил. В этот миг каждый припомнил все то хорошее, что стояло за взлелеянной годами страстью спать, этим необсуждаемым общим увлечением, где личным было лишь то выражение, которое всегда бывает на лице проснувшегося.
— Чай? — спросил Миша.
— Да, — пропели все сразу.
Алексей, поднявшись из-за стола, подошел к стойке с музыкой и стал перелистывать конверты пластинок. Он извлек черный диск, блеснувший на солнце алмазной дорожкой, и включил проигрыватель. Раздался басовый ритм, затарахтели дробные звуки барабанов, и завыло что-то напоминающее проносящиеся мимо автомобильные сирены. Вся эта масса звуков разной скорости слилась в один, прекрасно ощущаемый общий ритм.
Миша вернулся из кухни с чайником и патронташем чашек.
— Это что?
— «KLF», — не совсем понятно откликнулся Алексей, поднимая над головой конверт с изображением половины лица безволосого андрогена.
— Катя, а как ты оказалась в Ленинграде? — поинтересовался Андрей.
— Я приехала сюда в восемьдесят девятом году как историк искусства из университета Бохума. Один немецкий фонд дал мне стипендию, и я должна была готовить магистерскую диссертацию.
