Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. - Каменецкий Евгений
Да, прожитые годы изменили внешность ветеранов, не скрыть морщин и седин. Но сердце пока стучит (зачастую с перебоями), страдает, радуется, напоминает. Юленька Друнина имела в виду всех нас, фронтовичек, когда писала:
Екатерина Алексеевна поразила меня начитанностью, житейской мудростью, живой памятью. Когда я пригласила ее в гости (отговорив от гостиницы), увлеклись беседой так, что спохватились далеко за полночь. А утром гостья и говорит:
— Ты всегда с самопиской в руках? Что ж, сочиняй, только покажешь мне — вернее будет…
Каждая новая встреча дополняла мои записи с ее поправками. Я узнала так много интересного и важного. С чего же начать? С того, что Катя, работница Одесского завода имени Октябрьской революции, вовсе не помышляла стать танкисткой, а хотела летать? В свободное время она посещала аэроклуб. Тогда ведь многие юноши и девушки занимались в различных клубах, школах, кружках. Осоавиахимовское обучение кто-то умело продумал: пригодились специальности на фронте. Катя умела летать! Она совершила десять прыжков с самолета. В день выпуска посадила «К-2» на аэродроме так, что начальник аэроклуба воскликнул: «Не хуже меня! Учитесь у комсомолки Кати Петлюк!»
Девушка уверенно шла поступать в летную школу. На экзаменах председатель приемной комиссии похвалил: «Молодец, девушка! Ты и пилот, и медсестра, и парашютистка, и меткий стрелок… Но по нашим правилам принять не можем — ростом не вышла — всего-то 5 сантиметров недобрала. Подожди, может, и подрастешь…»
Катя убежала куда глаза глядят. Очутилась в поле, шла по зеленому ковру трав, глотая слезы: «Будто невесту выбирали… Я же не в командующие просилась, а в обыкновенные летчики». Окинула взглядом голубое небо, будто прощалась: «Ну что ж, и на земле пригожусь… Говорят же: „Мал золотник, да дорог“».
На второй день войны она подала в военкомат заявление — примите добровольцем в Красную Армию. По счастливой случайности попала в учебный танковый полк. Отнеслись к ней сначала с недоверием, старались разубедить — служба танкиста сугубо мужская, лучше бы пошла на курсы медиков… Ответила: «Такой уж у меня характер — возьмусь за дело, довожу до конца. И агитировать сумею… личным примером».
Через месяц, изучив материальную часть, вооружение и вождение, сдала экзамены на отлично. Присвоили звание старшего сержанта, специальность — механик-водитель. Вызвал командир. Когда явилась, он говорил с кем-то по телефону, докладывал: «Доставили с завода две больших коробки, три малютки…» Догадалась о чем речь, решила — возьму малютку. Так и сказала командиру. Он улыбнулся: «Вот и окрестили твой танк».
Она любовалась новой машиной. На броне «Т-60» вывела краской ее имя «Малютка». Товарищи подтрунивали: «Ничего себе малютка — 7,5 тонн! Посмотри, какие названия придумали другие — „Грозный“, „Орел“, „Смелый“… Ну ничего, „Малютка“ тебе под стать — сама малютка, крошка…»
Был конец января 1943 года. На своей «Малютке» Катя направилась к Сталинграду. Оглушил жуткий грохот, столбы огня и дыма, стоны, вопли, команды… С ходу в первый бой… Экипаж уничтожил вражеский орудийный расчет вместе с орудием. Открыл счет благодарностям. Катю радовало и другое — доказала себе и другим: девушки механики-водители могут воевать по всем правилам.
И снова танк в кромешном аду… За бои под Сталинградом Екатерину Петлюк наградили орденом Красной Звезды. Эту радость омрачила новость — придется расстаться с «Малюткой». На память о ней взяла часы, которые ныне экспонируются в Музее обороны Сталинграда.
Ждали новые машины и направлялись в новую часть — 91-ю отдельную танковую бригаду. Готовились к битве на Курской дуге. Пришлось Кате пересесть на более мощный танк — «Т-70», на нем и состоялось боевое крещение на пути к Орлу.
Гитлеровцы старались удержаться здесь всеми силами. Рота танкистов ворвалась в село Собакино.
