И у палачей есть душа - Гиртаннер Маити (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
Лошадей всех реквизировали, но по случайности осталась солома, на которую можно было прилечь. Я принесла офицерам одеяла, подушки, а главное, хлеба и всякой еды. Перед тем, как лечь, я вернулась на террасу. Мне не спалось. Смесь страха и возбуждения мешала уснуть. Всю ночь я снова и снова проделывала предстоящий путь. Мой страх был практического, а не морального порядка: что делать, если мы встретимся с немцами? Больше не было времени спрашивать себя, хорошо или плохо я поступаю. Уверенность крепко сидела в моей голове, сердце и душе: я не могу бездействовать. Глядя на постепенно утопающую в темноте Вьенну, я слышала, как во мне начинают звучать слова Христа, обращенные к Отцу в ночь перед Страстями: «Из тех, которых Ты мне дал, Я не погубил никого» (Ин 18:9). В это мгновение я еще не знала, скольких людей Господь мне доверит, но ни один не должен погибнуть по моей вине.
Рано утром я пошла к ним в конюшню.
Было видно, что они тоже не спали этой ночью. Я приготовила им очень крепкий кофе, двойную порцию.
Наступило время для последних инструкций.
— Сейчас мы пойдем. Я хочу вас перевести одного за другим. Оставьте мне все ваши бумаги, деньги, медали и ценные вещи. Вы найдете их завтра у человека, которого я вам укажу. — Взяв у них документы, я увидела, что одному из них сорок, а другому сорок пять лет. Вот вам и подробности!
Но самое трудное было в другом. Прежде всего нужно было, чтобы они выдержали испытание и не поддались страху, пока не окажутся на той стороне демаркационной линии.
— Даже если вам страшно, старайтесь этого не показывать. Если мы кого-нибудь встретим, абсолютно необходимо, чтобы у вас был естественный вид.
— Легко сказать, — возразил один из них, державший чашку с кофе дрожащей рукой. — Постараемся выглядеть, как близкие друзья. Если понадобится, не стесняйтесь изобразить близость, сделать не принятые в обществе жесты; например, обнимите меня за плечи. А если увидите немцев, я вам разрешаю даже сделать вид, что вы меня целуете. — Только сделать вид. Ничего другого я не ожидала. Следует признать, что в восемнадцать лет я еще ни разу не целовалась с мальчиками. Я не имела ни малейшего представления, каким образом это делается! Перед выходом я их спросила: «Вы христиане?» Несколько удивленные моим вопросом, они поглядели друг на друга и старший из них ответил: «Я был католиком».
— Хорошо, постарайтесь стать им снова. Может быть, Вы оставили Господа, но Он, Он Вас не оставил. Сейчас время о Нем вспомнить. — Тому, кто оставался ждать, я посоветовала изо всех сил молиться за друга, которого я должна была перевести первым. И он это сделал.
Я всегда задавала этот вопрос. Разумеется, это не было условием для того, что я собиралась сделать. Сущность благодеяния, в прямом смысле слова, — богословское понятие Caritas — отдавать себя даром, дарить. Я ставила этот вопрос для них, для этих людей, чтобы в моих словах они черпали силу, которой в себе не подозревали. Пусть они узнают или обнаружат, что в решающий момент своей жизни они были не одни. Пусть знают, что в минуту, когда их шаги станут колеблющимися, Кто-то пойдет впереди них, открывая им путь уверенности. После войны я повидала немногих из них, и, конечно, я не могу знать или судить о пути Господа в их сердцах, но некоторые приехали в Бон повидаться со мной через пять, а то и через десять лет. Многие поведали мне, что благодаря моему простому вопросу они испытали настоящее духовное потрясение.
Момент выхода приближался. По моей просьбе они отдали мне свои деньги. У них были с собой деньги, и они попросили меня принять от них плату за помощь в переходе границы. Я категорически отказалась. Я ни разу не взяла ни сантима за действия в Сопротивлении. Материальное бескорыстие было естественным следствием нравственного бескорыстия нашей деятельности. У меня ни разу не было ни доли сомнений, ни малейшего соблазна в этом вопросе. После войны я узнала, что кое-кто брал деньги за свою помощь. Это удручает, но я не хочу их судить — в конце концов, я не страдала от материальных трудностей. Другие, кому было трудно свести концы с концами, может быть, заключали маленькие сделки с совестью, оставаясь при этом искренними патриотами.
Мы вышли из дому в половине десятого. Я помню время, потому что дозоры немцев были точны, как линейки на нотной бумаге — 8 часов, полдень, 16 часов, 21 час. Не без пяти восемь или восемь часов пять минут, а ровно восемь. Значит, надо было проскочить в промежутке. Была прекрасная погода, что неудивительно, так как стояла середина лета. Мы шли по дороге вдоль Вьенны, которую я прошла накануне вечером. Все шло хорошо, как вдруг невдалеке мы заметили немцев. Это не был обычный патруль, тем не менее это были солдаты из деревни. Я потащила моего спутника на посадки земляной груши, тянувшиеся вдоль поля. Мы отошли на три-четыре метра от дороги и залегли среди земляных груш, высотой около полутора метров. Немцы прошли довольно далеко от нас, но нечего и говорить, что сердца наши сильно колотились. Ожидание длилось всего минут двадцать, но лежать двадцать минут, не двигаясь, ожидая, что вас могут заметить, схватить и взять в плен, — это долго, очень долго! Переждав опасность, мы снова зашагали, но ноги дрожали больше, чем раньше. И наконец, мы подошли к излучине Вьенны, откуда нас больше не было видно из Бона, но где река имела ширину в несколько сот метров. В этом месте мы переплыли реку полностью одетые. Я была хорошей пловчихой, что очень пригодилось, потому что здесь было особенно сильное течение. Я постоянно плавала по Вьенне, но в этот раз мое дыхание было короче, усилие было большим: ясное дело — страх. На другой стороне реки я показала ему, куда идти дальше.
— Сверните направо. Налево вы попадете к немцам. Бегите, бегите как можно быстрее до дерева, которое увидите там, в сотне метров. Там вы окажетесь в свободной зоне. — Можно сказать, это было дерево свободы. Я смотрела, как он бежал. Все для него закончилось хорошо.
Прежде чем переправить его, я попросила, чтобы в Шовиньи он зашел к одному больному фотографу, которому я давала уроки фортепиано. У его дома было большое преимущество: он был расположен у входа в деревню. Мой спутник не мог бы незаметно пересечь центр города в грязной одежде под изумленными взглядами жителей. Нечего и говорить, что у меня не было времени предупредить фотографа, но я знала, каковы его убеждения, и могла не сомневаться, что он придет на помощь французскому офицеру, стремящемуся вновь включиться в борьбу. Так оно и получилось в данном случае. Фотограф принял его без единого вопроса и спрятал в своей комнате, пока через день я не принесла его одежду и вещи.
Первый офицер перешел. Мне нужно было снова переплыть Вьенну и вернуться в Бон, чтобы забрать его товарища. Понятно, что я была вся мокрая, с меня текло ручьем. Я постояла несколько минут на солнце, чтобы слегка подсохнуть. Как объяснить немцам, если они меня застигнут в таком виде? Я решила сказать, что было так жарко, что я решила освежиться вся целиком.
Обратная дорога прошла благополучно, но я порядком тряслась от острого и внезапного осознания того, что я взяла на себя необдуманный риск. От пугающей перспективы, что я должна буду повторять те же действия шаг за шагом дальше. Усталость присоединилась к отрезвлению и привела к головокружению, не прекращавшемуся всю обратную дорогу. Добравшись до посадок земляных груш, я бегом пустилась домой и первым делом переоделась. Увидев, что я пью кофе на кухне, бабушка сделала мне замечание: «В твоем возрасте не пьют кофе среди дня». Затем, заметив, что меня лихорадит, более мягким тоном спросила: «Это тот человек?» — «Да, бабушка. Но есть еще второй». Она подняла глаза к небу, потом уселась в свое кресло в гостиной. Я услышала, что она молится. Я в своем сердце присоединилась к ее молитве и вернулась в конюшню за другим офицером.
Повторилось то же испытание: те же слова утешения и ободрения, те же практические советы, то же предложение отдать себя в руки Господа, тот же путь, тот же страх встречи с немцами, та же боязнь не достичь цели, та же усталость, когда переплываешь Вьенну против течения.