— Я, — вспоминает Екатерина Алексеевна, — управляла машиной, командир, лейтенант Михаил Колов, не отрывал глаз от прицела, вел огонь, ориентируясь по вспышкам выстрелов противника. Снаряды точно попадали в цель. Но и вокруг танка рвались вражеские снаряды. Откуда стреляли? Я заметила повозку с лошадью. Животное то и дело шарахалось в сторону. Как дернется, так вскоре рядом с танком падает снаряд. Смекнула: где-то поблизости от повозки замаскированное орудие. Его обнаружил и лейтенант — первым же выстрелом уничтожил это гнездо. Помчались по дороге, поливая свинцом отступающих гитлеровцев. По земле стелился едкий дым. Дышать стало трудно.
На следующее утро нагрянула вражеская авиация. Разорвавшаяся поблизости бомба пробила кормовую броню, повредила радиатор. Командир приказал: «Товарищ Петлюк, пересядьте к младшему лейтенанту Петру Федоренко: его механика-водителя тяжело ранило, но машина на ходу», Федоренко не очень обрадовался мне:
— Ты пойми, малютка, я тебе доверяю… Но учти — за три дня третьего водителя на мой танк сажают… Невезучая машина… Но торговаться некогда — вперед!
Предстоял жаркий бой за село Философово. Саперы за ночь расчистили проходы на минных полях. Навели переправу. К утру 29 июля 1943 года все было готово к наступлению. Принесла в котелках завтрак и положенные на двоих 200 граммов водки.
— Я пить не буду, — твердо заявил Петр. — Перед боем нужна свежая голова, а храбрости хватит…
Танк стоял у дома. Неожиданно раздался тупой звук: в угол дома угодил снаряд, посыпались осколки. Схватила котелки, кинула в машину. Почувствовала ожог в левой ноге. А командир расстегивал гимнастерку.
— В грудь что-то ударило, — объяснил он и скомандовал: — В машину, заводи, вперед!
Танк вывели к переправе. Опять рядом разорвался снаряд. Управляя правой ногой и руками, свернула машину в сторону. Вели огонь вправо, влево, гасили огневые точки. После дождя хлюпала грязь. Танк одной гусеницей попал в кювет и сел на днище.
— Сами не выберемся, — сокрушалась я. — Товарищ командир, разрешите заглушить мотор, надо поберечь горючее…
— Я же предупреждал, машина невезучая… Будем вести бой с места.
Глянула в щель, крикнула:
— Перед танком — немцы!
— Не вижу цели, — ответил Федоренко. — Опущу пушку и шандарахну… Бачу, Катя!
Снаряд догнал вражеских солдат у блиндажа. Полетели бревна, фашистские лохмотья, комья земли…
— Командир, смотри, слева от дороги, во ржи остановился «Т-34», к нему двигается что-то черное… Коляска!
Мы знали, что немцы применили новое оружие с дистанционным управлением — похожую на коляску мотоцикла самоходку со взрывчаткой. Ее направлял к цели диспетчер.
Петр Федоренко прицелился: выстрел — и коляска уничтожена, танк «Т-34» спасен! Оттуда, из приоткрытого люка, донеслось: «Помогите выбраться». В тот же миг рядом раздался лязг металла, и я увидела в лучах солнца черное от копоти, искаженное гримасой боли лицо своего командира. На его руки, на комбинезон капала кровь. Сжимая пальцами пугающе красный ком, он медленно опускался вниз…
— Петя, ты ранен? Что у тебя в руках? Что это?!
— Не пугайся, — слабо улыбнулся младший лейтенант. — Это мой индивидуальный пакет…
— Подожди, не умирай, сделаю перевязку, протру раны водкой…
— Только не завязывай правый глаз, я еще постреляю…
Бой продолжался до сумерек. Кончились снаряды, иссякли патроны, последние из моего личного оружия достались четырем фрицам… Подумала: «Вот и конец…» Командир, потерявший много крови, был без сознания. Измученная, расстроенная, я не сразу поняла, кто меня зовет:
— Эй, малютка! Что случилось?
Узнала голос командира «тридцатьчетверки» лейтенанта Николая Мищенко. Приоткрыла чуть-чуть люк, крикнула:
— Вытащите нас из этой проклятой ямы! Мы оба ранены.
Товарищи набросили трос на крючок, стронули с места. Управляя танком одной ногой, благополучно прибыла в расположение части. Младшего лейтенанта отправили в тыловой госпиталь. А я после оказания медицинской помощи вернулась в строй. Написала матери Пети Федоренко письмо, рассказала ей все, что знала о ее сыне, об остальном сам доскажет… Получила ответ: не вернется Петя ни в родительский дом, ни в часть — умер от ран…
